Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
96

Историки 5

Если вообще памятники греческой литературы важны как исторический источник, то тем более труды историков, ибо они являются для нас источником, так сказать, вдвойне: они не только

5 Creuzer F. Die historische Kunst der Griechen in ihrer Entstehung und Fortbildung. Leipzig, 1803 (2. Aufl. 1845); Ulrici H. Charakteristik der antiken Historiographie. Berlin, 1833 (оба сочинения устарели) ; Schafer Arn. Abriss der Quellenkunde der griechischen Geschichte. 4. Aufl. Leipzig, 1889;
97

отражают в себе, до некоторой степени, современную им эпоху, но и содержат изложение самой истории (насколько удовлетворительное и достоверное, это, конечно, другой вопрос).
Элементы начальной историографии. Греческая историография в начальной стадии своего развития тесно связана с эпосом 1. Эпические поэмы и были в сущности древнейшею историею для греков. Греки долго верили в существование героев, подвиги которых воспевались, в действительность всего того, о чем рассказывалось в эпосе. Гомер был для них историческим свидетелем.
Начальная греческая историография имеет связь с произведениями т. наз. кикликов, бравших сюжеты из круга сказаний о Троянской и Фиванской войнах, и с поэмами о возвращении героев из-под Трои, т. наз. Νόστοι, в которых воспевались основания (κτίσεις) знаменитых городов этими героями. В особенности же она связана с эпосом гесиодовским, генеалогическими поэмами, устанавливавшими родословную богов и героев, которою должна была дорожить господствовавшая тогда аристократия, и представлявшими иногда историю отдельных племен и поколений, а также с эпосом географического содержания, вроде, например, «Аримасповой поэмы» Аристея — рассказа о фантастическом путешествии в страны к северу от Понта (Герод. IV, 13 сл.). В подобных произведениях от поэзии оставалась лишь одна внешняя форма, и переход к прозе был естествен.

Wachsmuth К. Einleitung in das Studium der alten Geschichte. Leipzig, 1895; Seeck O. Die Entwicklung der antiken Geschichtsschreibung. Berlin, 1898; Bury J. В. The Ancient Greek Historians. London, 1909; Peter Η. Wahrheit und Kunst. Geschichtschreibung und Plagiat im klassischen Altertum. Leipzig; Berlin, 1911; ср.: Stemplinger Ed. Das Plagiat in der griechischen Literatur. Leipzig; Berlin, 1912. Много наблюдений и замечаний у Wilamowitz-Moellendorff Ulr. v. Aristoteles und Athen. Berlin, 1894. 2 Bde.; Gutschmid Alf.v. Kleine Schriften. Leipzig, 1889. Bd. I; 1893. Bd. IV; Gompertz Th., Busolt G., Meyer Ed. Forschungen... На русском языке в особенности подробно о логографах: Куторга М. С. Собр. соч. СПб., 1896. T. I(несколько устарело).
1 Gutschmid Alf. 1,1 сл.; Stahl J. M. // Neue Jahrbücher für Philologie. 1896; Мищенко Φ. Г. Геродот (2-е изд. M., 1888). I. С. V след.
98

Проза как стиль могла появиться и одновременно с поэзией, но развилась она в Греции во всяком случае позже нее. Необходимым условием для ее развития была письменность, без которой она не могла существовать: поэтическая речь, с ее ритмом и складом, легко запоминалась и могла долго храниться в народной памяти; прозаическую же, вольную речь запоминать было трудно, и она забывалась и искажалась бы, не будь письма 1. Проза должна была удовлетворить вновь назревшим потребностям: деловая речь, особенно с цифрами и именами, плохо укладывалась в форму метрической речи. Древнейшими памятниками греческой прозы, кроме надписей, служат разного рода записи или списки, αναγραφαί,— победителей на играх 2, должностных лиц, жрецов или жриц и т. п., например эфоров в Спарте (с 755 г.), архонтов-эпонимов в Афинах (с 683/682 г.), жриц Геры в Аргосе или жрецов Посейдона в Галикарнассе, с указанием продолжительности службы каждого жреца. Последний список сохранился в виде надписи (CIG. II, № 2655; Dittenberger, II2, 608; Michel, 877). Списком победителей на пифийских играх занимался и Аристотель, и в Дельфах недавно найден даже декрет в честь этого философа, выражающий ему благодарность за его труд.
В таких àvaγραφαι мы имеем первые точно определенные хронологические даты. Нужно однако иметь в виду, что начальные имена в подобных списках нередко вымышленные и внесены впоследствии, дабы пополнить пробелы и возвести список от момента его

1 Веселовский А. Н. Три главы из исторической поэтики. СПб., 1899. С. 205-206.
2 Наиболее известен список Олимпийских победителей, с 776 г. до P. X. Он дошел до нас в обработке Юлия Африкана, писателя III в. по P. X., и приводится в хронике Евсевия. Недостоверность начала этого списка доказывает Körte A. Die Hypothesis zu Kratinos' Dionys-Alexandros / / Hermes. 1904. XXXIX. Недавно среди папирусов из Оксиринха (о которых ниже, во второй части «Введения») найден список победителей на олимпийских играх за 480-468 и 456-448 г. до P. X. (изд. во II т. The Oxyrhynchus-Papyri. 1899). О нем см.: Robert С. Die Ordnung der Olympischen Spiele und die Sieger der 75-83. Olympiade / / Hermes. 1900. XXXV; Diels H. Die Olympionikenliste aus Oxyrhynchos / / Hermes. 1901. XXXVI.
99

составления, без перерыва, к отдаленному прошлому, иногда ко временам мифическим. Например, упомянутый выше список жрецов Посейдона начинается с Теламона, сына самого бога.
В различных городах имелись и местные записи или хроники, вроде, например, Лаконской (Λακωνικαί αναγραφαί), которая велась еще во времена Агесилая (Plut., Ages., 19) и содержала в себе между прочим имена царей, победителей на карнейских празднествах и проч., или Сикионской таблицы, с именами царей, жриц аргосских, поэтов и музыкантов (Plut. De mus. 3).
Не говорю уже о древних договорах и о законах, записанных на камне и тому подобном материале и принадлежащих к категории надписей.
Итак, эпос, преимущественно гесиодовский, генеалогический, и списки и записи, àvaγραφαί,— вот два главные элемента, из которых развилась греческая историография, в ее первоначальной форме. К ним затем надо присоединить устные, большею частью местные предания и сведения или наблюдения, являвшиеся результатом путешествий.

Логографы 1

Родина греческой историографии — там же, где и родина греческой науки вообще, философии, эпоса и лирики,— колонии по малоазиатскому побережью, преимущественно Иония 2, и близлежащие острова. До V в. это был центр политической, умственной и художественной жизни греков, и тут были благоприятные условия для возникновения и развития исторической литературы. Ряд политических перемен, падение монархии, утверждение аристократии, рост демократии и борьба с нею,—

1 Сохранившиеся отрывки см.: «Fragmenta Historicorum Graecorum», издан. Карлом Мюллером (в собр. Didot); Шеффер В.А. Очерки греческой историографии // КУИ. 1883—1884, где можно найти перевод отрывков 5 логографов и подробный комментарий; Lippert J. Quaestiones logographicae. Leipzig, 1895—1896; Jacoby F. Über die Entwicklung der griechischen Historiographie... // Klio. IX. 1909.
2 Относительно Ионии см.: Хогарт Д. Иония и Восток. Шесть лекций, прочитанных в Лондонском университете // ИИАК. 1914.
100

все это совершалось прежде всего в малоазиатских колониях. Здесь умственный кругозор был шире; греческий мир соприкасался с миром восточным; греки сталкивались или сближались не только друг с другом, но и с другими народами, знакомились с их строем, их культурой. Здесь развивалась торговля и завязывались сношения с различными странами, иногда весьма отдаленными,— с понтийскими берегами, Египтом, далеким Западом. И здесь именно должны были пробудиться индивидуализм и потребность в самосознании, в изучении прошлого, в ближайшем ознакомлении с различными странами и городами и в описании их...
Первых греческих историков, предшественников Геродота, принято называть логографами1, и хотя против такого термина в применении к древнейшим эллинским историкам иногда возражали, но мы для удобства можем его удержать, помня однако, что в сущности между «логографами» и «отцом истории», Геродотом, нет непроходимой бездны и коренного различия, а напротив — существует связь, так что и в данном случае наблюдается известная постепенность развития и перехода одной формы в другую.
Характеристика логографов. Сочинения логографов целиком не сохранились; они дошли до нас лишь в фрагментах, в виде ссылок и цитат других, более поздних авторов, которые не всегда, конечно, воспроизводили буквально цитируемый текст, а большею частью передавали своими словами лишь общую мысль. Это — произведения историко-мифологического и географического содержания, представляющие местные хроники, сказания об основании городов, генеалогии героев и героических родов и описание земель 2. В них мы можем найти историю как греческую, так и варварскую,

1 Так называет Фукидид своих предшественников (I, 21). Это слово означало вообще прозаиков; затем (например, в IV в.) оно служило техническим выражением для обозначения тех, кто за деньги писал для других судебные речи.
2 См. характеристику логографов у Дионисия Галикарнасского (который называет их, впрочем, не логографами, a αρχαίοι σνγγραφεΐς). De Thuc. 5 (p. 818), 6-7 (p. 822-823), 23 (p. 863); цитаты можно най-
101

но не в связи, а отдельно по странам и народам. Произведения логографов имеют много общего с эпосом, который служил для них образцом, причем ближе примыкают к эпосу гесиодовскому, нежели гомеровскому. Мифы и саги, генеалогии и т. п. занимают в них чрезвычайно видное место. Еще Страбон заметил, что историки, подобные Кадму, Ферекиду, Гекатею, писали свои произведения, подражая поэтическому изложению, разрешив только стих, но сохранив прочие поэтические свойства (I, 2, 6, р. 18). А об одном из логографов, Акусилае, говорили, что он просто переложил Гесиода в прозу. Центр тяжести изложения у логографов падает на времена мифические; они не умели еще отделять историю от мифа. Но замечается и шаг вперед по сравнению с эпосом. Важно уже было то, что это были произведения прозаические, первые образцы исторической прозы. Далее, воспроизводя мифы и с особенною подробностью останавливаясь на временах мифических, логографы затем переходили нередко и к событиям позднейшим, доводя изложение до своего времени, касались, следовательно, событий чисто исторических. Они интересовались историей не только греческою, но и иноземною, миром варварским, обращали внимание на этнографию, на черты бытовые, на местные сказания, памятники и т. п. Многие из логографов предпринимали путешествия, иногда далекие, так как это было лучшим способом почерпнуть необходимые сведения о странах и народах. В ту пору история находилась в неразрывной связи с географией; они шли и развивались рука об руку, и такие логографы, как Гекатей, были в то же время и географами. Некоторые логографы пытались установить точную хронологию и наряду с мифами, эпосом и сказаниями обращались к хроникам отдельных городов и материалу документальному, в то время, правда, еще очень скудному,— к спискам жрецов или жриц, сановников и т. д. Наконец, у наиболее выдающихся логографов замечаются и первые попытки критического отношения к материалу, первые проблески исторической критики и рационализации ходячих мифов и сказаний.

ти и в: Abriss der Quellenkunde. Bd. 1—2 / Hrsg. Α. ν. Schäfer, Η. Nissen. Lepzig, 1881-1882. S. 9-11.
102

Кадм. Первым логографом, по свидетельству древних, был Кадм из Милета 1 (во второй половине VI в.), автор сочинения об основании Милета. Но еще в древности высказывались сомнения в принадлежности ему ходившего под его именем сочинения, а в наше время многие признают самую личность Кадма, первого логографа, мифическою, первообразом которой послужил Кадм финикиянин, легендарный изобретатель греческой азбуки. Вопрос в данном случае не имеет, впрочем, значения, так как из произведений Кадма все равно ничего не сохранилось.
Наиболее выдающиеся логографы — Гекатей и Гел-ланик.
Гекатей. Гекатей 2 — самый замечательный из всех предшественников Геродота. Недаром Гераклит цитирует его вместе с Гесиодом, Пифагором и Ксенофаном в числе мудрейших эллинов, а Керкид из Мегалополя считал за счастье умереть и встретить на том свете людей, подобных Пифагору, Гомеру и Гекатею. Гекатей происходил из Милета и был современником Ионийского восстания. В тогдашних событиях он играл довольно видную роль. Зная силы Персии, он был против восстания, а когда его увещания не подействовали, он советовал — и тоже тщетно — по крайней мере воспользоваться сокровищами Аполлонова святилища в Бранхидах, полагая, что лучше употребить их на усиление флота, нежели отдать на разграбление персов (Герод. V. 36). Уже это до некоторой степени характеризует нам знаменитого логографа и его воззрения. Хотя Гекатей и предвидел печальный исход восстания, но он не покинул своих соотечественников, и есть известие, что когда восстание было подавлено, он был отправлен в качестве ходатая к Артаферну и успел склонить его к возвращению автономии греческим городам.
Он был не только историком, но и географом: ему принадлежит исторический труд под заглавием «Генеалогии» или «Истории» (в

1 Gomme A. W. The Legend of Cadmus and the Logographoi // JHS. XXXIII, 2.
2 Tropea, Ecateo da Mileto. Messina, 1896—1897; большая статья Jacoby F. //RE. 1912. VII.
103

4-х кн.) и «Землеописание» (Περίοδος γης или Περιήγησις) 1. В последнем Гекатей описывал Европу, Азию и Африку (Ливию) и присоединил географическую карту, усовершенствовав древнейшую карту, составленную впервые Анаксимандром. В Милете, одном из тогдашних центров мировой торговли и греческой культуры, Гекатей мог добыть немало сведений о чужих краях от купцов и моряков. Но он и сам много путешествовал («муж многостранствовавший», 'ανηρ πολυπλανης, как называл его один древний географ). Несомненно, например, что Гекатей лично побывал в Египте. Глубокая древность истории и культуры этой страны должна была оставить в нем сильное впечатление и повлиять на его отношение к греческой легендарной истории, к мифам и сказаниям, должна была побудить его раздвинуть границы человеческой истории и сузить пределы того периода, когда, по мнению греков, действовали не обыкновенные смертные, а боги и герои.
У Гекатея замечается уже некоторый рационализм, и у него мы встречаем первые опыты исторической критики. В этом отношении знаменательны слова, которыми он начинает свою «Историю»: «Я пишу, что считаю истинным, ибо у эллинов существует много рассказов и, как мне кажется, смешных» (fr. 332). И Гекатей старается, по возможности, устранить элемент сверхъестественный, сделать мифы и сказания правдоподобными. Так, по его объяснению, Цербер, доставленный Гераклом Еврисфею,— страшная змея, обитавшая у Тенара и названная псом Аида потому, что укушенный ею немедленно умирал от ее яда (fr. 346). Геракл похитил стада у Гериона вовсе не на острове Эрифее по ту сторону великого моря: Герион был царем на материке близ Амбракии и Амфилохов, и отсюда-то Геракл увел коров, да и это, по мнению Гекатея, подвиг немалый (fr. 349). Египет сам вовсе не являлся в Аргос, а так называется мыс, где аргивяне производят суд (fr. 357). Все это не мешало,

1 Неосновательность сомнений в подлинности «Землеописания» (или, по крайней мере, одной части его) доказана Гутшмидом: Gutschmid Alf .v. Kleine Schriften. T. IV. Leipzig, 1893, и Дильсом: Diels H. Herodotos und Hekataios / / Hermes. XXII. 1887.
104

однако, Гекатею выводить свой род в 15-м колене от божества (Герод., II, 143)!
Для характеристики приемов Гекатея не лишены интереса его объяснения происхождения собственных имен и названий. По его мнению, например, Хиос назван по Хиосу, сыну Океана, или от снега (χιών), который там бывает в большом количестве, или же по имени нимфы Хионы (fr. 99); Тенедос — Τεννου εδος, жилище Тенна (fr. 139); Синоп получил название от пьяницы амазонки, ибо Синоп есть испорченное Санап, а у фракийцев, наречием которых говорят амазонки, санапами называются пьяницы (fr. 352), и т. д. Нам теперь подобные этимологические объяснения, конечно, покажутся ребяческими и смешными, а для того времени они — знаменательное явление.
Как видно из приведенных выше примеров, критика Гекатея — чисто субъективная: критерием для него служит правдоподобное, возможное, естественное, да и этот принцип не проводится последовательно: вспомнить его собственную родословную! Но все же, по сравнению с господствовавшею еще наивною верою в богов и героев, как изображали их мифы и сказания, в сверхъестественное и чудесное, это являлось крупным шагом в развитии греческой критической мысли.— Гекатей же пытался внести в свою историю некоторый хронологический порядок, считая по поколениям и полагая на каждое поколение по 40 лет.— Наконец, у него наблюдаем уже как бы переход от чисто местной истории к более общей.
Гелланик. Гелланик Митиленский 1 — последний по времени из логографов. Собственно говоря, он может быть к ним причислен лишь с оговоркою: он не предшественник, а скорее младший современник Геродота; жил он долго и был свидетелем

1 Niese В. Die Chroniken des Hellanikos // Hermes. 1888. XXIII; Meyer Ed. Forschungen zur alten Geschichte. I; Wilamowitz-Möllendorff U. v. Aristhoteles und Athen. II; ср.: Memoriae oblitteratae // Hermes. 1876. XI; facoby F. // RE. VIII. 1912; Lehmann-Haupt C. F. Chronologisches zur griechischen Quellenkinde. 1. Hellanikos, Herodot, Thukydides// Klio. 1906. Bd. VI. Heft 1.
105

последних лет Пелопоннесской войны. В числе его произведений была и Ατθίς, «Аттида», т. е. история или хроника Аттики, первый опыт в этом роде. Таким образом, Гелланик, заканчивая собою как бы эпоху логографов, с другой стороны, открывает собою довольно длинный ряд т. наз. «аттидографов». Это один из самых плодовитых греческих историков. Ему принадлежат разнообразные труды, например, по истории замечательных предприятий (Τρω'κά, Περσικά), в особенности по истории отдельных стран не только греческих, но и чуждых по генеалогии, хронологии и проч. Представить точный перечень и определить их взаимное отношение довольно трудно: часто различные заглавия относятся в сущности к одному и тому же сочинению или же лишь к отдельным его частям. Историю различных стран Гелланик излагает обыкновенно в рамках генеалогии или истории поколений какого-либо героя; так, его «История Форонея» (Φορωνις) есть история Аргоса, Девкалиона (Δευκαλιώνεια) — Фессалии, Άσωπίς — Беотии и т. п.
В изложении Гелланика главное место занимали мифы и мифический период; история же Греции от вторжения дорян до Греко-персидских войн излагалась кратко. Все это сближает Гелланика с прочими логографами и дает нам право причислять его к ним.
Гелланик оказал большое влияние на последующее отношение к мифической истории Греции. Он собрал, привел в связь и систему массу материала по этой истории. Мифы и саги в его изложении, сухом и прозаическом, утратили, разумеется, всякую поэзию; боги и герои превращались в обыкновенных царей; чудесный элемент устранялся, а для примирения и сглаживания противоречий пускались в ход иногда слишком насильственные средства: одним из обычных приемов было превращение одной личности в несколько одноименных.
Гелланик замечателен как автор первой Аттиды, в которой, по-видимому, находились и известия, касающиеся политических прав и строя афинян, и как хронолог, своим стремлением к точной, определенной системе: он пользовался списками жриц Геры в Аргосе и победителей на карнейских играх, обрабатывал их, а в своей «Аттиде» вел счет по архонтам.

106

Дионисий Милетский и Харон из Лампсака. Из остальных логографов обращают на себя внимание еще Дионисий Милетский и Харон из Лампсака. Первый принадлежал к старшему поколению логографов, второй — к младшему и был современником Геродота. Оба они писали «Персидскую историю» (Περσικά) и касались уже событий времен Греко-персидских войн 1, т. е. темы Геродота. Харону принадлежит, кроме того, «Хроника Лампсака» (Ωροι Λαμψακηνών), в которой он для хронологии пользовался списками должностных лиц своего родного города, первый оценив важность источников подобного рода.
Ферекид. Что касается логографа Ферекида (ок. середины V в.), уроженца о-ва Лера (близ Милета), то его нужно отличать от древнейшего прозаика, философа-теолога, Ферекида с острова Сира, автора мифологического и натурфилософского произведения Πεντέμυχος, из которого недавно найден новый для нас отрывок 2. Логограф Ферекид собрал богатый материал по мифологии и генеалогии богов и знатных родов; он излагал мифы и саги без всяких толкований или рационализации, довольствуясь простым пересказом.
Ксанф. Ксанф Лидиец (V в.), живший незадолго до Пелопоннесской войны, может служить примером того влияния, какое оказывала греческая культура на соседние народы. Ему принадлежит «История Лидии» (Λυδιακά, в 4 к. ), в сохранившихся отрывках которой мы находим иные версии, нежели у Геродота: Ксанф, по-видимому, пользовался лидийскими источниками, местными народными преданиями. Кроме мифической и легендарной истории, мы встречаем у него сообщения, касающиеся географии и этнографии,

1 Дионисию приписывается особое сочинение о событиях после Дария — Τα μετά Δαρείον.
2 Grenfell В. P., Hunt A. S. New classical fragments... Oxford, 1897; Diels H. SB-Berlin. 1897; Weil H. Études sur l'antiquité grecque. Paris, 1900.
107

нравов и быта, и такие известия, которые обыкновенно свойственны хронике, например, о голоде и засухе, бывших при царе Артаксерксе (fr. 3) 1.

1 Подлинность сочинения Ксанфа тоже заподозревалась: см. например: Welcher F. G. Kleine Schriften. 1830, I, который основывался на словах Athen. XII, p. 515 d-e. В настоящее время ее можно считать доказанною, см. главным образом: Gudschmid А. v. Kleine Schriften. IV, 307 ff.; см. также: Шеффер В. А. Очерки греческой историографии. Киев, 1884.

Подготовлено по изданию:

Бузескул В. П.
Введение в историю Греции. Обзор источников и очерк разработки греческой истории в XIX и в начале XX в. / Вступ. ст. и общ. ред. проф. Э. Д. Фролова.— СПб.: Издательский дом «Коло», 2005.— 672 с.
ISBN 5-901841-28-Х
© Фролов Э. Д., вступ. ст., 2005.
© Издательский дом «Коло», оформление, подготовка текста, 2005.



Rambler's Top100