19

Откуда пришли скифы?

О происхождении скифов Геродот приводит две легенды. Одна версия принадлежит самим скифам, другая — понтийским грекам. Первая легенда гласит: «Как утверждают скифы, из всех племен их племя самое молодое, а возникло оно следующим образом: первым появился на этой земле, бывшей в то время пустынной, человек по имени Таргитай. А родители этого Таргитая, как говорят (на мой взгляд, их рассказ недостоверен, но они все же именно так говорят), Зевс и дочь реки Борисфена.

Такого именно происхожденпя был Таргитай. У него родились три сына: Липоксай и Арпоксай и самый младший Колаксай.

Во время их правления на скифскую землю упали сброшенные с неба золотые предметы: плуг с ярмом, обоюдоострая секира и чаша. Старший, увидев первым, подошел, желая их взять, но при его приближении золото загорелось. После того как он удалился, подошел второй, и с золотом снова произошло то же самое. Этих загоревшееся золото отвергло, при приближении же третьего, самого младшего, оно погасло, и он унес его к себе. И старшие братья после этого, по взаимному соглашению, передали всю царскую власть младшему.

От Липоксая произошли те скифы, которые именуются родом авхатов. От среднего Арпоксая произошли именуемые катиарами и траспиями. От самого же младшего из них — цари, которые именуются паралатами. Все вместе они называются сколоты по имени царя; скифами же назвали их греки.

Скифы утверждают, что именно так они и произошли, лет же со времени их происхождения от первого царя Таргитая до похода Дария на их землю всего, как говорят, не больше тысячи, но именно столько. Это же священное золото цари берегут больше всего и каждый год умилостивляют его большими жертвоприношениями.

Кто на этом празднике, охраняя священное золото, уснет под открытым небом, тот — как считается у скифов — не проживет и года. Поэтому ему дают столько земли, сколько он сможет объехать на коне за один день. Так как страна очень велика, Колаксай разделил ее на три царства между своими сыновьями и одно из них сделал наибольшим — то, в котором хранится золото.

Говорят, что область, расположенную выше обитателей верхних частей страны по направлению к северному

20

ветру, невозможно ни рассмотреть, ни пройти далеко вглубь из-за падающих перьев. Ведь и земля, и воздух наполнены перьями, они-то и заслоняют вид» (IV, 5—7). Такова скифская легенда.

Вторая легенда гласит: «Геракл, угоняя быков Гериона, прибыл в ту, бывшую тогда пустынной землю, которую теперь населяют скифы.

Герион жил за пределами Понта, обитая на острове, который греки называют Эрифея. Он находится возле Гадир, расположенных по ту сторону Геракловых столпов у Океана. Об Океане же на словах утверждают, что он, взяв начало на востоке, течет вокруг всей земли, но на деле этого не доказывают.

Когда Геракл прибыл отсюда в страну, называемую ныне Скифией (здесь его застигли зима и мороз), то, натянув на себя львиную шкуру, он заснул, а кони из его колесницы, пасшиеся в это время, были таинственным образом похищены по божественному предопределению.

Когда же Геракл проснулся, он отправился на поиски. Обойдя всю страну, он, наконец, прибыл в землю, которая называется Гилея. Здесь он нашел в пещере некое существо двойной природы: наполовину ехидну, наполовину деву, которая выше ягодиц была женщиной, а ниже — змеей.

Увидев ее и изумившись, Геракл спросил ее, не видела ли она где-нибудь бродящих коней. Она же сказала ему, что лошади у нее и что она их ему не отдаст, пока он не вступит с ней в любовную связь. Геракл вступил с ней в связь за такую цену.

Она откладывала возвращение коней, желая как можно дольше жить в супружестве с Гераклом, а он хотел, получив обратно коней, удалиться. Наконец, она, возвратив коней, сказала: „Я сохранила для тебя этих коней, забредших сюда, а ты дал награду — ведь у меня от тебя три сына. Ты мне скажи, что нужно делать с ними, когда они станут взрослыми,— поселить ли их здесь (в этой стране я сама господствую) или послать к тебе?“.

Так вот она обратилась к нему с таким вопросом, а он, как говорят, на это ответил: „Когда ты увидишь, что сыновья возмужали, ты не ошибешься, поступив следующим образом: как увидишь, что кто-то из них натягивает этот лук вот так и подпоясывается поясом вот таким образом, именно его сделай жителем этой страны. Того же, кто не сможет выполнить то, что я приказываю, вышли из этой

21

страны. Поступая так, ты и сама будешь довольна, и выполнишь мой приказ".

Натянув один из луков (до тех пор Геракл носил два лука) и объяснив употребление пояса, он передал лук и пояс с золотой чашей у верхнего края застежки и, отдав, удалился. Она же, когда родившиеся у нее дети возмужали, сначала дала им имена: одному из них — Агафирс, следующему — Гелон и Скиф — самому младшему. Затем, вспомнив о наставлении, она выполнила приказанное.

И вот двое ее детей — Агафирс и Гелон, которые не смогли справиться со стоявшей перед ними задачей, ушли из страны, изгнанные родительницей, а самый младший из них — Скиф, выполнив все, остался в стране.

И от Скифа, сына Геракла, произошли нынешние цари скифов. А из-за этой чаши скифы и поныне носят чаши на поясах. Только это мать и придумала для Скифа. Так рассказывают греки, живущие у Понта» (IV, 8—10).

Таковы изложенные Геродотом две легенды о происхождении скифов. Как мы видим, они существенно отличаются одна от другой. При их толковании специалисты высказали немало противоречивых, взаимоисключающих мнений. Излагать эти спорные гипотезы не входит в мою задачу. При желании читатель может ознакомиться с ними в ряде специальных работ: А. М. Хазанова, Д. С. Раевского, Б. А. Рыбакова и других ученых.

Кроме этих легенд Геродот приводит также и исторические предания: «Существует и другой рассказ такого содержания, которому я больше всего доверяю. Скифы-кочевники, живущие в Азии, вытесненные во время войны массагетами, ушли, перейдя реку Аракс, в Киммерийскую землю (именно ее теперь и населяют скифы, а в древности, как говорят, она принадлежала киммерийцам).

При нашествии скифов киммерийцы стали держать совет, так как войско наступало большое, и мнения у них разделились. Обе стороны были упорны, но лучшим было предложение царей. По мнению народа, следовало покинуть страну, а не подвергаться опасности, оставаясь лицом к лицу с многочисленным врагом. А, по мнению царей, следовало сражаться за страну с вторгающимися.

И народ не хотел подчиниться, и цари не хотели послушаться народа. Первые советовали уйти, отдав без боя страну вторгающимся. Цари же, подумав о том, сколько хорошего они здесь испытали и сколько несчастий постигнет их, изгнанных из отечества, решили умереть и покоиться в своей земле, но не бежать вместе с народом.

22

Когда же они приняли это решение, то, разделившись на две равные части, стали сражаться друг с другом. И всех их, погибших от руки друг друга, народ киммерийцев похоронил у реки Тираса, и могила их еще и теперь видна. Похоронив их, народ таким образом покинул страну, и скифы, придя, заняли безлюдную страну.

И теперь в Скифии есть Киммерийские стены, есть и Киммерийские переправы, есть и страна с названием Киммерия, есть и Боспор, именуемый Киммерийским.

Очевидно также, что киммерийцы бежали от скифов в Азию и заселили полуостров, на котором теперь находится эллинский город Синопа. Ясно и то, что скифы, преследуя их, вторглись в Мидийскую землю, сбившись с пути.

Ведь киммерийцы все время бежали вдоль моря, а скифы преследовали их, имея по правую руку Кавказ, до тех пор, пока не вторглись в Мидийскую землю, повернув по дороге во внутренние области страны. Вот так излагается это общее для варваров и эллинов предание» (IV, 12).

Излагая исторические предания о происхождении скифов, Геродот переходит к рассказу об удивительной, легендарной личности. Это — древнегреческий поэт и путешественник Аристей, который побывал даже в земле исседонов, живших далеко за Скифией, и после этого написал свою известную поэму «Аримаспейя», которая, к сожалению, до нас не дошла.

Да и о самом Аристее мы знаем в основном благодаря Геродоту.

Что же пишет о нем «отец истории»? Обратимся к источнику: «Аристей, сын Каистробия, муж родом из Проконнеса, сказал в своих стихах, что, одержимый Фебом, он дошел до исседонов, а что выше исседонов живут одноглазые мужи — аримаспы. Над ними живут стерегущие золото грифы, а выше этих — гипербореи, достигающие моря.

Кроме гипербореев, все эти племена, начиная с аримаспов, всегда нападали на соседей. И как аримаспами вытесняются из страны исседоны, так исседонами — скифы. Киммерийцы же, обитавшие у южного моря, под натиском скифов покинули страну. Таким образом и Аристей не соглашается со скифами в отношении этой страны...» (IV, 13).

Некоторые исследователи ставили под сомнение реальность существования Аристея, но большинство ученых

23

вполне обоснованно считают, что он действительно существовал и совершил путешествие к исседонам.

Когда же этот странствующий поэт побывал в тех далеких землях? Судя по данным Геродота, это было не позднее начала VII в. до н. э. Во время своего путешествия Аристей собрал, надо полагать, немало интересных сведений о жизни кочевников, их истории, обычаях, нравах и т. д. Часть этих ценных наблюдений очевидца использовал Геродот.

Относительно истории Скифии Аристей передает версию, по которой скифы не были коренными жителями северопричерноморских степей, а пришли сюда, вытесненные исседонами, и в свою очередь изгнали с этой земли киммерийцев.

Так рассказывают легенды. Как же решают этот вопрос исследователи? Мнения специалистов на этот счет также разделились. Вопрос о происхождении скифов — одна из узловых проблем современной скифологии. На протяжении многих десятилетий эта тема была и остается в центре внимания крупнейших специалистов.

Множество различных мнений ученых сводится в основном к двум гипотезам. Согласно первой, скифская культура сформировалась на местной, северопричерноморской основе. По второй гипотезе, скифы пришли в Северное Причерноморье из глубин Азии. Обе точки зрения имеют и сильные, и слабые стороны. Но прежде чем попытаться давать им какую-либо оценку, ознакомимся с некоторыми наиболее распространенными заключениями видных специалистов по этой проблеме.

Например, М. И. Артамонов рисует такую картину: «Можно признать, что исторические скифы ведут свое происхождение от народа срубной культуры, в последней трети II тыс. до н. э. вытеснившего из Северного Причерноморья большую часть отождествляемого с киммерийцами народа с катакомбной культурой. Эта западная часть киммерийцев ушла за Дунай и Карпаты и через Балканский полуостров вместе с фракийцами вторглась в Малую Азию. Оставшаяся в Азово-Каспийском междуморье восточная часть киммерийцев в течение нескольких столетий сосуществовала в соседстве с иранской срубной культурой и за это время, как и последняя, утратила многие из своих признаков, а затем, в VIII в. до н. э., переселилась, как и ее западные соплеменники, в Малую Азию, но уже не по западному, а по восточному берегу Черного моря» [7, с. 23].

24

Во многом аналогичную схему дает Б. Н. Граков: «Эта культура у археологов слывет по первому из могильных сооружений то под именем срубной, то под именем срубно-хвалынской, от города Хвалынска на Волге, по месту обнаружения ее позднейшей ступени развития. Скотоводы и земледельцы, эти племена энергично выходили за пределы своей родины и во втором „Хвалынском периоде", за два-три последние века II тысячелетия до н. э. проникали даже за нижнее течение Днепра и Буга. На своем пути они встретили „катакомбную" культуру. Она названа так потому, что для нее обычно было класть погребенных в специальные подземные камеры, т. е. пещерки, часто называемые у археологов катакомбами. Если киммерийцы уже сложились во II тысячелетии, то их первоначальная культура — катакомбная. У племен катакомбной культуры в конце их существования немало подражаний срубной в керамике и в некоторых украшениях. Однако племена срубной культуры (явные предки скифов)... затем начисто вытеснили катакомбную.

Скифы стали сюда проникать, как мы видели, очень рано, еще во II тыс. до н. э. Упрочились они здесь с IX в. до н. э. Однако из общей массы вещей начала I тыс. до н. э. нельзя выделить предметы, которые бы позволили разделить две обособленные культуры. Следовательно, первые скифские насельники по материальной культуре мало отличались или совсем не отличались от туземцев. Совершенно иначе выглядит культура степей с конца VII в. С этого времени вся степь занята однородной, лишь немного отличающейся в отдельных местностях, культурой, которая по праву времени и места не может быть названа иначе чем скифской (рис. 2). Ее появление отчетливо связано с окончательным утверждением кочевых скифов в Причерноморье после 616 г. Но и в ней при всем преобладании новых черт в ряде орудий, особенно в формах посуды, сквозят пережиточные элементы культуры XII—XIII вв. до н. э., т. е. доскифского быта.

Передвижение кочевых скифов из-за Аракса— Волги в конце VII в. прошло почти незаметно археологически именно из-за единообразия культуры и киммерийцев, и земледельческих, и кочевых скифов. Только начиная с конца VII в. во всех черноморских и прикаспийских степях стали выделяться погребения всадников-воинов.

Прочно обосновавшись с конца VII в. до н. э. в северопричерноморских степях, кочевые скифы постепенно образовали здесь мощное государство и служили провод-

25

Рис. 2. Изображение скифов на Воронежском серебряном сосуде

никами товаров из греческих городов побережья в глубину страны. Влияние их материальной культуры сказывается и на западе во Фракии, и на нижнем течении Дуная, и на севере до Молдавии и Западной Украины, где жили племена агафирсов и часть невров. С вторжением сарматов в III в. кончается скифская эпоха» [22, с. 25—26].

Существенным образом от изложенных взглядов отличаются выводы А. И. Тереножкина. Он выделил между срубной культурой и скифской еще одну — культуру типа Черногоровско-Новочеркасского клада, которая представлена двумя последовательными историческими этапами: черногоровским — 900—750 гг. до н. э. и новочеркасским — 750—650 гг. до н. э. Эту культуру ученый отождествил с историческими киммерийцами.

Анализируя имеющиеся памятники, А. И. Тереножкин пришел к выводу, что культура типа Черногоровско-Новочеркасского клада, т. е. киммерийская, не трансформируется в древнейшую скифскую культуру, а чисто механически была вытеснена ею. А сама скифская культура

26

сформировалась, по его мнению, задолго до VII в. до н. э. в Центральной Азии [107].

Каждая из этих основных точек зрения имеет своих сторонников и противников, которые в том или несколько ином виде высказывают свои убеждения.

В последнее время проблема происхождения скифов стала решаться сложнее. В результате открытия в Туве царского кургана Аржан, относящегося к раннескифскому времени, М. П. Грязнов выдвинул идею о независимом и самостоятельном развитии на местной основе не только скифской культуры, но и других родственных ей культур Евразии. Этот вариант гипотезы получил название полицентрической теории происхождения скифов.

В. Ю. Мурзин, анализируя существующие теории происхождения скифов, пытается найти в них общее рациональное зерно. Он отмечает, что в столь несхожих на первый взгляд позициях Б. Н. Гракова и А. И. Теренож-кина имеется определенное единство: первый из этих ученых допускал участие определенного пришлого компонента («скифов-царских») в окончательном формировании скифских племен, а второй — никогда не отрицал присутствия в скифском этносе некоторой части местного доскифского населения.

По мнению В. Ю. Мурзина, точки зрения Б. Н. Гракова, М. И. Артамонова и А. И. Тереножкина на генезис скифской культуры «объективно соответствуют характеру процесса формирования скифского этноса на основе местного и пришлого населения в условиях переднеазиатских походов, игравших роль катализатора в «объединительном процессе» [9, с. 14].

Далее В. Ю. Мурзин приходит к следующим выводам: «Если подходить к рассматриваемой проблеме с этой точки зрения, то становится понятным, что говорить о скифах и скифской культуре можно не ранее VII в. до н. э., поскольку только в VII в. до н. э. вступили во взаимодействие составные элементы будущего скифского этноса и началось формирование соответствующей ей культуры. Выяснение удельного веса каждого из двух данных этнических элементов крайне затруднено. Единственный способ, который при этом можно применить,— археологический. Иными словами, выяснить, пусть даже приблизительно, как формировался скифский этнос, можно только после выяснения путей формирования скифской культуры и определения удельного веса различных по происхождению ее компонентов.

27

В последнее время впутри скифской культуры VII— VI вв. до н. э. намечены три различные по происхождению группы таких компонентов: переднеазиатская, местная и восточная (центральноазиатская)» [9, с. 14].

Как мы видим, В. Ю. Мурзин старается в определенной мере согласовать теорию о местном происхождении скифов («автохтонную») и теорию об их перемещении в Северное Причерноморье из Азии («традиционную»). Такой подход к изучению археологических памятников, конечно, правильный, но он не охватывает всего круга вопросов этой сложной проблемы.

Совсем недавно Д. С. Раевский посвятил рассматриваемой теме специальное исследование. Всестороннее изучение письменных и археологических данных позволило ученому прийти к очень важным и интересным выводам.

Он совершенно правильно отмечает противоречивость и тенденциозность изложенных Геродотом преданий, противопоставляющих киммерийцев и скифов, что плохо согласуется с археологическими данными.

Далее исследователь обращает внимание на многозначность (иерархичность) понятия «скифы» в античной традиции. Он выделяет «скифов первого порядка» (собственно скифские племена, которые по Геродоту (IV, 11) пришли в Северное Причерноморье с востока и чье название распространилось и на других обитателей причерноморских степей) и «скифов второго порядка» (те самые причерноморские племена, которые также стали называться скифами).

Проанализировав весь комплекс имеющихся данных, Д. С. Раевский пришел к следующему заключению: «Скифская культура Причерноморья в традиционном ее понимании — это культура „скифов второго порядка". В ее сложении заметную роль сыграли местные „предскифские" традиции, а затем и древневосточные элементы, воспринятые в эпоху скифских (и киммерийских) походов в Переднюю Азию. Поэтому при исследовании культурной истории ее носителей противопоставление скифов и киммерийцев, характерное для сохраненной Геродотом традиции и порожденное фольклорной версией рассказа об исторических судьбах „скифов первого порядка", лишается реального смысла. Переход в Причерноморье от „кимме-рийской“ эпохи к „скифской" был ознаменован не коренным изменением этнического состава населения региона, а трансформацией и распространением конкретного иле-

28

менного названия на широкий круг обитателей северопон-тийских земель» [43, ч. II, с. 56—57].

Выводы Д. С. Раевского объясняют целый ряд существенных противоречий в письменных источниках, по-новому освещают рассматриваемую проблему и другие связанные с ней вопросы.

Таковы основные точки зрения исследователей о происхождении скифов и скифской культуры. Как мы видим, здесь еще много спорных моментов, много противоречий, неясностей и расхождений.

Но в решении этой проблемы наметился перелом, найдены новые пути изучения всего комплекса имеющих ся письменных и археологических источников. Такой подход дает основания надеяться, что эти давние тайны, связанные с происхождением и ранней историей скифов, будут окончательно разгаданы.

В заключение нельзя не коснуться вопроса о праславянских племенах времен Геродотовой Скифии. Какие племена можно считать праславянскими? Входили ли они в Скифию? Как соотносились в этнокультурном плане праславянские и скифские племена? Эти и другие связанные с ними проблемы, бесспорно, интересуют каждого из нас.

Недавно эта сложная тема была рассмотрена Б. А. Рыбаковым. Исследователь привлек огромный историко-географический и археологический материал, широко раздвинул хронологические и территориальные границы, тщательно проанализировал весь комплекс разнообразных источников и пришел к важным и крайне интересным выводам. Ознакомимся с теми заключениями, которые непосредственно связаны с рассматриваемой здесь темой. Ученый рисует следующую картину:

«К концу бронзового века, к IX—VIII вв. до н. э., западная половина обширного праславянского мира оказалась втянутой в сферу лужицкой (кельтской?) культуры, а восточная половина соприкасалась с киммерийцами (иранцами?), противоборствуя им, но воспринимая некоторые элементы их культуры.

К этому времени относится удивительное совпадение конфигурации двух ареалов: во-первых, чернолесской культуры X—VIII вв. до н. э. и, во-вторых, наиболее архаичной гидронимики, что не оставляет сомнений в праславянском характере чернолесской культуры Среднего Подненровья.

Вероятнее всего, что праславяне чернолесского време

29

ни, вынужденные отражать наезды кочевых киммерийцев, не только научились ковать железное оружие и строить могучие крепости на южной границе, но и создали союз нескольких племен между Днепром и Бугом, получивший название „сколотов". Название это дожило до середины V в. до н. э., когда Геродот зафиксировал его как самоназвание ряда земледельческих племен лесостепного Поднепровья. Союз сколотов мог не охватывать всех праславянских племен восточной половины славянства.

Смена киммерийцев скифами в VII в. до н. э. привела, очевидно, к тому, что сколотский племенной союз вошел в обширную федерацию, условно называвшуюся Скифией. Однако праславяне-сколоты, надо полагать, сохраняли определенную автономию: южная система крепостей, защищавших от кочевников, подновилась, были воздвигнуты и новые крепости. Праславяие-днепряне (борисфениты) имели свой особый морской порт, носивший их имя (милетская Ольвия), путь к которому лежал в стороне от земли царских скифов. И в то же время не подлежит сомнению сильное сращивание праславянской культуры со скифской, восприятие славянской знатью всех основных элементов скифской всаднической культуры (оружие, сбруя, звериный стиль) и в какой-то мере, может быть, даже языка» [95, с. 226—227].

Концепция изложена ясно и вполне убедительно. Не все ее положения бесспорны. Некоторые из них уже сейчас требуют корректировки, например в связи с результатами новейших исследований проблемы этнокультурных отношений киммерийцев и скифов. Но в целом предложенная Б. А. Рыбаковым схема серьезных возражений не вызывает. Часть земледельческих племен лесостепной Скифии — праславяне, т. е. наши предки.

Что же представляет собой территория Скифии? Характеризуя ее, Геродот отмечает: «Эта страна не имеет ничего замечательного, за исключением рек величайших и многочисленных. О том, что представляется достойным удивления, помимо рек и обширности равнины, будет рассказано» (IV, 82).

Реки Скифии — главная ее достопримечательность. И Геродот уделяет им особое внимание, описывает довольно подробно, красочно и крайне интересно. Реки служат ему основой при описании Скифии, являются ориентирами при определении границ между племенами, упоминании городов, поселений, различных географиче-

30

ских объектов. Поэтому и мы познакомимся со скифскими реками по возможности подробнее.

Приступая к описанию рек, Геродот перед этим отмечает непобедимость и недоступность скифов и добавляет: «Это так у них придумано, причем природа земли им благоприятствует и реки оказываются их союзниками. Ведь земля, представляющая собой равнину, богата травой и изобилует водой; рек же течет по ней не меньше по числу, чем каналов в Египте. Те из них, которые чем-нибудь примечательны и, начиная от моря, доступны для кораблей, я назову: Истр с пятью устьями, затем Тирас и Гипанис, и Борисфен, и Пантикап, и Гипакирис, и Герр, и Танаис» (IV, 47).

Первая река — пятиустный Истр — современный Дунай: «Истр — величайшая из всех рек, которые мы знаем. Он всегда течет, имея одинаковый уровень и зимой и летом. Первый начиная с запада из всех рек, которые текут в Скифии, он становится величайшим по той причине, что в него впадают и другие реки. Следующие реки делают его полноводным — по скифской земле протекает их пять; та, которую скифы называют Пората, а эллины Пирет, затем Тиарант, и Арар, и Напарис, и Ордесс. Первая из перечисленных — большая река; протекая на востоке, она сливает свои воды с водами Истра. Вторая из перечисленных — Тиарант — течет более к западу и меньших размеров; Арар, и Напарис, и Ордесс, проходя в промежутке между этими реками, впадают в Истр. Это, собственно, те местные скифские реки, которые делают его полноводным; а из области агафирсов течет Марис и смешивается с Истром» (IV, 48).

Из названных притоков Истра Пората (Пирет) твердо отождествляется с Прутом, сохранившим свое древнее название в несколько искаженном виде. Отождествление остальных притоков вызывает большие разногласия ученых, особенно в связи с тем, что эти вопросы тесно переплетаются с проблемой определения западной границы Скифии. Эти не решенные до сих пор загадки еще ждут своих исследователей.

Далее Геродот называет множество других притоков Истра в его верхнем и среднем течении, затем подробно говорит о полноводности реки: «Вследствие того что все перечисленные реки и многие другие присоединяют к нему свои воды, Истр становится величайшей из рек, так как если сравнить воды одного Истра, то Нил превосходит его обилием вод — ведь ни одна река, ни даже

31

родник не впадают в Нил и не пополняют его воды. Истр всегда течет, имея одинаковый уровень и летом и зимой, по следующей причине, как мне кажется: зимой он имеет свой обычный уровень и становится лишь ненамного больше своих природных размеров, так как зимой эта земля орошается дождем чрезвычайно редко, но снег там идет постоянно. Летом же выпавший зимой обильный снег тает и со всех сторон стекает в Истр. Этот снег, стекающий в Истр, делает его полноводным, а также и ливни, многочисленные и бурные, ведь дожди здесь идут летом. Насколько сильнее солнце притягивает к себе воду летом, нежели зимой, настолько же обильнее то, что примешивается к Истру летом, нежели зимой. Вследствие того что одно возмещается другим, устанавливается равновесие, а поэтому и оказывается, что Истр имеет всегда одинаковый уровень» (IV, 50).

Однако сведения Геродота о постоянном уровне воды в Дунае не подтверждаются. Уровень воды в реке очень неустойчив и неоднократно меняется в течение года.

Для более полного знакомства с Истром обратимся к сведениям других античных авторов. Страбон, например, пишет о нем следующее: «Остаются страны к востоку за Рейном до Танаиса и устья Меотийского озера, а также все пространство, которое охватывает Истр между Адрием и левыми берегами Понтийского моря к югу до Эллады и Пропонтиды. Эта река, величайшая из всех европейских рек, разрезает на две части почти всю сказанную область, протекая сначала к югу, а потом круто поворачивая с запада к востоку и Понту. Она берет начало от западных пределов Германии, недалеко и от самого углубленного пункта Адриатического моря, на расстоянии около тысячи стадиев от него; и вливается же она в Понт недалеко от устьев Тиры и Борисфена, слегка отклоняясь к северу» (VII, 1, 1).

Чуть ниже Страбон дает довольно подробное описание дельты Истра: «Близ устьев Истра есть большой остров Певка; занявшие его бастарны получили название певкипов. Есть и другие острова, но гораздо меньших размеров, одни выше этого острова, другие у моря. Истр имеет семь устьев. Самое большое из них — так называемое Священное устье, по которому до Певки 120 стадиев плавания; на нижней части этого острова Дарий построил мост, хотя он мог бы быть построен и на верхней. Это устье — первое слева для плывущих в Понт, остальные же следуют по пути вдоль берега по направлению к Ти

32

ре; седьмое устье отстоит от первого почти на 300 стадиев. Между устьями-то и образуются упомянутые островки. Три устья, следующие за Священным, не велики, а остальные — гораздо меньше Священного, но больше этих трех. Эфор называет Истр пятиустным. Отсюда до судоходной реки Тиры — 900 стадиев» (VII, 3, 15).

Обратимся теперь к сведениям Плиния. Он посвящает Истру следующий отрывок: «Истоки его в Германии, в горной цепи Абновы, против галльского города Раврика; много миль, именуясь Данувием, он протекает среди бесчисленных народов по ту сторону Альп, пополняясь огромным количеством вод; как только он приближается к Иллирику, получает название Истр; в пего впадает 60 рек, причем почти половина из них судоходные; в Понт он впадает шестью обширными рукавами. Первое устье Певкийское, сразу же за ним находится и сам остров Певка, а на нем ближайшее русло, именуемое Священным, через 19 миль поглощается большим болотом. Из того же русла выше Истрополя образуется озеро окружностью в 63 мили; его называют Гальмирида. Второе устье Истра именуется Наракустома, третье — Калонстома близ Сарматского острова, четвертое — Псевдостома, затем остров Конопон Диабасис, затем устья Бориопстома и Псилонстома. Все эти рукава, каждый в отдельности, настолько велики, что, как передают, они преодолевают море п на расстоянии 40 миль и там чувствуется пресная струя» (IV, 79).

Это описание Плиния существенно дополняет предыдущие данные о дельте Истра. Внимательный читатель, наверное, уже обратил внимание на то, что Геродот указывает пять устьев реки, Плиний — шесть, Страбон — семь. Что это, ошибка древних географов? В чем причина таких расхождений? Кто же из источников прав? Сколько же устьев имел Истр?

Сопоставление сведений античных авторов о дельте Истра показало, что источники действительно указывают разное количество устьев: Тимагет и Аполлоний Родосский — три устья; Геродот, Эфор, Псевдо-Скимн, Дионисий, Арриан, Авиен, Клавдиен, Присциан и др.— пять устьев; Плиний — шесть устьев; Страбон, Овидий, Валерий Флакк, Помпоний Мела, Клавдий Птолемей и др. семь устьев.

Современные исследователи пытались объяснить эти расхождения ошибками античных географов. Однако обвинения оказались необоснованными и напрасными. Как

33

показали комплексные историко-географические исследования, причина расхождений не в ошибках источников, а в палеогеографических изменениях в самой дельте реки. На протяжении последних 2,5 тыс. лет основное русло Дуная постепенно перемещалось с юга на север. Происходило это в виде появления новых, северных рукавов и отмирания старых, южных. А поскольку имеющиеся античные описания дельты разновременны, то и количество упоминаемых в них устьев будет различным. Каждый автор указывает столько устьев, сколько было во времена его источника. Во времена Геродота их было пять.

К дельте Истра мы еще вернемся при рассмотрении похода Дария на скифов. А сейчас продолжим знакомство с Геродотовой Скифией.

После описания Дуная Геродот сообщает: «Одна река у скифов — Истр, а за ним Тирас, который движется в направлении северного ветра; он берет начало из большого озера, которое отделяет Скифию от Неврской земли. У устья Тираса обитают греки, которые называются ти-риты» (IV, 51).

Тирас — современный Днестр — охарактеризован совсем скупо. Так же лаконично описывают эту реку и другие авторы. Псевдо-Скимн, например, сообщает: «Река Тира, глубокая и обильная пастбищами, доставляет купцам торговлю и рыбой и безопасное плавание для грузовых судов. На ней лежит соименный реке город Тира, основанный милетянами» (§ 798—803).

Страбон посвящает Нижнему Поднестровью также небольшой отрывок: «При устье Тиры находится башня, называемая Неоптолемовой, и деревня, известная под названием Гермонактовой. Если подняться по реке на 140 стадиев, то на обеих сторонах встретятся города: один Никония, а другой, слева,— Офиусса; жители побережья этой реки говорят, что если подняться на 120 стадиев, то встретится город» (VII, 3, 16).

Не отличаются особыми подробностями и сведения Плиния: «За Истром же находятся города Кремниски, Эполий, горы Макрокремны, известная река Тира, давшая имя городу на том месте, где, как говорят, прежде была Офиусса; обширный остров на этой же реке населяют тирагеты; он отстоит от Псевдостомы, устья Истра на 130 миль» (IV, 82).

Как мы видим, античные авторы описывают Нижнее Поднестровье весьма скупо. Сведения Псевдо-Скимна,

34

Страбона, Плиппя относятся в основном к послегеродотовскому времени и в данном случае не представляют для нас особого интереса, поэтому не требуют специального комментирования. Здесь пеобходимо проанализировать только данные Геродота.

Сообщение Геродота о большом озере, из которого берет начало Тирас, вызывает споры. Истоки Днестра находятся, как известно, в Карпатских горах. Как же понимать слова «отца истории»? Одни ученые считают, что это сообщение лишено всяких оснований, а Геродот следует общей концепции, согласно которой реки берут начало из озер или с гор. Другие исследователи пытаются найти словам древнего автора реальное объяснение и считают, что речь идет здесь об обширных болотах в верхнем течении реки, которые во времена разлива превращались в одно большое озеро, из которого русло Тираса вытекало дальше на юг. Такое мнение представляется достаточно убедительным. В верхнем течении Днестра действительно имеются болотистые места, которые во времена Геродота, когда реки были более полноводными, превращались в период половодья в большое озеро.

Как отмечает «отец истории», у устья Тираса обитают греки, которые называются тириты. Он не указывает конкретных населенных пунктов, а только в самом общем виде говорит о существовании здесь греческих поселений. Однако некоторые исследователи абсолютно необоснованно считают, что Геродот называет здесь город Тиру. Такое мнение явно ошибочно.

В Нижнем Поднестровье во времена Геродота существовало более десятка греческих поселений.

Греки начали освоение этого региона после Нижнего Побужья, уже в VI в. до н. э. Одна из основных причин этого заключается в том, что приднестровские степи были окраиной территории Скифии. А эллины стремились обосноваться в первую очередь в устье таких крупных водных артерий, как Днепр и Южный Буг, которые вели в центральные районы Скифии (рис. 3).

В VI в. до н. э. оседлого скифского населения в Нижнем Поднестровье практически не было. Сюда лишь изредка заходили отдельные кочевья.

Древнегреческие переселенцы осваивали низовья Тираса постепенно и весьма своеобразно. Их первым центром в этом регионе был, надо полагать, город Офиусса. Это красивое звучное имя в переводе означает «Змеиный остров». Где же он находился?

35

Рис. 3. Торговые пути древнегреческих городов Северного Причерноморья в Скифию во второй половине VII — начале VI вв. до н. э. (по И. Б. Брашинскому)

а — городище (поселение); б — курган (погребение); в—древнегреческие города; г — путь поступления неясен. Стрелки указывают основное направление связей

Вопрос об Офиуссе несколько столетий вызывал оживленные дискуссии и острые споры исследователей. Одни ученые отождествляли ее с городом Тирой, другие считали отдельным, самостоятельным городом, но не могли отыскать его развалины.

В последние годы в результате комплексного изучения письменных, археологических, палеогеографических, картографических и других источников мною была выдвинута гипотеза о том, где искать Офиуссу [4, с. 87—101].

Читатель, наверное, обратил внимание на сообщение Плиния о том, что на реке Тире обширный остров населяют тирагеты. Что же это за остров? Река Днестр при впадении в море образует, как известно, обширный Днестровский лиман. И никакого острова ни в самом лимане, ни в низовьях реки нет. Как же понимать сообщение Плиния? Достоверна эта информация или ошибочна?

Ключ к этой разгадке и некоторым другим дала палеогеография. Выяснилось, что в античное время, когда

36

уровень Черного моря был ниже современного как минимум на 5 м, Днестровского лимана не существовало вообще. На его месте была дельта реки из двух рукавов, между которыми раскинулся обширный дельтовый остров. Именно этот остров и упоминает Плиний. Здесь, как сообщает источник, обитали тирагеты, т. е. геты, живущие на Тире.

Указанный дельтовый остров существовал и в VI в. до н. э. Есть достаточно оснований предполагать, что именно здесь и основали эллипы свое первое поселение в этом регионе — Офиуссу. Боясь возможных стычек с местным населением, они предпочли на первых порах обосноваться в не совсем удобном, но более безопасном месте.

Укрепив свое положение, эллины стали осваивать и коренной берег. Где-то во второй половине VI в. до н. э. на левобережье у современного с. Роксоланы появился город Никоний. Позже возникла целая цепь небольших сельских поселений, которые вошли в округу Микония.

Постепенно необходимость в островном поселении отпала. И жители Офиуссы перебрались на правый коренной берег. Название «Офиусса», т. е. «Змеиный остров», уже не соответствовало новому географическому положению. И город стал называться по имени реки — Тирой.

Позже, когда уровень Черного моря стал повышаться, дельтовый остров постепенно скрылся под водой. И на его месте заплескались волны образовавшегося Днестровского лимана.

Таким образом, и Офиуссу, и поселения тирагетов следует искать под водой. Нам удалось провести здесь небольшие подводные археологические разведки. Обнаружены остатки нескольких поселений, существовавших на дельтовом острове.

Полученные результаты подкрепляют изложенную гипотезу. Разумеется, она требует дальнейшей разработки и дополнительной аргументации. Будем надеяться, что новые подводные исследования помогут окончательно решить эти интереснейшие вопросы.

Во времена Геродота ведущее положение в Нижнем Поднестровье занимал Никоний. Город вел оживленную торговлю с крупными центрами античного мира, а также С местными племенами, которые обитали выше по реке. Некоторое время судьба Никония была самым тесным образом связана со Скифией. Речь об этом пойдет в одной

37

из следующих глав, которая посвящена трагедии скифского царя Скила.

Прежде чем завершить рассмотрение сведений Геродота о районе Тираса, необходимо сказать и о такой интересной достопримечательности. «Отец истории» пишет: «У реки Тираса показывают след Геракла, находящийся в скале; он похож на след ноги человека, по по величине он размером в два локтя» (IV, 82).

Где же находилась указанная скала? Определить это, к сожалению, уже невозможно. Вероятнее всего, это результат причудливой игры природы на какой-то заметной скале одной из известняковых террас Днестра. А с распространением культа Геракла в Скифии это своеобразное углубление в скале стали связывать с его именем.

Таковы сведения Геродота о райопе современного Днестровского лимана и побережья самого Днестра. Затем античный автор переносит пас сразу в район Днепровско-Бугского лимана. О побережье моря между этими районами не сказано пи слова. Во времена источника здесь, вероятно, не было пи древнегреческих, ни скифских поселений.

А позднее на берегах современной Одесской бухты появились гавань исиаков и гавань истриан, в устье Дофиновского лимана — местечко Скопелы, а в устье Тилигульского лимана— город Одесс, от которого получила свое название современная Одесса.

После Тираса Геродот переходит к описанию Гипаниса — современного Южного Буга: «Третья река — Гипанис — движется из пределов Скифии, вытекая из большого озера, вокруг которого пасутся дикие белые лошади. Это озеро правильно называется матерью Гипаниса. Возникающая из него река Гипанис на расстоянии пяти дней плавания еще узкая и вода в ней пресная, а отсюда до моря на расстоянии четырех дней плавания вода чрезвычайно горькая. Ведь в нее впадает горький источник; настолько горький, что, хотя и невелик по размерам, он придает свой вкус Гипанису, одной из немногих больших рек. Источник этот находится в пределах страны скифов-пахарей и ализонов ¹. Название источника и той местности, откуда он вытекает, по-скифски Эксампей, на языке же эллинов — Священные пути. Вблизи земли ализонов Тирас и Гипанис сближают свои излучины, но отсюда

¹ В других списках «Истории» — алазоны.

38

каждый из них поворачивает и течет так, что промежуток между ними расширяется» (IV, 52).

Как мы видим, Геродот характеризует Южный Буг довольно подробно. Особый интерес вызывает его сообщение о большом озере, из которого вытекает река. Мнения исследователей на этот счет разделились. Ведь в верховьях Южного Буга никакого озера нет. Одни ученые считают, что такое озеро существовало только в воображении Геродота, другие стараются найти реальное объяснение этому сообщению. Дело в том, что в верхнем течении реки имеется много болот и озер. Именно они, по мнению Г. Думшина, Я. Зборжила, во время разливов превращались в одно большое озеро, которое считалось матерью Гипаниса.

Такая точка зрения представляется наиболее правильной. На мой взгляд, упоминаемое Геродотом озеро находилось в районе Винницы. Здесь Южный Буг течет по широкой заболоченной долине, в которой много озер и прудов. В половодье они превращаются в одно большое озеро, о котором и сообщает нам «отец истории».

Особый интерес вызывает горький источник Эксампей. Где же находился этот приток Гипаниса? Почему был горьким? Что означает название Священные пути?

Эти и другие связанные с Эксампеем вопросы уже несколько столетий вызывают оживлённые споры исследователей и окончательно не решены до сих пор.

Какой же из левых притоков Южного Буга в древности назывался Эксампеем? Одни ученые приходят к выводу, что это — Синюха, другие — Мертвовод, третьи — Гнилой Еланец, четвертые — Черный Ташлык [4, с. 140 и след.].

Всесторонний анализ имеющихся данных приводит к выводу, что Эксампеем называлась именно Синюха. Ее местоположение полностью отвечает всем необходимым требованиям для отождествления с этим горьким притоком.

Почему же Синюха была горькой? Ответить на этот вопрос помогают сведения римского писателя Витрувия Поллкона. В своем сочинении «Об архитектуре» он пишет: «Есть источники, берущие свое начало из горького земного сока, с чрезвычайно горькой водой; такова река Гипанис в Понте. Река эта течет от истоков приблизительно 40 миль, имея воду очень сладкую на вкус, затем достигает места, отстоящего от устья на 160 миль; там она принимает очень небольшой источник. Он, впадая в

39

реку, делает всю огромную массу воды в ней горькой, так как течет по такой земле и жилам, откуда добывают сандараку, и вода в нем делается горькой» (VIII, 3, 11).

Как мы видим, Витрувий связывает горький вкус воды Эксампея с землей, по которой он протекает. Действительно, названные притоки Южного Буга содержат фосфатные и медистые примеси, которые значительно ухудшают вкус воды. В этом отношении очень показательны сами названия этих речек — Синюха, Мертвовод, Гнилой Еланец, Черный Ташлык.

Они говорят сами за себя и не требуют особого комментария.

Но Эксампей выделялся среди соседних притоков своей особой соленостью. Почему?

Ответ на этот вопрос дают, как мне кажется, данные о том, что именно в верховьях Синюхи до недавнего времени существовало несколько соленых озерцов. Вода в них по солености не отличалась от морской. Здесь почти до нашего времени (начало XIX в.) в больших количествах довольно интенсивно добывали соль. В древности тут были значительные залежи соли. Протекая через эту местность речка становилась исключительно соленой и существенно изменяла вкус воды в Гипанисе.

Следует отметить также, что некоторые исследователи предлагают иное объяснение. По их мнению, вкус воды в Гипанисе ухудшала морская вода, проникавшая к верховьям лимана.

Действительно, в настоящее время при нагонных ветрах морская вода заходит далеко в лиман. Но ведь речной сток сейчас ничтожно мал, так как уходит на орошение земель, водоснабжение городов и различные другие нужды народного хозяйства. А в древности Гипанис был более полноводным и все свои воды выносил в море. И сильное течение реки не позволяло морской воде заходить далеко вверх.

В другом месте своего труда Геродот вновь возвращается к Эксампею. «Отец истории» попытался выяснить численность скифов. Рассказывая об этом, он приводит крайне интересные сведения: «Численность скифов я не мог точно узнать, но слышал об их числе различные сообщения: что их очень много и что скифов как таковых мало. Однако вот что мне наглядно показали. Есть между реками Борисфеном и Гипанисом местность, название которой Эксампей. Об этой местности я упоминал незадолго до того, сказав, что в ней есть источник горькой

40

воды; вода вытекающая из пего, делает воду Гипаниса негодной для питья.

В этой местности находится медный котел по величине в шесть раз больше кратера у устья Понта, который посвятил Павсаний, сын Клеомброта. А тому, кто его никогда не видел, я разъясню это следующим образом: медный котел в Скифии свободно вмещает шестьсот амфор; толщина этого скифского медного котла— шесть пальцев. Этот котел, как говорили местные жители, сделан из наконечников стрел. Пожелав узнать численность скифов, их царь, имя которого Ариант, приказал всем скифам, чтобы каждый принес один наконечник стрелы; а тому, кто не принесет, он угрожал смертью.

Так вот было доставлено множество наконечников, и он решил оставить памятник, сделав его из этих наконечников. Из них он сделал именно этот медный котел и посвятил его в этот Эксампей. Вот что я слышал о численности скифов» (IV, 81).

Как мы видим, этот отрывок насыщен самой разнообразной информацией, которая вызывает множество вопросов: и о самом медном котле, и о его размерах, и о количестве наконечников стрел, и о скифском царе Арианте и т. д.

Что же это за котел? И почему Ариант задумал сделать именно котел?

Дело в том, что котлы, медные или бронзовые, были весьма важными предметами в жизни скифов (рис. 4). Об этом в определенной мере свидетельствуют этнографические параллели. У осетин, например, в языке которых, обычаях, обрядах сохранились многие скифские отголоски, котлы играли большую роль и ценились очень дорого, огромный общинный котел у них хранился в святилище. Во время больших празднеств в этом котле готовили пищу для всего селения или даже для нескольких соседних селений.

В других источниках имя Арианта не упоминается. Поэтому некоторые исследователи считают его мифическим царем, другие же признают его конкретным историческим лицом и даже пытаются определить время его царствования: конец VII в. до н. э. или конец VI в. до н. э. Эти предположения остаются пока бездоказательными. Будем надеяться, что со временем появятся новые данные, которые помогут полнее осветить этот интересный вопрос.

Для чего же Ариант задумал это мероприятие? Ис-

41

Рис. 4. Скифский бронзовый котел из кургана Раскопана Могила

следователи полагают, что царь предпринял своеобразную перепись подвластного ему населения, для того чтобы упорядочить сбор налогов.

В этой связи интересно следующее обстоятельство. В VI в. до н. э. в Нижнем Побужье были широко распространены медные монеты в виде наконечников стрел, так называемые монеты-стрелки. Поэтому, возможно, сама перепись уже представляла собой сбор дани, на что указывал Б. Н. Граков.

Какой же была численность скифов во времена Арианта? На этот вопрос пока нельзя дать точный ответ. Сведения Геродота дают нам весьма приблизительные отправные данные для расчетов.

Котел Арианта вмещал 600 амфор и толщина его равнялась шести пальцам. Исходя из этих данных, А. Н. Щеглов и К. К. Марченко попытались определить численность скифов [121, с. 51]. Для проведения расчетов была взята форма котла из кургана Солоха и наконечники стрел VI в. до н. э. весом от 3,2 до 3,9 г,

42

В Вычислительном центре Института социально-экономических проблем АН СССР по программе, выполненной А. Н. Мальгиным, были проведены соответствующие расчеты. Получено 36 вариантов количества наконечников стрел, необходимых для отливки котла. Наименьший вариант предполагает следующие цифры: вес котла — 21 654 кг, емкость — 11 760 л, количество наконечников — 6,155 млн штук. Наибольший вариант: вес котла — 41 771 кг, объем — 19 440 л, количество наконечников — 13,009 млн штук.

Полученные цифры, как отметил Е. В. Черненко, совершенно нереальны. В чем же причина? Сами расчеты, разумеется, не подлежат сомнению. Видимо, сведения Геродота не совсем точны.

Однако это не дает оснований сомневаться в существовании самого котла. Геродот описывает этот котел и связанные с ним события абсолютно реально. Бесспорно, в Эксампее стоял огромный бронзовый котел, рассказы о котором разнеслись далеко за пределами Скифии.

Многие исследователи, исходя из фразы Геродота: «Однако вот что мне наглядно показали», после которой идет рассказ о котле Арианта, полагают, что Геродот лично видел описываемый котел. Это обстоятельство является главным аргументом для вывода о том, что Геродот, собирая сведения о скифо-персидской войне, посетил Скифию, в частности Ольвию и ее окрестности. Свое путешествие он совершил, как полагают ученые, примерно в середине V в. до н. э.

Таковы вкратце сведения о котле Арианта. Закономерен вопрос о том, какова же судьба этого гигантского котла. Мог ли он сохраниться в целости до наших дней?

Серьезно этим вопросом никто не занимался. Вероятнее всего, что этот выдающийся памятник скифских мастеров погиб в водовороте бурных событий минувших столетий. Возможно, сведения о нем сохранились еще в каких-то источниках. Нельзя исключить и предположение, что знаменитый котел Арианта уцелел и лежит сейчас где-то в земле Эксампея. Может, удача ждет кого-то из энтузиастов?

В Эксампее, как считают специалисты, находилось общескифское святилище. Поэтому именно здесь и находился котел Арианта.

Интересно отметить, что Д. С. Раевский, развивая свою мысль о «скифском четырехугольнике» как о простейшей модели организованного мира, считает Эксампей

43

геометрическим центром этого четырехугольника, т. е. центром мира: «Урочище Эксампей, таким образом, do данным Геродота, располагается в геометрическом центре этого четырехугольника. Вряд ли это обстоятельство случайно. Выше уже отмечалось, что четырехугольная Скифия есть отражение представления об организованной Вселенной. В упорядоченном же мире, согласно архаическим представлениям, максимумом сакральности обладает именно центр мира, через который проходит axis mundi и где в начале мира совершился акт творения, приведший к созданию упорядоченного космоса...

Показательно, что Геродот толкует название Эксампей как Святые (Священные) Пути. Сакральные же свойства центра мира определяются прежде всего тем, что именно через него пролегает кратчайший путь, „связывающий землю и человека с Небом и Творцом". Именно „центр мира" является обычно местом проведения праздника, воспроизводящего в ритуале события „начала мира". Поэтому есть все основания полагать, что скифский праздник проходил именно в урочище Эксампей, а сообщаемые Геродотом данные о местоположении этого урочища в значительной степени условны, так как подчинены не реальной географии, а концепции о четырехугольной конфигурации мира и о его центре» [86, с. 114].

Изложенные рассуждения Д. С. Раевского вполне убедительны и заслуживают пристального внимания. Но их совершенно несправедливо отверг Б. А. Рыбаков: «Древнее, идущее из энеолита представление о квадратном пахотном поле автор неправомерно применяет к чисто географическому, подлежащему измерению реальному понятию. Неправомерно и признание Эксампея центром „модели организованного мира“ — ведь сторона скифского квадрата равнялась 20 дням пути, а до Эксампея было всего четыре дня» [95, с. 211—212, прим. 22].

Этот единственный аргумент Б. А. Рыбакова ошибочен и основан на недоразумении. Во-первых, Геродот говорит о четырех днях плавания, а не пешеходного пути. А эти расстояния далеко не одинаковы. День пути, как уже говорилось, равен примерно 36 км, а день плавания, как показали многочисленные расчеты по данным Геродота,— 55—58 км [4, с. 145—148]. Следовательно, четыре дня плавания — это более шести дней пешеходного пути. Во-вторых, по Геродоту, четыре дня плавания — до устья реки Эксампей, а не до самой местности с таким же названием, где стоял котел Арианта. Эта местность находи

44

лась в верховьях реки, примерно в четырех днях пути от ее устья. Следовательно, местность Эксампей находилась примерно в десяти днях пути от моря, т. е. в самом центре «скифского четырехугольника».

Вернемся, однако, к рассказу Геродота и продолжим знакомство с реками Скифии.

После Гипаниса Геродот переходит к описанию Борисфена — современного Днепра: «Четвертая река — Борисфен — величайшая из рек после Истра и самая полноводная, по нашему мнению, не только среди скифских рек, но и среди всех других, кроме египетского Нила; ведь с ним невозможно сравнить никакую другую реку. Из остальных Борисфен самый полноводный; он предоставляет прекраснейшие и изобильнейшие пастбища для домашнего скота. В нем водится много превосходнейших рыб. Вода на вкус очень приятная; рядом с мутными потоками он течет чистый. Урожай на его берегах бывает превосходнейший, а там, где землю не засеивают, растет чрезвычайно густая трава. У устья его сами собой отлагаются огромные запасы соли. Здесь водятся огромные бескостные рыбы, которых называют антакаями; их доставляют для засаливания. Есть и многое другое, также достойное удивления.

Протекая с севера, он известен до местности Герр, до которой сорок дней плавания, но никто не может сказать, по землям каких людей он течет выше. Ясно, что он течет через пустыню в страну скифов-земледельцев; ведь эти скифы обитают по его берегам на расстоянии десяти дней плавания. Только у этой реки и у Нила я не могу указать источники и, полагаю, не может никто из эллинов. Там, где Борисфен течет недалеко от моря, с ним сливается Гипанис, впадая в одну и ту же заводь. Находящаяся между этими реками клинообразная полоса земли называется мысом Гипполая; на нем воздвигнут храм Деметры. Напротив храма у Гипаниса обитают борисфениты» (IV, 53).

Как мы видим, Днепру уделено гораздо больше внимания, чем остальным рекам. Здесь и характеристика самой реки, и сообщение о природных богатствах этого региона, и упоминание о границах обитания*скифов-земледельцев, борисфенитов, и сведения о палеогеографии Днепровско-Бугского лимана, и указание о храме Деметры. Ценны и интересны данные, касающиеся многих важных вопросов древней истории и географии Северного Причерноморья. Рассмотрим некоторые из этих проблем.

45

Начнем со сведений о течении Борисфена. Геродот сообщает, что от его устья до местности Герр сорок дней плавания. Это расстояние слишком велико. Оно противоречит другому сообщению «отца истории», согласно которому все расстояние от моря до северной границы Скифии равно двадцати дням пути (IV, 101). Поэтому ученые подвергают сомнению правильность первой цифры.

В чем же причина такого несоответствия? Этот вопрос вызывает оживленные дискуссии на протяжении нескольких столетий, но до сих пор не решен окончательно. На этот счет высказаны самые различные точки зрения.

Еще в начале XVIII в. Т. Байер предложил вместо сорока дней (τεσσεράκοντα) читать четырнадцать дней (τεσσέρον καί δέκα). Предложенная этим исследователем конъектура была принята многими филологами и издателями, но не стала общепринятой и встретила категорические возражения со стороны некоторых специалистов, которые полагали, что сорок дней плавания вверх по реке — не слишком много по сравнению с двадцатью днями сухопутного движения.

Ф. К. Брун, а вслед за ним Ф. А. Браун пытались найти другое объяснение. По их мнению, сорок дней плавания измерены не от устья Борисфена, а от его верховьев. Недавно Б. А. Рыбаков, основываясь на этом переводе текста, пытался определить, чему равен день плавания по реке.

К совершенно иному выводу пришли А. Хансен, Б. Н. Граков, Л. А. Ельницкий. По их мнению, сообщение о сорока днях плавания до Герр связано с тем, что именно сорок дней длилась у скифов похоронная процессия в те же Герры, где находятся могилы скифских царей. Эти сорок дней траурного путешествия могли при описании Борисфена превратиться в сорок дней плавания по реке.

Необходимо отметить также предположение о том, что число сорок у Геродота употребляется, возможно, метафорически, означая при этом условно большое число. Например, «отец истории» отмечает сорок устьев Аракса (I, 202), сорок дней пути вдоль Нила (II, 29).

Итак, мы вкратце ознакомились с четырьмя основными точками зрения.

1. Вместо сорока дней читать четырнадцать.

2. Измерять сорок дней плавания не от устья, а от верховьев реки.

46

3. Сорок дней плавания связаны с сороками днями похоронной процессии.

4. Число сорок у Геродота условное и означает множество.

Попытаемся проанализировать эти точки зрения. Первая из них — чистая догадка, которая основана на сходстве в написании чисел сорок и четырнадцать и требует исправления текста. Но у нас нет никаких объективных оснований допускать такую ошибку. Поэтому рассматриваемая точка зрения не может быть принята, как мне представляется.

Стремление отсчитывать сорок дней плавания не от устья реки, а от ее верховьев связано с неправильным переводом текста. У Геродота ясно сказано, что речь идет о нижнем течении Борисфена, а не о верхнем. Иное толкование источника ошибочно. Ошибочны и основанные на неправильном переводе расчеты относительно дня плавания по реке.

Объяснение о том, что сорок дней плавания у Геродота появились в связи с сорока днями похоронной процессии, представляется достаточно убедительным. Здесь могла сработать примерно такая логическая цепочка. Похоронная процессия заканчивается в Геррах. Длится она сорок дней. Течение Борисфера известно до Герр. Следовательно, от устья до Герр сорок дней плавания.

Этот логический вывод сделан, видимо, самим Геродотом. Не имея сведений о длине известной части Борисфена, он, надо полагать, сопоставил имеющиеся данные по указанной схеме и получил сорок дней плавания. Этой цифрой «отец истории» и дополнил фразу о течении реки, о чем свидетельствует конструкция рассматриваемого предложения: «Протекая с севера, он известен до местности Герр, до которой сорок дней плавания, но никто не может сказать, по землям каких людей он течет выше». Главное предложение содержит мысль о том, что Борисфен известен до Герр и что никто не знает его верхнего течения. Сюда вклинивается придаточное предложение «до которой сорок дней плавания», дополняющее первую часть главного.

Теперь несколько слов относительно предположения о том, что число сорок у Геродота условное и означает множество. В целом, возможно, так оно и есть. Но в данном случае, как уже говорилось, сорок дней плавания появились благодаря данным о сорокадневной похоронной процессии, а вот откуда взяты эти траурные сроки — не

47

ясно. Возможно, эти сорок дней связаны с религиозными представлениями о существовании человеческой души после биологической смерти.

Таким образом, сорок дней плавания — чересчур большое расстояние для нижнего течения Борисфена. Эта цифра, по всей вероятности, связана с сообщением о сорокадневной похоронной процессии и не отражает реального расстояния от устья реки до Герр.

Рассмотрим еще один интересный вопрос. Описывая Борисфен, Геродот отмечает, что скифы-земледельцы «обитают по его берегам на расстоянии десяти дней плавания». В другом же месте источник сообщает, что земля скифов-земледельцев «простирается на одиннадцать дней плавания вверх по Борисфену» (IV, 18). Налицо явное несоответствие. В чем же причина?

Одни исследователи пытались объяснить это несоответствие испорченностью текста, другие полагали, что несогласующиеся между собой сведения взяты из разных источников. Но такие объяснения представляются неубедительными и не снимают поставленного вопроса.

Для того чтобы полнее понять второе сообщение, процитируем полностью весь отрывок: «Если перейти Борисфен, первая от моря страна — Гилея, если же идти вверх от нее — там живут скифы-земледельцы, которых эллины, живущие у реки Гипанис, называют борисфенитами, а самих себя ольвиополитами. Эти скифы-земледельцы населяют землю к востоку на протяжении трех дней пути, доходя до реки, название которой IIантикап; в сторону северного ветра эта земля простирается на одиннадцать дней плавания вверх по Борисфену. Выше над ними пустыня на большом пространстве. За пустыней живут андрофаги, племя особое и отнюдь не скифское. Страна, находящаяся выше них, уже настоящая пустыня, и никакого человеческого племени там нет на всем известном нам протяжении» (IV, 18).

Сравним оба отрывка. В одном при описании Борисфена сообщается о том, что «эти скифы обитают по его берегам на расстоянии десяти дней плавания», а в другом говорится о том, что «в сторону северного ветра эта земля простирается на одиннадцать дней плавания вверх по Борисфену». Если внимательно вчитаться в эти отрывки, мы увидим, что они не противоречат друг другу, а указывают два чуть-чуть разных расстояния. Одиннадцать дней плавания — это расстояние, на которое простирается скифская земля, а десять дней плавания — это

48

расстояние, на котором обитают скифы-земледельцы. А недостающий день плавания приходится на Гилею.

Необходимо отметить, что к аналогичному выводу пришел в свое время Ю. Г. Виноградов, полагая при этом, что одиннадцать дней плавания измерены от устья Борисфена вверх по течению, а десять дней плавания — в обратном направлении, одиннадцатый же депь приходится на Гилею. Однако прибегать к такому допущению нет никакой необходимости, да и возможности. Из источника ясно следует, что в обоих случаях расстояния измерены в одном направлении — вверх по течению: одиннадцать дней плавания отсчитаны от устья реки и определяют протяженность земли скифов-земледельцев, а десять дней плавания указывают границы их обитания, день плавания, приходящийся на необитаемую Гилею, «опущен».

При описании Борисфена Геродот указывает храм богини плодородия Деметры. У читателя сразу же возникают вопросы. Что это за храм? Где он находился? Как выглядел? Что он представляет собой сегодня?

Ответить на эти вопросы совсем не просто. Они долгое время были предметом оживленной дискуссии, но так и остались нерешенными до конца. По Геродоту, этот храм находился на мысу Гипполая между Борисфеном и Гипанисом. Где же расположен сам мыс Гипполая?

Начиная с XIX в. многие исследователи отождествляют мыс Гипполая с современным мысом Станислав, расположенным между Днепровским и Бугским лиманами. Его местоположение в общем-то соответствует данным Геродота. Здесь ученые и искали храм Деметры. Но... не нашли. Поиски не дали никаких результатов. Тогда храм стали искать не на самом мысу Станислав, а в его окрестностях. Но и здесь не было никаких следов. В этой связи возникает вопрос, а действительно ли мыс Станислав назывался в древности мысом Гипполая? Исследователи стали высказывать разные точки зрения. Одни сомневались в правильности этого отождествления, другие отстаивали его. Так, например, П. О. Бурачков отождествил с мысом Гипполая Болошскую косу, расположенную на правом берегу Бугского лимана выше Ольвии. Эту точку зрения подверг критике В. В. Латышев. Но Бурачков настаивал на своей гипотезе, и его выводы вновь были совершенно справедливо отвергнуты Латышевым, так как предлагаемая локализация противоречила указаниям источника.

В послевоенные годы началась планомерные археоло

49

гические разведки побережья Днепровско-Бугского лимана. Был детально обследован и мыс Станислав. Но и на этот раз поиски не дали никаких результатов. Тогда Ф. М. Штительман предположила, что храм Деметры был построен на самой оконечности мыса Станислав и обрушился в лиман в результате интенсивного размыва берега.

В последние десятилетия в ходе дальнейших исследований античных поселений Нижнего Побужья вновь встал вопрос о храме Деметры. Каждое новое поколение исследователей возвращается к этой загадке и пытается отыскать указанный Геродотом храм. Опять пришлось вернуться к вопросу о локализации мыса Гипполая. С ним отождествляли как мыс Станислав, так и соседний мыс Пугач. Но самые тщательные обследования и в том и в другом месте не дали нужных результатов. Загадка осталась нераскрытой.

Где же искать этот загадочный храм? Ключ к разгадке дает палеогеография. В первую очередь обратимся вновь к Геродоту и внимательно перечитаем нужные нам сведения: «Там, где Борисфен течет недалеко от моря, с ним сливается Гипанис, впадая в одну и ту же заводь. Находящаяся между этими реками клинообразная полоса земли называется мысом Гипполая; на нем воздвигнут храм Деметры. Напротив храма у Гипаниса живут борисфениты» (IV, 53).

Во-первых, мыс Гипполая, по Геродоту,— «клинообразная полоса земли». Аналогичную характеристику этому мысу дает знаменитый оратор Дион Хрисостом, побывавший в Ольвии где-то в конце I в. н. э. В своей «Борисфенитской речи» помимо других ценных сведений он приводит крайне интересное описание рассматриваемого района: «Случилось мне летом быть в Борисфене, когда я после изгнания прибыл туда морем, имея в виду, если можно будет, пробраться через Скифию к гетам, чтобы посмотреть, что там делается. И вот я в рыночный час прогуливался по берегу Гипаниса. Надо знать, что, хотя город и получил название от Борисфена вследствие красоты и величины этой реки, но как ныне лежит на Гипанисе, так и прежде был выстроен там же немного выше так называемого Гипполаева мыса, на противоположном от него берегу. Мыс этот представляет собой острый и крутой выступ материка в виде корабельного носа, около которого сливаются обе реки; далее они представляют уже лиман вплоть до моря на протяжении почти 200 ста

50

диев; и ширина рек в этом месте не менее. Большая часть лимана представляет собой мели, и при безветрии поверхность воды там постоянно гладка, как на озере. Лишь с правой стороны заметно течение воды, и плывущие с моря по течению заключают о глубине; отсюда-то реки изливаются в море вследствие силы течения; если бы его не было, вода легко могла бы быть задержана сильным южным ветром, дующим в устье.

В остальной части лимана берега болотисты и покрыты густым тростником и деревьями; даже в самом лимане видно много деревьев, издали похожих на мачты, так что неопытные корабельщики ошибаются, правя к ним, как бы к кораблям. Здесь есть также много соли, и отсюда получает ее покупкой большинство варваров, а также эллины и скифы, живущие на Таврическом полуострове. Реки впадают в море у укрепления Алектора, принадлежащего, как говорят, супруге царя савроматов» (XXXVI, 2).

Как мы видим, у Диона Хрисостома мыс Гипполая — это «острый и крутой выступ материка в виде корабельного носа». Такая характеристика полностью подтверждает определение Геродота — «клинообразная полоса земли». А нынешний мыс Станислав никак не соответствует приведенным описаниям. Это — большой, выступающий в лиман мыс, образованный изгибом береговой линии, отнюдь не такой уж клинообразный и не похожий на корабельный нос.

Во-вторых, и у Геродота, и у Диона Хрисостома Гипполаев мыс находится между реками. Борисфен и Гипанис образуют этот мыс, ниже его сливаются друг с другом и впадают в общий лиман. А мыс Станислав омывается водами только Днепровского лимана. Кроме того, Днепр и Южный Буг в настоящее время не сливаются друг с другом, а впадают соответственно в Днепровский и Бугский лиманы, которые образуют один общий Днепровско-Бугский лиман.

Все эти несоответствия показывают, что за прошедшие 2,5 тыс. лет береговая линия в рассматриваемом районе существенно изменилась. Дело в том, что времена Геродота приходятся на пик так называемой фанагорийской регрессии Черного моря. Уровень моря тогда был ниже современного как минимум на 5 м. Поэтому береговая линия в мелководных районах выглядела в деталях иначе.

Что же представлял собой во второй половине I ты

51

сячелетия до н. э. район современного Днепровско-Бугского лимана? Комплексное изучение письменных, археологических и палеогеографических данных, проработка крупномасштабных батиметрических карт, а также палеогеографических карт с указанием древних русел Днепра и Южного Буга дали возможность построить схематическую реконструкцию береговой линии района.

Основные положения полученной палеогеографической реконструкции сводятся к следующему. Современных Днепровского и Бугского лиманов тогда не существовало. По их долинам протекали соответственно Днепр и Южный Буг. Примерно в средней части современного Днепро-Бугского лимана реки сливались и затем впадали в общий лиман, устье которого находилось у Очаковского мыса, т. е. там же, где и сегодня. От коренного берега между реками длинным высоким узким клином вытянулся к месту их слияния мыс Гипполая. На его оконечности и находился храм Деметры.

В результате повышения уровня моря в позднеантичное — средневековое время долины Днепра и Южного Буга постепенно были затоплены. Началось интенсивное разрушение коренных берегов. Не обошла эта участь и Гипполаев мыс. Метр за метром перемалывали волны эту узкую полоску суши, безжалостно уничтожая все, что там находилось. Так был разрушен и рухнул в лиман храм Деметры. Его развалины разбросаны на дне лимана и перекрыты слоем современных осадков.

Где же искать остатки разрушенного храма? Примерный ориентир дает нам Дион Хрисостом. Согласно его сообщению, древний лиман раскинулся почти на 200 стадиев, а у вершины лимана находился мыс Гипполая. Какой именно стадий здесь использован, мы не знаем. Поэтому возьмем для расчетов самый короткий и самый длинный стадий— 150 м и 210 м. Отсюда получим, что вершина древнего лимана, а следовательно, и мыс Гипполая находились примерно в 30—42 км к востоку от Очаковского мыса. Уточнить эту цифру помогают палеогеографические карты. По имеющимся данным, русла Борисфена и Гипаниса сливались примерно в 30—32 км восточнее Очаковского мыса. Вероятнее всего, источник Диона Хрисостома пользовался стадием в 157 м — наиболее распространенным стадием, которым измерено подавляющее большинство расстояний на Понте Эвксинском. Таким образом, храм Деметры следует искать примерно в 30—32 км к востоку от Очаковского мыса. Отсюда до мыса

52

Рис. 5. Схематическая палеогеографическая реконструкция района Днепровско-Бугского лимана для второй половины I тыс. до н. э.

1 — современная береговая линия; 2 — примерные контуры древнего лимана; 3 — затопленные ныне древние русла Борисфена (Днепра) и Гипаниса (Южного Буга)

Станислав еще 12 — 14 км. Иными словами, разрушенный лиманом клин коренного берега между Борисфеном и Гипанисом равнялся примерно 12—14 км. На остальных участках лиман просто затопил долины этих рек. Затем уже в результате абразии, усилившейся в последние столетия, началось интенсивное разрушение коренных берегов на всем побережье обширного Днепровско-Бугского лимана (рис. 5).

Такова в общих чертах предлагаемая палеогеографическая реконструкция и локализация храма Деметры. Разумеется, некоторые положения остаются гипотетичными и требуют дальнейшей аргументации и уточнений. Но основные выводы представляются достаточно убедительными уже на этой стадии разработки. Последнее слово здесь за подводными археологическими исследованиями с помощью гидролокатора, эжектора и новейшей аппаратуры для такого рода работ. Будем надеяться, что в скором будущем они принесут свои результаты.

Вернемся, однако, к сведениям Геродота о скифских реках и продолжим знакомство с районом Днепровско-Бугского лимана. После Гипаниса и Борисфена Геродот указывает реку Пантикап: «Об этих реках достаточно. А после них — другая река, пятая, название которой Пантикап. Течет он также с севера и из озера, а посредине между ним и Борисфеном обитают скифы-земледельцы; втекает же он в Гилею, а миновав ее, соединяется с Борисфеном» [IV, 54].

Итак, Пантикап. Какой же приток Днепра назывался этим именем? Этот вопрос долгое время вызывает ожив

53

ленные споры исследователей и до сих пор не решен. Дело в том. что описанию источника не соответствует ни один левый приток Днепра. По этому поводу ученые высказывали самые различные мнения.

Наибольшее распространение получили следующие две точки зрения. Одни ученые отождествляют Пантикап с Копкой, левым притоком Днепра. Другие исследователи считают возможным отождествить Пантикап с Ингульцом, правым притоком Днепра. Высказаны и иные точки зрения. Но пи одна из этих речек не отвечает необходимым требованиям.

Локализация Пантикапа остается одной из загадок географии Скифии. Этот сложный, запутанный вопрос ждет своего исследователя.

Далее Геродот сообщает: «Шестая река — Гипакирис, которая, устремляясь из озера и протекая посредине области скифов-кочевников, впадает в море близ города Каркияитиды, направо от себя оставляя Гилею и так называемый Ахиллов бег» (IV, 55).

Гипакирис чаще всего отождествляют с рекой Каланчак, которая впадает в Каркшштский залив. Но эта точка зрения не является общепринятой. Некоторые исследователи видят в Гипакирисе озеро Донузлав, расположенное в 30 км северо-западнее Евпатории. Единого мнения на этот счет пока нет.

Затем «отец истории» указывает; «Седьмая река — Герр — ответвляется от Борисфена в том месте этой страны, до которого русло Борисфена известно. Ответвляется она в этой стране, а название имеет то же, что и сама страна,— Герр. Протекая к морю, она разделяет область кочевников и область Царских скифов, впадает же в Гипакирис» (IV, 56).

Река Герр также не нашла еще своего места на современной географической карте. Этот вопрос долгое время вызывал, пожалуй, самые бурные споры специалистов по локализации рек Геродотовой Скифии. Исследователи высказывали самые различные точки зрения. Наиболее популярны две гипотезы.

Одни ученые отождествляют Герр с р. Конкой, другие — с р. Молочной. Обе точки зрения имеют как сильные, так и слабые стороны. Этот вопрос также остается пока одной из загадок географии Скифии.

Таким образом, вопрос о локализации трех речек — Пантикапа, Гипакириса и Герра — представляет собой один тесно переплетенный загадочный клубок. И решать

54

его необходимо в комплексе, т. е. локализовать все три речки, а не какую-то одну. Только в таком случае полученные выводы будут звучать веско и убедительно. Здесь важна полная картина поисков всех трех речек в одном специальном исследовании. И конечно же, тут не обойтись без широкого привлечения палеогеографических данных. Ведь в рассматриваемом регионе произошли серьезные изменения берегов, не учитывать которые абсолютно нельзя.

Здесь не место для решения этого сложного вопроса. Он требует детального рассмотрения большого количества различпых данных, тщательного анализа и обстоятельной аргументации. Сделать это можно в статье, специально посвященной указанной проблеме. Остается надеяться, что в скором будущем кто-то из исследователей возьмется разгадать эту давнюю тайну. Ведь от нее зависит и локализация скифских племен.

После этих загадочных рек Геродот совсем кратко описывает реку Танаис — современный Дон: «Восьмая река — Танаис, которая течет сверху, устремляясь из большого озера, впадает же в еще большее озеро, называемое Меотийским, которое разделяет царских скифов и савроматов. В этот Танаис впадает другая река, название которой Гиргис» (IV, 57).

Как мы видим, пограничная скифская река Танаис охарактеризована весьма скупо. Видимо, Геродот не располагал достаточными сведениями.

Танаис обычно отождествляют с современным Доном. Но некоторые исследователи считают, что в древности верхней частью Танаиса считался не Дон, а Северский Донец. Так что этот вопрос также требует специального рассмотрения. С ним связана и локализация реки Гиргис, в которой видят обычно Северский Донец.

Таким образом, мы познакомились со сведениями Геродота о скифских реках. Здесь, как неоднократно говорилось, еще достаточно много нерешенных проблем, интересных, даже загадочных вопросов, которые ждут своих исследователей.

Подготовлено по изданию:

Агбунов М. В.
Путешествие в загадочную Скифию.— М.: Наука, 1989,— 191 с. 31 ил,— (Серия «Страницы истории нашей Родины»).
ISBN 5-02-004620-5
© Издательство «Наука», 1989