Надписи стоят, так сказать, на рубеже между памятниками вещественными и собственно письменными; они составляют как бы переход от первых ко вторым.
Надписи начертывались на стенах зданий, на подножиях алтарей и статуй и вообще на различных предметах — треножниках, монетах, вазах, черепках (όστρακα), на деревянных и металлических досках или табличках; но в громадном большинстве они вырезывались на камнях — на отесанных, преимущественно мраморных, стелах, причем если надписи были характера официального, то их выставляли обыкновенно в публичных местах, в акрополе, на площадях, в храмах и т. д.
В старину греки писали от правой руки к левой (как и финикияне), и до нас дошло немало древних надписей, особенно однострочных, так написанных. Затем стали писать строчки поочередно — одну справа налево, другую, следующую,— в обратном порядке, слева направо. Это было как бы переходом к обычному писанию от левой руки к правой и называлось βουστροφηδόν (наподобие того, как пашут). Таким способом начертаны были, между прочим, законы Солона на аксонах. Система эта и вообще письмо от правой руки к левой не совсем вышли из употребления и впоследствии, после Клисфена, в V в. 1 Одно время, особенно в V ст., да и в IV, очень употребительно было писание т. наз. στοιχτηδόν, когда буква следующей, нижней строчки чертилась как раз под соответствующей верхней буквой предыдущей строчки, так что буквы располагались рядами. Вообще система письма и форма букв 2 служит одним из критериев, на основании которого можно определить время начертания надписи.
Размеры надписей — различные, от нескольких букв до нескольких десятков тысяч. Так, например, знаменитая Гортинская надпись состоит из 12 столбцов и содержит в себе до 17 000 букв, а одна дельфийская надпись II в. до P. X. имеет более 500 строк и 60 000 букв.
Значение и содержание надписей. Среди источников греческой истории надписи занимают чрезвычайно важное место и уже ввиду этого должны быть выделены в особую категорию. Для греческой истории они, говоря вообще, имеют то же значение, что для новой — архивные документы. Они составляют как бы каменный музей или архив Эллады, и в некоторых областях ее, например, в Аттике, каждый город, почти каждая деревушка имели свой подобного рода архив.
Содержание надписей — самое разнообразное. Они представляют собою государственные и частные договоры, законы,
постановления народных собраний 1, совета, отдельных общин, фратрий, гетерий, списки фороса или дани, списки жрецов, архонтов и других должностных лиц, триэрархов, хорегов, павших в бою воинов, победителей на играх, эфебов; декреты в честь того или другого лица, о даровании права гражданства, о проксении, отпускные на волю грамоты; контракты, долговые обязательства, инвентари, описи и счета; посвящения и эпитафии, заклинания и проч., и проч. Таким образом, надписи обнимают государственную, религиозную и частную жизнь; дают сведения о внешних отношениях и политике греческих государств, о их внутреннем положении и организации, об их администрации, праве, суде, финансах, хозяйстве, численности населения и т. д., и притом — сведения документальные. Они дополняют или исправляют свидетельства древних авторов, сообщая нередко совершенно новые для нас факты. Надписи чужды той субъективности, которая отличает произведения историков, даже самых беспристрастных; по большей части они более или менее современны событию, которого касаются, и дошли до нас непосредственно, не подвергаясь искажению со стороны многочисленных переписчиков. Один специалист по изучению надписей говорит, что ему казалось, будто он снова приближается к грекам и римлянам всякий раз, когда он приближается к их мраморам. Нужно, однако, помнить, что, при всем своем значении, надписи не могут вполне заменить литературные источники, и без последних обойтись нельзя.
Недостатки надписей как источника. Как источник документальный и притом большею частью официальный, надписи о многом ничего не сообщают; да иногда и не могут сообщить по самому свойству эпиграфического материала. Одни надписи не познакомят нас с явлениями бытовыми, с духовным миром греков, с мировоззрением общества; они мало скажут нам о его стремлениях, взглядах, идеалах, о переменах в них, об умственном движении. Надписи, кроме того, лишены, так
сказать, индивидуальности. В этом их и достоинство, и недостаток. В них не выступает пред нами личность, с ее особенностями, с ее темными и светлыми сторонами, с мотивами и страстями: в них говорит обыкновенно должностное лицо, безличный государственный орган. Самая форма и стиль надписей — шаблонны, стереотипны, не носят на себе индивидуальных черт. Наконец, не следует забывать, что даже и по отношению к источнику документальному, каковы надписи, необходима критика. Простой опыт повседневной жизни и примеры из истории других эпох и народов показывают нам, что не всегда документам можно верить безусловно: и к ним должна быть приложима критика в каждом отдельном случае. Надписи, например, о многом могут с намерением умалчивать, утаивать, сглаживать, стушевывать факты, представлять дело в несколько ином свете; они являются иногда официальною версиею, мало соответствующею действительности. О насилиях и правонарушениях официальный акт ничего не скажет; он облечет все это, по возможности, в законные, приличные формы 1. Не говорю уже о постановлениях, например, в честь какого-либо лица: в таких случаях заслуги обыкновенно преувеличиваются.
Важнейшие надписи. К числу древнейших эпиграфических памятников 2 принадлежит надпись в Абу-Симбеле (в Нубии) 3, начертанная греческими наемниками «царя Псамметиха» 4 на колоссе, стоящем перед храмом; в ней перечисляются имена воинов, принимавших участие в экспедиции Псамметиха к
Элефантине. Имеются также древние надписи греческих поселенцев в Навкратисе. Одна из интереснейших архаических надписей (приблизительно VI в.) — это союзный договор между двумя общинами — Элидой и Гереей 1, найденный в Олимпии и начертанный на бронзовой табличке,— древнейший греческий документ этого рода; союз заключался на 100 лет, с обязательством быть заодно и в слове, и в деле, и помогать друг другу как в других случаях, так особенно в войне, а в случае нарушения этого — уплатить 1 талант «Зевсу Олимпийскому» в виде вознаграждения.
VI же веку принадлежит и знаменитая Гортинская надпись 2, впервые открытая в 1884 г. итальянским ученым Альбером, при содействии Фабрициуса, на стене развалившегося античного здания 3, и представляющая целый кодекс гражданского права г. Гортины на острове Крите: она имеет громадное значение для знакомства с юридическими и социальными отношениями того времени, с правом семейным, порядком наследования, положением женщины, рабов и проч.
Из эпиграфических памятников малоазиатских греческих городов упомянем о Сигейской надписи 4, на колонне с бюстом Фанодика, тирана Проконнеса, также одной из архаических
(VI в.), вывезенной в Европу еще в XVIII ст. и содержащей посвящение (с угрозой Фанодика: «если я в чем потерплю обиду, то берегитесь меня, сигеяне!»), и об одной галикарнасской надписи 1, которая, как некоторые полагают, имеет отношение к событиям, связанным с биографией Геродота 2: это соглашение между жителями Галикарнасса и Лигдамидом, гарантирующее недвижимую собственность — дома и земли — за их владельцами, если в течение известного срока не будет возбуждена тяжба.
Но, конечно, особенно многочисленны и важны надписи аттические.
В надписях, содержащих постановления афинян, интересно самое вступление. Обычная его формула такова: «Совет и народ решил (έ'δοξε τη βουλή και τφ δήμω), в пританию такой-то филы, такой-то был секретарем (έγραμμάτευε), такой-то председательствовал (επεστάτει), такой-то сказал (ειπε)», т. е. внес предложение, и затем следует текст самого предложения. Иногда обозначается и имя архонта-эпонима (в самом начале или в середине вступления). Если к предложению сделана была поправка или добавление, то и они вносились в надпись, причем поименовывалось лицо, их внесшее. Таким образом, раз начало надписи не обломано и его можно разобрать, то мы в ней найдем данные и для ее хронологии.
К числу наиболее интересных аттических надписей, дошедших до нас, принадлежат постановления, заключающие в себе договоры Афин с городом Эрифрами (в Малой Азии) и с Халкидой (на Евбее). Оба они ярко освещают нам взаимные отношения Афин и их союзников, положение последних, политику первых. Притом можно сравнить эти два документа и на основании сравнения прийти к любопытным выводам о тех переменах, которые произошли в положении союзников в промежу-
ток от 60-х до 40-х годов V в. Договор с Эрифрами 1 — памятник Кимоновой эпохи. Он касается установления совета в Эрифрах, докимасии его членов, требований, которым должны были удовлетворять кандидаты, выборов в совет; приводится текст клятвы, которую должны были давать его члены перед вступлением в должность, и обязательства по отношению к эрифрейскому народу, афинянам и союзникам и т. д. Договор с Халкидой 2 относится к Периклову времени, именно к тому моменту, когда восстание Евбеи было подавлено и с большею частью ее городов, по свидетельству Фукидида (I, 114), заключены были договоры. Одним из таких договоров и является рассматриваемая надпись, найденная в 1876 г. вделанною в южную стену акрополя. Афинский совет и дикасты дают клятву от имени афинского народа — не изгонять халкидян из Халкиды и не разрушать города; никого не подвергать ни атимии, ни изгнанию, ни заточению, ни казни, ни отобранию имущества без суда и без особого постановления афинского народа; не пускать решения на голоса без предварительного вызова, будет ли дело идти о целой общине или о частном лице; в случае прибытия халкидского посольства ввести его в совет и в народное собрание по возможности в течение 10 дней. Со своей стороны, халкидяне клянутся в верности афинскому народу (приводится самый текст клятвы). В надписи говорится также о том, как приводить к присяге, упоминается о заложниках, о чужеземцах, живущих в Халкиде, и их платежах, и, наконец, о процессах, причем по всем важнейшим делам допускалась апелляция в Афины «в гелиэю фесмофетов». Таким образом, надпись эта освещает нам не только взаимные отношения афинян и союзников, но и роль афинской гелиэи и совета.
Интересные подробности содержатся в постановлении касательно Мефоны 3. Из него мы, между прочим, узнаем,
что мефонцам дозволялось вывозить из Византия ежегодно известное количество хлеба; оказывается, что уже тогда, т. е. в начале Пелопоннесской войны, существовала должность «геллеспонтофилаков», на обязанности которых, как видно, лежало наблюдение за судами, проходившими с грузом через проливы, и что ниже Византия была таможня и там взималась пошлина, т. наз. «десятина», c торговых судов, плывших из Понта и в Понт (подобно тому, как устроил это Алкивиад в 411 г.).
Чрезвычайно важный материал для характеристики Первого афинского союза и для знакомства с его организацией дают т. наз. списки дани афинских союзников 1 В них перечисляются города, платившие в Афины форос, с обозначением размера фороса, платимого каждым городом 2. Списки эти сохранились за целый ряд годов, начиная с 454 г. и до 420-го. Таким образом, на основании их мы можем составить себе точное понятие о числе и положении союзников, о том, как велика была сумма обложения и как она раскладывалась, каким колебаниям она подвергалась, как менялось положение того или другого союзного города и т. д. Словом, для истории Первого афинского союза надписи эти являются незаменимым, нашим главнейшим и притом документальным источником. Что можно извлечь из него, это прекрасно показали У. Кёлер и Г. Бузольт 3 своими исследованиями.
Сохранилась и надпись, содержащая постановление об организации Второго афинского союза 4 «в архонтство Навсианика» (как отмечается в надписи), с именами (в конце) союзных
городов, вошедших в этот союз,— драгоценное документальное свидетельство, из которого мы узнаем, когда, на каких началах и условиях организовался Второй союз, чем он отличался от Первого, от чего члены нового союза хотели себя гарантировать, какие города составляли его и т. п.
Надпись об основании колонии Бреи 1, относящаяся к Периклову времени, показывает нам, как устраивались тогда афинские поселения, какие обязательства возлагались на поселенцев и из каких имущественных классов эти поселенцы состояли.
Для знакомства с афинскими финансами, с основным характером финансового управления второй половины V в., очень характерна надпись, которая содержит постановление совета и народного собрания, состоявшееся по предложению Каллия 2: здесь самым подробным образом определяется порядок уплаты долга «другим» (т. е. кроме Афины) «богам»,— долга, который должен быть вычислен «в точности»,— и полагается начало казне этих «других богов». Другое постановление, начертанное на оборотной стороне того же камня и состоявшееся, вероятно, вскоре после первого, касается казны богини Афины и, между прочим, устанавливает меры против поспешных или необдуманных заимствований и расходований из этой казны, которая для государства являлась как бы запасным фондом, откуда в случае нужды брались средства заимообразно, на известных условиях, с соблюдением сложных формальностей, как это видно из рассматриваемой надписи. Надписи эти свидетельствуют, в каком блестящем состоянии находились тогда афинские финансы (в предложении Каллия упоминается о том, что «Афине в акрополь внесено 3000 талантов аттическою монетою, согласно постановлению»); мы видим далее, как излишек доходов не тратится легкомысленно, а идет на покрытие долга священной
казне или на устройство верфей и укреплений; видим, какой порядок, строгая отчетность и гласность господствовали в финансовой администрации Афин в лучшую пору их демократии. До нас дошли и подробные инвентари предметов, принадлежавших Афине и «другим богам» 1; дошли и долговые записи, в которых в точности, «до последней драхмы и обола», вычислялась сумма долга государства священной казне, вместе с наросшими процентами 2.
Сохранились и отчеты об издержках — например, на военные надобности, на диобелию и феорикон и на постройки, с указанием источника, откуда брались средства, и стоимости материалов и работ. Имеется, между прочим, весьма точный и детальный отчет комиссии «эпистатов», «согласно постановлению народа», о состоянии работ по постройке Эрехтейона 3, причем подробно перечисляется, что оказалось полуотделанным и что совершенно отделанным.
Обращают на себя внимание также и документы, касающиеся морского дела — так называемой триэрархии, снаряжения судов, многочисленные списки кораблей (преимущественно второй половины IV в.), нередко с обозначением их названий и с отметкой о том, в каком состоянии они находятся.
Иного рода интерес представляет надпись, касающаяся культа элевсинских богинь — Деметры и Персефоны 4. Постановление это, выработанное комиссиею συγγραφείς и принятое народным собранием, гласило, что афиняне и союзники должны приносить элевсинским богиням «начатки плодов земных» (при этом указывался минимум приношения); во время мистерий гиерофант и дадух должны были побуждать к этому присутствующих эллинов, а совет должен был объявить о состоявшемся ре-
шении и «всем остальным греческим городам, каким сочтет возможным, но не приказывая, а только предлагая им посвящать богиням, если хотят, начатки жатвы, согласно обычаю и изречению из Дельф»...
Из аттических надписей я упомяну еще о двух — о договоре Афин с Аргосом, Мантинеёй и Элидой 1 418 г.,— документе, любопытном, между прочим, в том отношении, что есть возможность сравнить его текст с текстом, приводимым Фукидидом (V, 47), и о списке воинов Эрехфейской филы, павших в битвах «на Кипре, в Египте, в Финикии, у Галиэй, у Эгины, Мегары — в один и тот же год» 2 (459/458), во время той борьбы, которую вели афиняне в 50-х годах V в. одновременно с несколькими противниками. Последняя надпись блистательно подтверждает изложение Фукидида (I, 104 сл.), которого иначе, пожалуй, можно было бы тут заподозрить в преувеличении.
Возьмем теперь пример из другой области — из надписей греческих колоний в пределах нынешней России. Здесь мы имеем такой ценный документ, как, например, присяга херсонесских 3 граждан (III в. до P. X.), пополняющая наши сведения о Херсонесе и имеющая значение и для греческих государственных древностей вообще. Но «перлом эпиграфических документов» Северного побережья Черного моря является знаменитый декрет города Ольвии в честь Протогена, относящийся, вероятно, к III в. до P. X. 4. В этой обширной надписи 5 подробно перечисляются заслуги Протогена, те его щедроты и благодеяния, которые он оказал городу, причем упоминаются обстоятельства,
при которых они были оказаны. Декрет этот проливает яркий свет, с одной стороны, на богатство, благородную щедрость и патриотизм одного из ольвийских граждан, столько раз приходившего на помощь родному городу среди угрожавших ему внешних опасностей и в годину бедствий, а с другой — на то печальное положение, в каком находилась тогда уже Ольвия, на ее политическое бессилие, ее материальный упадок.
Замечателен «царский закон» об астиномах в Пергаме — эпохи эллинизма,— подробнейшим образом предписывающий, как содержать улицы в чистоте и порядке 1. Чрезвычайно интересны документы, касающиеся школьного дела. Таково, например, народное постановление в г. Теосе, в Малой Азии, по поводу пожертвования одного гражданина (III в. до P. X.) 2. Чтобы все свободные дети воспитывались согласно заявленной воле жертвователя, — гласит надпись, — постановлено: каждый год при выборе властей в народном собрании избирать трех учителей грамоты, которые будут обучать мальчиков и девочек совместно. Далее упоминается о жаловании учителям, о делении учащихся на классы или разряды, публичных экзаменах, о наблюдателях в лице педонома и гимназиарха, особых о них законах и т. п. Другая надпись (конца III в. до P. X.), недавно найденная в Милете, касается пожертвования, которое сделал некий Евдем от имени своего и своих братьев на образование «свободных мальчиков» 3. В ней особенно интересны постановления, касающиеся учителей, и «надлежащего порядка» приема пожертвования, хранения его и расходования сумм: мы узнаем, что в Милете существовал народный, или общественный, банк, в который и должен был быть передан жертвуемый капитал и там записан в счет города под особой рубрикой.
Минуя остальные категории эпиграфических памятников — декреты фратрий (например, дельфийских Лабиадов), многочисленные надгробия, надписи посвятительные или касающиеся чудесных исцелений, проксенов, отпущения рабов на волю, торговые договоры, контракты и т. д.,— я в заключение этого обзора упомяну еще о двух надписях, представляющих интерес в историческом отношении и по своему содержанию и характеру относящихся отчасти к литературным произведениям. Это, во-первых, «Паросский мрамор» 1 (III в. до P. X.), приобретенный еще в XVII в. агентом лорда Арунделя и хранящийся теперь в Оксфорде. Он содержит краткую хронику событий, начиная от Кекропа, и важен для хронологии. До нас «Паросская хроника» целиком не дошла; на мраморе Арунделя текст обрывался 355/354 г.; но в конце прошлого столетия найден новый обломок этой надписи 2, обнимающий 336—329 годы. Вторая надпись — недавно найденная замечательная храмовая хроника города Линдоса 3 на о. Родосе: в силу народного постановления, относящегося к 99 г. до P. X., она обнародывает сведения, почерпнутые из актов и иных источников, о священных приношениях и о явлениях богини Афины Линдии,— перечисляет и описывает священные дары и приводит разнообразные свидетельства. Надпись эта имеет большое значение для родосских историографии, источниковедения и истории литературы.
Само собою разумеется, что этим не исчерпывается число важных для историка эпиграфических памятников. Я привел лишь несколько примеров, чтобы дать хотя некоторое понятие о надписях и их значении, как исторического источника.
Эпиграфика. Много надписей погибло безвозвратно; немало их хранится под грудой мусора или в стенах зданий, так как камни, на
которых они начертаны, в течение многих поколений употреблялись, а иногда и теперь еще употребляются в качестве строительного материала, и некоторые из дошедших до нас надписей найдены вделанными в стены церквей, домов и других построек. Большинство найдено на поверхности земли или благодаря раскопкам. Часто они представляют лишь обломки; многие буквы и даже целые строки нередко стерты или их трудно разобрать. Таким образом, найденную надпись прежде всего необходимо правильно прочесть и восстановить ее текст, что является делом нелегким; здесь необходима большая опытность, знание палеографии 1 и языка 2 надписей, их стиля, их обычных формул; нужен подчас даже особый дар дивинации. Затем надпись надо надлежащим образом объяснить — определить ее дату, поставить в связь с другими свидетельствами и известными нам фактами, истолковать ее содержание, извлечь из разбираемого эпиграфического материала все, какие только можно, данные. Все это составляет задачу эпиграфики, развившейся особенно за последние пятьдесят лет.
Сборники надписей. Надписями интересовались еще в эпоху гуманизма (например, Кириак из Анконы в XV в.). Настоящим же основателем эпиграфики в XIX в. явился Август Бёк (Böckh), автор известного труда о государственном хозяйстве афинян («Die Staatshaushaltung der Athener»), основанного преимущественно на эпиграфическом материале: им начато издание знаменитого собрания греческих надписей — «Corpus inscriptionum graecarum» 3,— предпринятое по поручению и на счет Берлинской Академии наук. Все собрание состоит из 4 томов, из которых первые 2 редактированы самим Бёком (I т.
вышел в 1825—1828 гг., II т.— в 1843), III том — И. Францем (1853), и IV — Э. Курциусом и А. Кирхгофом (1856—1859), на основании собранного Бёком материала; индекс ко всему собранию составлен Г. Рёлем и появился лишь в 1877 г. В основу положен географический принцип: надписи расположены по областям, и их текст сопровождается подробным комментарием. Так положено было начало первому обширному и научному собранию греческих надписей.
Ввиду того что число известных нам аттических надписей все увеличивалось и достигло огромного количества, Берлинской Академией наук в 70-х годах истекшего века предпринято было издание другого, не менее капитального собрания — «Corpus inscriptionum atticarum», в 4 т. 1: I т. (1873), под редакцией А. Кирхгофа, содержит надписи до архонтства Евклида, т. е. до 403 г. до P. Χ.; II (1877—1888), под редакцией У. Кёлера,— до времен Августа; III (1877—1882), редактированный В. Диттенбергером, заключает в себе аттические надписи времен римской империи, а в IV (1877—1895), обработанном Кирхгофом и Кёлером, находятся дополнения (Supplementa) к первым двум томам 2.
Два эти сборника — «Corpus inscriptionum graecarum» и в особенности — «Corpus inscriptionum atticarum» — самые важные и необходимые для историка.
В настоящее время имеется, кроме того, целый ряд других собраний и изданий надписей, например, северной Греции,— в частности Фессалии,— Пелопоннеса и соседних островов, островов Эгейского моря, Сицилии и Италии, Македонии, Северного побережья Черного моря (изданы русским ученым — В. В. Латышевым) 1, Кавказа (изд. И.В.Помяловским, СПб., 1881), Малой Азии, Египта, Сирии, греческого Востока, надписей, касающихся «римских дел» 2, отдельных городов и островов, например Олимпии, Эпидавра, Пергама, Крита, Феры, Сард и т. д., и т. д. Существуют также особые сборники надписей древнейших3, диалектических4, юридических5,
сакральных, метрических; надписей на черепках1 и проч. 2.
При обилии собраний, большею частью обширных и мало доступных по цене, естественно, явилась потребность в таком издании, в котором собраны были бы лишь наиболее важные и интересные в историческом отношении надписи. Этой потребности удовлетворяют сборники: Hicks Ε. L. Manual of Greek Historical Inscriptions (нов. изд. при участии Хилла — 1901), в особенности же — Dittenberger W. Sylloge inscriptionum graecarum (2. Aufl. Leipzig, 1898-1901, 3 Bde.) 3 и Michel Ch. Recueil d'inscriptions grecques (Bruxelles, 1897—1900. Supplem. Paris, 1912 сл.). Сборники Диттенбергера и Мишеля во многих случаях могут заменить такие слишком обширные и дорого стоящие собрания, как «Corpus inscriptionum graecarum» А. Бёка и «Corpus inscriptionum atticarum», и даже имеют то преимущество, что они новее, а потому в некоторых отношениях полнее и исправнее. Есть и небольшие, недорогие издания надписей, приспособленные к потребностям школы 4.
Явилась надобность и в точной регистрации обширного эпиграфического материала, всех доселе известных надписей, как собранных в разных, названных выше, коллекциях, так и рассеянных в многочисленных периодических изданиях. Такую регистрацию мы найдем в труде Larfeld W. Handbuch der griechischen Epigraphik (Leipzig, 1898 ff. 4 Bde). Иного рода регистрацию дает труд Kirchner J. Prosopographia Attica (Berlin, 1901—1903. 2 Bde.): аттические надписи содержат массу имен граждан, как должностных, так и частных лиц, и вот у И. Кирхнера собраны в алфавитном порядке имена всех граждан Аттики и получивших право гражданства иноземцев, насколько они известны по надписям и монетам или из литературных произведений, с краткими сведениями — если только они имеются — о каждом лице 1.
Рукописные документы. Кроме «каменного архива» надписей, существовали в Греции и рукописные документы. Различные государственные акты, первоначальные проекты, оригиналы законов и псефизм, с которых вырезывались надписи, протоколы заседаний совета и народных собраний и т. п., хранились, например, в Метрооне, этом государственном архиве Афин. Но подобного рода рукописные документы непосредственно до нас не дошли: отрывки из них сохранились в речах ораторов 2, часто их цитирующих, и в передаче и цитатах историков, притом иногда из вторых и третьих рук.
Папирусы. Зато в Египте сохранилось много папирусов, в том числе и греческих 1. Имеются целые коллекции; например, коллекция эрцгерцога Райнера в Вене; папирусы Флиндерса Петри, хранящиеся в Дублине; папирусы из Оксиринха, из Тебтуниса и многие другие, хранящиеся в Оксфорде, Лондоне, Берлине, Лейпциге, Страсбурге, Мюнхене, Париже, Женеве, Москве и т. д. Многие из этих папирусов содержат самый разнообразный документальный материал — преимущественно из времен Птолемеев, например: счета, квитанции, завещания, контракты, письма, приказы, донесения, прошения, иски, жалобы, судебные приговоры и т. п., так что благодаря этому материалу мы во всех подробностях знакомимся с государственным правом и устройством, администрацией, податною системою (интересен, например, податной устав Птолемея Филадельфа, 259—258 г. до P. X.), хозяйством и вообще внутренним положением страны фараонов в Александрийскую эпоху.