Политические преобразования Диоклетиана не могли быть успешными без стабилизации экономического положения в империи. Значительное увеличение численности римской армии, резкое увеличение административно-бюрократического аппарата вызвали колоссальный рост денежных расходов государства. Но массовая чеканка неполноценной монеты делала необходимым в первую очередь проведение мероприятий по ликвидации финансового кризиса и восстановлению покупательной способности имперских денег.
Диоклетиан в 294 г. провел денежную реформу, установившую полноценную золотую монету (aureus) в 1/60 римского фунта, равную 25 денариям в 1/96 фунта серебра и равную 100 бронзовым сестерциям (римский фунт равнялся 327 граммам). Ауреус Диоклетиана — 4,8-5,46 грамма. До этого, со времен преемников Августа и до Диоклетиана один aureus равнялся 1/40 фунта золота. Монетная реформа Диоклетиана не была удачной, так как реальная стоимость монеты не находилась в должном соотношении с установленной номинальной ее стоимостью. В результате этого полновесная монета очень скоро исчезла из обращения. Правительство империи смогло ее использовать только для выплаты жалования наемным солдатам-варварам и для расчета с внеимперскими народами. Что же касается представителей имперской администрации — чиновников и даже военных командиров, то они получали по-прежнему жалование натурой. В зависимости от их рангов было определено, сколько и какого качества им причитается одежды, утвари, рабов и так далее.
В то же время, но мнению Карла Криста, организационная реформа всей монетной чеканки оказалась прочной. Вместо комбинированной системы местной, региональной и государственной чеканки Диоклетиан ввел новую систему — более 15 государственных монетных дворов, на которых чеканились преимущественно единые типы монет. В будущем эти монеты в разных частях Империи различались
только по сокращенному названию монетного двора или по стилю изображений и региональным особенностям. Центральные эмиссии, например, с надписями изготовлялись теперь на всех государственных монетных дворах1.
Если Диоклетиану и удалось сохранить золотой запас империи путем взимания налогов на землю и осуществления выплат в медных деньгах, но всех этих мер вкупе оказалось недостаточно для того, чтобы ввести нечто похожее на твердую валюту. Выпуск медных денег при нем продолжался в огромных количествах. Медные деньги, nummi, выпускались в двух видах: смешанные с серебром, расценивавшиеся как 5 денариев communes и более мелкие достоинством в 2 денария, равные по размеру медным монетам эпохи Антонинов — antonianus'ам. Это была дефляционная мера, т. к. при Марке Аврелии (161-180 гг.) antonianus приравнивался к 5 денариям2. Предполагалось, что пять крупных nummi равнялось серебряному денарию. Серебряная монета — аргент Диоклетиана — весила 3,41 грамма. Antonianus же, равный двум денариям, при Диоклетиане являл собою сплав — 1 часть серебра и 20 частей меди. Чеканился также фоллис — бронзовая посеребренная монета весом 9-13 граммов3. Инфляция продолжала быстро расти, и Диоклетиану пришлось возобновить выпуск nummus достоинством в 25 денариев. В таких условиях помимо выплат медью естественным образом начались платежи и натуральными продуктами.
В соответствии с этим Диоклетиан был вынужден установить в качестве основных государственных платежей натуральные сборы. Была проведена унификация налогов. Все сельское население империи было равномерно обложено комбинированным подушно-поземельным налогом (capitatio iugatio). Этот налог взимался с единицы, которая могла быть отработана трудом взрослого мужчины и двух женщин. Весьма характерно, что при налогообложении не играло роли, касалось ли оно свободных или рабов. Размер единицы обложения определялся качеством почвы и характером возделываемых культур. Из источников известно, что в Сирии размеры участков были в 20, 40 и 60 югеров пашни, приравнивавшейся к 5 югерам виноградника и к 225 или 445 оливковым деревьям. С этой-то единицы, называвшейся iuga, и взимали capitatio-iugatio4.
Надо сказать, что единой системы сбора налогов все же создать не удалось, поскольку в разных провинциях сохранялась разная система переписи земель. Самыми совершенными признаются способы,
применявшиеся в провинции Сирия, где переписью руководил сам Диоклетиан. Приведенные данные по Сирии как раз и относятся к этой переписи. В провинции Азии (запад Малой Азии) iuga была гораздо меньше, и не было такого четкого деления. Учитывались только пастбища, пахотная земля, виноградники и оливковые плантации без учета их качества. В Египте традиционная arura (0,2 7 га) сохранялась с таким же делением в зависимости от стоимости земли. В Африке для определения стоимостных участков использовалась centoria (200 югеров или 50 га) без разделения земель но типу их пользования и качества, а в южной Италии сохранялась milenna (12,5 югера или 3,25 га). Таким образом, происходило ущемление прав налогоплательщиков в этих провинциях1.
Сельское население также переписывалось и делилось на группы (capita). В зависимости от местных и существовавших обычаев действовали разные системы налогообложения. В Египте учитывались только мужчины в возрасте от 14 до 65 лет. В Сирии — женщины с 12, мужчины же с 14 лет2.
Каждое хозяйство, каждое селение и принадлежащие его обитателям земли оценивались по количеству iuga и по количеству capita. Из этих данных выстраивались показатели по городам, областям, провинциям. В компетенцию префекта претория входил подсчет требовавшегося зерна, ячменя, мяса, масла для пропитания армии, гражданских служащих и населения Рима, а также количества военной одежды, лошадей и рекрутов для армии, лошадей, мулов и быков для почты, рабочей силы. Затем все это делилось на количество iuga. Полученный в итоге размер налога обнародовали в ежегодных указах императора. Сборщики им и руководствовались. Поначалу при Диоклетиане для сбора подоходного налога использовался список capita, но вскоре capita и iuga каждого хозяйства были соединены, и получавшаяся в результате сумма подвергалась налогообложению. Так как налоги устанавливались каждый год в зависимости от нужд правительства, то, как справедливо подчеркнул А. X. М. Джонс, этот эдикт Диоклетиана можно считать первым в истории примером годового бюджета3.
От налогов не были освобождены и представители сенаторского сословия, платившие, кроме поземельного, еще и особый налог деньгами — aurum glebale. Городские жители уплачивали раз в пять лет особую подушную подать деньгами — capitatio plebeia.
Для организации сбора императорского годового дохода Диоклетиан назначил специальных инспекторов по налогообложению (exactor civitatis) для каждого города.
Мелкие землевладельцы, жившие вне города или даже в городах, к несению городских повинностей не привлекались. Это вело к окончательному разложению городской организации, которая прежде объединяла всех владельцев участков на городских землях. Ответственными за поступление налогов были городские куриалы и владельцы поместий. В их интересах Диоклетиан стремился прикрепить колонов к земле, хотя в какой-то степени постарался ограничить произвол крупных земельных собственников, запретив делать колонов ответственными за долги владельца имения, у которого колоны арендовали свои участки. Колоны прикреплялись к земле не только по той причине, что они являлись неоплатными должниками собственников, но прежде всего из-за того, что государству необходимо было знать, сколько людей у того или иного possessor'a, для правильного распределения налогов1.
Шло прикрепление к земле не только колонов, но и свободного землевладельческого населения. Чтобы обеспечить сбор подушного налога (capitatio) и другие сборы, Диоклетиан вынес решение о том, чтобы все крестьяне оставались на тех местах, на которых они были зарегистрированы во время переписи. Дети также регистрировались, хотя и не облагались налогом. Сельскохозяйственное население было наследственно прикреплено к земле.
Каждые пять лет производились подробнейшие переписи населения. Первая перепись состоялась в 289-290 гг.
Прикреплялись также и другие слои населения. Ремесленники — к своим коллегиям, отвечавшим в порядке круговой поруки за регулярное поступление налогов с их членов, куриалы прикреплялись к куриям, так как они своим карманом отвечали за налоги с горожан.
Собственно, изначальные условия для грядущего прикрепления различных городских корпораций к государству создали еще во II в. Антонины. Император Адриан (117-138 гг.) впервые в империи создал в городах профессиональные корпорации наподобие хорошо знакомых ему военных структур: «...сам лично обошел все провинции, отстранив толпу спутников, и при этом восстанавливал все города, укреплял в них сословия. В самом деле, наподобие военных легионов, он разделил по центуриям и когортам ремесленников, художников, архитекторов, всякого рода строителей зданий и декораторов»2. Диоклетиан довел эту систему до логического конца.
Античные авторы1 дают довольно противоречивую картину налоговой политики Диоклетиана. Если Аврелий Виктор восхваляет его заботу о благосостоянии народа, указывая, что: «с неменьшей заботой была урегулирована справедливейшими законами и гражданская служба: была отменена разорительная для народа должность фрументариев»2, то у других историков на этот счет иное мнение.
Зосим писал: «Время уплаты налогов было временем слез для граждан»3. Лактанций много подробнее: «Число сборщиков податей до такой степени превысило количество тех людей, которые обязаны были эти подати платить, что земледельцы, силы которых истощились от неумеренности податей, покидали поля, а обработанные земли превращались в леса. Поскольку страх заполонил все, и провинции были разделены на части (для взимания налогов), многие наместники стали налагать большое число тяжких повинностей на отдельные области и даже почти что на каждый город. Многие чиновники весьма редко занимались гражданскими делами, но зато очень часто выносили обвинительные приговоры и объявляли конфискацию имущества. Взимание бесчисленных податей было явлением не то чтобы частым, а просто непрерывным, и невозможно было вынести творившейся при этом несправедливости»4.
Аристий Оптат, префект Египта, писал в 297 г. об организации во вверенной ему провинции indictiones (реквизиций): «Наши счастливейшие императоры, Диоклетиан, Максимиан Август, Констанций и Максимиан (Галерий), почтеннейшие цезари, видя, что сборы налогов проходят таким образом, что некоторые отделываются небольшими уплатами, в то время как другие оказываются ими перегружены, решили искоренить это зло и положить конец пагубной практике в интересах жителей провинций, для чего вводится в действие благоприятный закон сбора налогов. В соответствии с ним я должен публично объявить, сколько будет взиматься за каждую аруру, в зависимости от качества земли с каждого крестьянина и в каких возрастных пределах. Таким образом, жители провинций, получившие большие выгоды, должны приложить все усилия для скорейшей уплаты налогов в соответствии с верховным постановлением и не ждать принуждения со стороны властей. Все должны выполнять свои обязанности с наи-
большим рвением, а если кто-то после таких больших выгод будет от них уклоняться, его ждет наказание»1.
И вновь Лактанций: «Каждый из четырех правителей держит для себя, однако, больше солдат, чем прежние государи на всю империю. Подати поднялись неслыханным образом; число получающих настолько превзошло число платящих, что разоренные колоны покидают землю и обработанные поля зарастают лесом. Еще больший ужас нанесли тем, что все провинции разделили на части и в каждую страну, в каждый город послали толпу чиновников и сборщиков податей. Этим было сделано очень немного для общественной пользы; а только пошли один за другим приговоры, изгнанья, вымогательства, сопровождавшиеся жестокими насилиями»2. И еще, уже в крайней степени: «Между тем были несчастья и стенания из-за нового обложения, которое было введено для всех провинций и общин... Толпа налоговых чиновников низвергалась отовсюду и привела всех в смятение. Это были картины ужаса, как при нападении врагов и уводе пленных. Измерялись поля, подсчитывались виноградные лозы и деревья, вносились в списки все домашние животные, отмечалось число жителей. Каждый был на месте с детьми и рабами. Вели пытки и побои, сыновей пытали перед отцами, вернейших рабов перед хозяевами, жен перед мужьями. Если же все это было безуспешно, пытали самого собственника, и если он не выдерживал боли, он записывал в собственность то, чего вообще не существовало. Ни возраст, ни немощи не находили снисхождения... Детям прибавляли возраст, старикам уменьшали. Все должны были платить подушный налог и продажную цену за жизнь. Не доверяли одним оценщикам и снова посылали других, как будто они могли записать больше; все время удваивались взносы. Тем временем уменьшалось число животных, умирали люди, но, несмотря на это, налог накладывался и на умерших. Короче, бесплатно нельзя было больше ни жить, ни умереть. Остались только нищие, с которых нечего было взять»3.
Прочитав эти строки, здравомыслящий историк не может не воскликнуть словами Станиславского: «Не верю!». Если бы картина, нарисованная Лактанцием, действительно соответствовала истине, Римская империя при Диоклетиане никогда бы не восстановила своего единства, не покончила бы с мятежами, не отразила бы натиск внешних врагов.
Разумеется, Лактанций, будучи ненавистником Диоклетиана, сгущает краски, но полностью не доверять ему тоже не стоит. Увеличение налогового бремени вследствие роста государственного аппарата не могло не ухудшить положения народных масс. Как бы ни пытался Диоклетиан бороться со злоупотреблениями властью со стороны чиновников, он был бессилен не только искоренить, но даже серьезно ограничить это зло. Чрезвычайно интересно свидетельство Либания о том, как в эпоху императора Феодосия в последние десятилетия IV в. действовала диоклетианова система податей, связанная с пятилетним циклом переписей: « Скажем о том зле, которое превзошло все прочие беды. Это — неисчислимая подать в золоте и серебре, вызывающая трепет с приближением грозного пятилетия. Название этому источнику дохода дано благовидное, якобы подать взимается с торговцев, но так как эти самые торговцы морем ускользают от подати, то гибнут те люди, которым их ремесло едва дает возможность прокормиться... При таких условиях, государь, учащаются случаи перехода в кабалу, лишаются свободного состояния дети, продаваемые отцами не для того, чтобы полученные за них деньги перешли к ним в кубышку, но чтобы на их глазах эти деньги перешли в длань настойчивого сборщика налога»1.
К началу IV в., однако, картина отнюдь не была столь удручающая. В Галлии при Диоклетиане, если верить авторам панегириков, на землю вернулись мир, процветание и изобилие. Тетрархи привели новых землевладельцев на заброшенные поля, и ранее опустошившие их варвары теперь возделывали землю, поставляя зерно и скот. «Прежнее изобилие похорон при вас сменилось изобилием урожаев», — восклицали панегиристы, обращаясь к императорам-соправителям2. Думается, в известной степени это можно отнести и к иным областям империи.
Вернемся к вопросу о политике Диоклетиана по отношению к различным слоям свободного населения. Г. Л. Курбатов следующим образом характеризует аграрную политику эпохи домината: «Несомненным результатом кризиса III века было то, что общество не могло обеспечить сохранение прежнего положения не только мелких, но и средних рабовладельцев. Государство было вынуждено поступиться интересами последних, сохранив все привилегии за небольшой кучкой крупнейших собственников империи — сенаторами и военно-
чиновничьей верхушкой»1. Не соглашаясь во многом с этими определениями экономической политики Домината, следует отметить, что при Диоклетиане эта политика имела ряд консервативных черт, свойственных только периоду его правления, и едва ли социальная опора режима мыслилась императором столь узко.
Крупные земельные магнаты не были надежной опорой императорской власти в борьбе за единство империи, что они и доказали своими сепаратистскими действиями во время кризиса III века. Лишь угрожающий рост массовых движений вынудил их пойти на компромисс с империей, ибо лишь ее военная сила могла подавить многочисленные народные восстания, вспыхнувшие в разных концах державы. Диоклетиан, по-видимому, хорошо понимал это и стремился опереться на все слои свободного населения империи, тем самым расширив ее социальную базу. Исходя из этого, он пытался по возможности ограждать интересы мелких и средних собственников.
В этом отношении очень интересен его рескрипт 293 года, в котором император разрешает требовать обратно имение, если оно продано слишком дешево: «Если ты или твой отец продали вещь слишком дешево, то человеческое отношение к тебе требует, чтобы ты или получил обратно проданный участок, возвратив покупателям деньги (расторжение должно происходить в суде), или, если это предпочитает покупатель, дополучил то, чего не хватает до справедливой цены. При этом цена считается низкой в том случае, если она ниже половины истинной цены»2. В конце рескрипта подтверждается право продавшего отказаться от продажи, если имение продано ниже настоящей цены3 (lesio enormis).
Рескрипт является исключительным в римском законодательстве Домината. После Диоклетиана уже нет случаев его применения. Важность рескрипта заключается, прежде всего, в том, что он свидетельствует о намерении Диоклетиана поддержать в некоторой мере мелких и средних землевладельцев против крупных земельных магнатов, в практике которых скупка задешево имений разорившихся землевладельцев была нередкой.
Диоклетиан боролся и с захватом чужих имений силой. В том же 293 г. издан указ, разрешавший изгнанному из своего владения вернуться на родное место через год. В законе 294 г. он отказывает в защите тем, кто приобрел свои имения насильственным путем.
Диоклетиан пытался бороться также и с произволом кредиторов, разрешая должнику в случае отторжения участка возбудить дело по lex Julia о частном насилии.
В своей политике по отношению к рабам Диоклетиан ставил своей целью, как отмечает Е. М. Штаерман, «не озлоблять более привилегированных рабов»1. Он поощрял отпуск рабов на волю и даже издал закон, согласно которому раб, в течение двадцати лет живший как свободный, получал свободу автоматически. Диоклетиан запрещал продавать в рабство детей свободных людей, пытался ограничить произвол богатых и могущественных, призывая судей решать дела справедливо, не обращая внимания на положение тяжущихся.
Всеми этими мерами Диоклетиан стремился стабилизировать внутренний мир в империи, привлечь на свою сторону как можно больше слоев населения, представить императорскую власть как защитницу интересов всех сословий, всех жителей городов и селений, всех народов Римской империи. Надо отметить, что в немалой степени ему это удалось.
Созданная же Диоклетианом налоговая система оказалась весьма долговечной. На несколько столетий она пережила своего создателя, став частью социально-экономической системы Восточно-Римской, Византийской империи. Как отметил Г. Г. Литаврин, «сложившаяся окончательно при Диоклетиане податная система, несмотря на частичные перемены, в целом на несколько веков осталась неизменной. Через каждые 15 лет проводилась новая имущественная опись населения с целью коррекции налоговых тягот, хотя практически местные чиновники учитывали имущественные (особенно благоприятные) изменения в хозяйствах подданных почти постоянно»2. Таким образом, Диоклетиан может и должен считаться «отцом» налоговой системы и позднего Рима, и первых веков Византии.
Очень долговременные последствия имела и политика Диоклетиана, направленная на обеспечение регулярного сбора налогов с населения. По мысли основателя Домината, самым исправным налогоплательщиком мог быть только тот, кто постоянно находился на одном и том же месте. Отсюда именно с эпохи Диоклетиана начинается постепенное прикрепление значительной массы свободных людей к их месту жительства, к земле или ремеслу, чтобы обеспечить стабильное поступление в государственную казну налогов с населения. Это явилось началом превращения граждан в закрепощенных
налогоплательщиков. По очень точному наблюдению Е. В. Федоровой, «если в прежние века Рим жил за счет того, что грабил другие народы, то теперь он стал грабить самого себя; Римское государство встало на путь самопожирания: собирая налоги, правители не задумывались над тем, откуда возьмут налогоплательщики требуемые суммы, и чем строже взыскивались налоги, тем более истощались средства населения »1.
Думается, все же данное мнение более относимо к Западной, чем к Восточной части Римской империи, поскольку как раз там труд мелких свободных земельных собственников вытеснялся трудом колонов, арендаторов, лишенных права покидать свою землю в значительно больших масштабах. Кроме того, Восток был экономически намного сильнее, потому «самоедство» новой налоговой системы на Западе было большим.
Важнейшим же в социальном плане здесь представляется то обстоятельство, что Диоклетиан «расширил юрисдикцию крупных землевладельцев над зависимыми людьми»2. Логическим завершением политики Диоклетиана в отношении колонов стал указ императора Константина от 30 октября 332 г.: «Тот, у кого будет найден чужой колон, должен не только вернуть его к месту его происхождения, но и заплатить за него подушную подать за то время, которое колон у него находился. А самих колонов, которые вздумают бежать, заковать в кандалы, как находящихся в рабском положении, чтобы они были принуждены в наказание исполнять рабским способом обязанности, приличествующие свободным»3.
Здесь уместно привести слова И. М. Дьяконова: «Древность кончается не тогда, когда кончается рабская эксплуатация (она продолжается и в средневековой, и в капиталистической фазе, и в условиях так называемого развитого социализма). Древность заканчивается тогда, когда прекращается личная свобода»4.
Налоговая политика Диоклетиана, бывшая квинтэссенцией его социально-экономических преобразований, неизбежно вела к утрате свободы, именно личной свободы — экономических прав, возможности свободного перемещения у свободного населения Римской империи. С этой точки зрения эпоха Диоклетиана и есть конец античности и заря средневековья.
Особое внимание среди экономичесикх мероприятий Диоклетиана занимает Edictum de pretiis rerum venalium — «Эдикт о ценах», изданный в 301 году.
Первоначально эдикт был известен по отдельным фрагментам подписей, найденных в течение XVIII-XIX веков в Египте, Карий и на островах Средиземного моря1. Лишь в 1973 г. при раскопках античного города Афродисиады в Малой Азии был обнаружен полный текст эдикта2.
«Эдикт о ценах» имеет большое значение для изучения экономического состояния Римской империи в конце III и начале IV века и разнообразных местных производств3, — такую характеристику дал эдикту русский историк Архангельский.
Посредством этого эдикта Диоклетиан стремился, выправив рыночные цены, не только подавить инфляцию, но и строго регламентировать экономическую жизнь империи. Будучи человеком военным, Диоклетиан ценил достоинства воинской дисциплины и в данном случае попытался применить ее и в экономической жизни империи, при этом, похоже, весьма плохо представляя себе, с чем ему, собственно, предстоит столкнуться, ибо рынок с его колебаниями спроса и предложения, сложными механизмами, рассчитанными на обогащение одних и разорение других, менее всего был склонен (и так в истории будет всегда!) подчиняться дисциплине, пусть даже воинской.
Эдикту о ценах предшествовала вторая денежная реформа Диоклетиана. О ней сообщает папирус самого конца III века, в котором чиновник дает своему агенту следующие указания: «Божественная судьба наших повелителей распорядилась, чтобы италийские деньги были уменьшены на половину одного нумма. Поэтому поторопись все италийские деньги, которые у тебя есть, израсходовать и купить мне всякого товара, по какой цене сможешь раздобыть» (Pap. Ryland, 607)4.
Во вступлении к эдикту Диоклетиан приводит причины, побудившие его издать этот уникальный указ: «Жители наших провинций! Забота об общем благе заставляет нас положить предел корыстолюбию тех, которые всегда стремятся божественную милость подчинить своей выгоде и задержать развитие общего благосостояния»5. Особое
беспокойство у Диоклетиана вызывало то обстоятельство, что очень сильно распространилось ростовщичество, от которого страдала даже армия. Желание оградить армию, основную опору режима, от произвола хищных ростовщиков явилось мерой, которая должна была не допустить какого-либо недовольства среди воинов существующим положением.
«Кто не знает враждебную общественному благу наглость, с которой в форме ростовщичества встречаются наши войска... ростовщики назначают цены на предлагаемые предметы не только в четырехкратном и восьмикратном размере, но и в таком размере, что никакими словами это нельзя выразить. Кто не знает, что иногда воины ценой почетного подарка и жалования приобретают один предмет? Кто не знает, что жертвы всего государства на содержание войск идут на пользу хищников-спекулянтов? »1.
«Кто имеет такой упрямый характер и лишен всякой человечности, что не знает и даже не почувствовал, как на товары, продаваемые на рынках или в ежедневном товарообороте городов, распространился произвол цен, что разнузданная алчность не утоляется ни изобилием товаров, ни богатым урожаем отдельных лет; что без сомнения именно такие люди, которые занимаются такими делами, постоянно в душе взвешивают и даже узнают по звездам погоду и не могут в своем несправедливом настрое вынести, когда счастливые поля орошаются небесным дождем и дают надежду на будущие плоды; что многие считают это своим личным ущербом, когда возникает избыток товаров из-за благосклонности неба. Эти люди, которые только о том и думают, чтобы из божественного благодеяния извлечь выгоду, урезать избыток в общественном благосостоянии, а в неурожайный год с тем, что принес урожай, заниматься грязными делишками, пользуясь услугами торговцев, эти люди, из которых каждый купается в богатстве, которым можно было бы насытить целые народы и которые гонятся только за своим благополучием и за ростовщическими процентами.
...Итак, взвесив с полным правом все вышеизложенное, мы, потому что этого требует простая человечность, подумали не устанавливать цены на товары, ибо это было бы несправедливо, потому что многие провинции радовались бы счастью желаемых низких цен и, так сказать, привилегии изобилия, но установить максимальные цены, чтобы если какая-нибудь буря увеличит дороговизну — да хранят нас от этого боги! — алчность была ограничена нашим распоряжением или ограничениями закона. Поэтому мы устанавливаем, чтобы цены,
которые приведены в прилагаемом перечне, соблюдались по всей Империи, чтобы все поняли, что у них отнят произвол их повышения, а там, где есть изобилие товаров, чтобы не было помех для дешевых цен, о чем можно лучше всего позаботиться, наложив оковы на описанную алчность. Между продавцом и покупателем, которые заходят в гавани и путешествуют по чужим странам, это сдерживание должно соблюдаться в совместных деловых связях, и, чтобы они знали, что при затруднениях они не могут превысить установленные цены на товар. Они должны рассчитывать место и транспорт товаров и вообще все дело, исходя из следующего: постановлено, что те, кто привозит товары, не может их нигде продавать дороже.
Так как у наших предков было принято держать в узде дерзновение назначением наказания, потому что крайне редко можно встретить человека, который сам по себе делает добро, а страх всегда является самым верным рулевым в исполнении долга, постановляется, что если кто уклоняется от требований этого распоряжения, за свою дерзость будет подвержен смертной казни. И никто не может жаловаться на суровость распоряжения, потому что в руках каждого избежать грозящей опасности соблюдением этой меры. Та же опасность действует заодно с корыстолюбием продавца. От той же вины не освобождается тот, кто владеет товаром, необходимым для питания и употребления, и после указа не поставляет его на рынок; наказание для того, кто вызывает дефицит, должно быть выше, чем для того, кто нарушил распоряжение.
Итак, мы призываем всех к послушанию, которое на пользу обществу должно соблюдаться с благосклонным уважением и должным благоговением, особенно потому, что такое распоряжение послужит не только отдельным городам, народам и провинциям, но и всей Империи, гибели которой, как мы знаем, желают лишь немногие, корыстолюбие которых не могут умерить и насытить ни время, ни богатство, за которым они охотятся»1.
Эдикт устанавливал максимальные цены на все сельскохозяйственные и ремесленные товары. Закон регламентировал не только цены, но и заработную плату по специальности от сельского батрака до учителя и адвоката, оплату за перевозку грузов по морю и т. д.
Перечисление товаров в эдикте чрезвычайно детальное, и можно сделать вывод о высокой степени дифференцированности производства. В эдикте упоминаются свыше 30 видов зерновых продуктов, 19 сортов вина, 12 сортов масла, 50 сортов мяса, 96 сортов рыбы, 116 видов льняных тканей. Всего — около тысячи позиций.
Пределы цен в эдикте были установлены произвольно, без учета специфики отдельных провинций. Действительно, как можно было регулировать одновременно цены на таких необъятных просторах, включавших и разные климатические пояса, разные природные условия от густых лесов Галлии до пустынь Мавритании и Аравии... Поэтому эдикт, несмотря на жесточайшие кары, нарушался и после ухода Диоклетиана от власти в 305 году был отменен.
Следует отметить, что проведение норм эдикта в жизнь осуществлялось в чрезвычайно суровой форме. Любые нарушения строго карались. Публичные казни нарушителей следовали одна за другой. «Диоклетиан... пытался особым законом установить цены на все товары. Тогда по ничтожным поводам было пролито много крови: товары страха ради начали скрываться от продажи, дороговизна стала расти гораздо больше, чем ранее, пока, наконец, закон в силу самой необходимости, после гибели многих, был отменен»1.
«В обстановке натурализирующегося хозяйства, при условии, что государство было тогда не в состоянии взять на себя плановое регулирование производства, установление твердых цен могло привести только к росту спекуляции»2. Впрочем, история XX века показала, что государство никогда не в состоянии взять на себя плановое регулирование производства, которое обеспечило бы экономически состоятельные твердые цены и упразднило бы спекуляцию. «Реальный социализм» XX в. десятилетиями наступал на те же грабли, что и Диоклетиан за шестнадцать с лишним столетий до него. Будем, однако, справедливы к основателю Домината. Он был человек военный и мыслил, естественно, только дисциплинарными категориями. Экономических теорий о рыночных отношениях в Римской империи не было, да и не могло быть.
Теодор Моммзен назвал эдикт Диоклетиана «административным безумием» — govermentaler Wahnsinn3.
Но немецкий историк К. Штаде начала XX века оценивал эдикт несколько иначе. Он доказывал, что регулирование цен имело определенные основания. В распоряжении правительства имелись огромнейшие запасы продуктов, поступавших как с императорских поместий, так и в виде налогов: в ведении государства находились большие мастерские, которые выпускали множество ремесленных изделий, так что правительство могло выбрасывать на рынок определенное количество
товаров и тем самым регулировать цены1. Запасов этих, однако, не хватило не только на всю империю, но и на отдельные провинции, и эдикт не привел к желаемым для правителя результатам.
Делая краткий вывод, можно сказать, что попытка Диоклетиана пресечь произвол богачей путем регламентации цен не удалась. С рынков исчезли товары, а инфляция медных денег бесконтрольно продолжалась, достигнув астрономических размеров.
В итоге можно сделать уверенный вывод, что первая в истории человечества грандиозная попытка тоталитарного регулирования экономики путем введения фиксированных цен на все без исключения товары на необъятных просторах Римской империи от Месопотамии до Британии, от Мавритании до Германии, от Нила до Придунавья закончилась полным крахом. Будучи человеком своей эпохи, Диоклетиан, конечно же, не мог понять, что экономика не может повиноваться его приказам так, как повинуются легионы своему полководцу. Впрочем, римский император здесь заслуживает куда меньших упреков, нежели вожди XX столетия, пытавшиеся управлять экономикой подобными же методами, при этом воображая, что опираются на самую передовую экономическую теорию.
Великий кризис III века, из которого Диоклетиан успешно вывел Римскую империю, был во многом вызван тем обстоятельством, что Рим к этому времени исчерпал возможности экстенсивного развития путем успешных завоевательных войн, приобретения новых провинций и увеличения в результате этого армии рабов в своей на рабстве основанной экономике. Диоклетиан, перейдя к политике прикрепления к земле колонов, свободных землевладельцев, начав закрепощать и городское сословие, прежде всего ремесленные корпорации, усилив налоговый гнет и одновременно пытаясь жестко регулировать цены, предложил своего рода путь интенсификационного развития Римской империи за счет мобилизации всех ее внутренних ресурсов. И нельзя сказать, чтобы путь этот был так уж не успешен. Пожалуй, единственный провал здесь — эдикт о ценах. Сама же социально-экономическая система Диоклетиана — прикрепление широких слоев сельского, городского сословий, новая налоговая система — оказалась замечательно живучей. Пережив гибель античной цивилизации, она стала основой социально-экономического строя средневековой Византии.