 |
| 132 |
переселенцы расцениваются обычно исследователями [25] не
как полноценные граждане, а как плебеи, они все-таки увеличили
реальное население Рима, но если даже полагать, что из «многих
тысяч» в гражданство была включена лишь часть, то и она
повлияла на количественные
показатели римского народа. К этому можно добавить и естественный
прирост населения.
Надо, впрочем, заметить, что относительно 80 тыс. римлян
существует ремарка Фабия Пиктора, о которой упоминает Ливий.
Фабий
говорит, что 80 тыс.,—это лишь те, кто был способен носить
оружие.
В таком случае все население должно было бы насчитывать
240—
320 тыс. человек.
Для проверки цифрового материала, предоставленного разными
версиями традиции, полезно обратиться к статистическим сводкам,
составленным римлянами. Данные о более поздних цензах позволяют
говорить о 20 тыс. населения при первых царях. В наше время
убедительно аргументирована достоверность цензов II в. до
н. э. При этом
Я.Ю. Заборовский [26], специально занимавшийся этим вопросом,
привел резонные соображения, уточняющие действительную характеристику
численности римского гражданства. Принимая во внимание большое
число римлян, оторванных от Италии главным образом из-за
военных действий, а также по торговым делам и потому не
прошедших ценза, он доказал, что число граждан в 131 г.
до н. э., например,
должно превышать число, указанное в цензовом списке, примерно
на
60 тыс. человек и составлять не 318—319 тыс., а 378—379
тыс. Это
вдвое больше, чем число людей в раннем царском Риме, определенное,
исходя из предпосылки Фабия Пиктора.
Но в такой незначительный прирост с VI или с IV в. до н.
э., если
так именно датировать реформу Сервия, по II в. до н. э.
невозможно
поверить, даже имея в виду человеческие потери во время
войн и эпидемий и сокращение рядов гражданства за счет обезземеливания
римского крестьянства. Ведь наряду с этими явлениями действовали
и
противоположные факторы: значительный рост земельных владений
римлян; редукция минимального ценза; деятельность гракханской
аграрной комиссии; принятие в гражданство жителей ряда латинских
и сабинских городов и, наконец, широкая волна колонизации.
Только
во II в., до 131 г..до н. э., на территорию Италии была
выведена
21 колония [27], из них в качестве колоний полноправных
римских граждан — по крайней мере 15, в то время как 3 получили
права латинского гражданства, а статут 3 не ясен. Все это
должно было содействовать улучшению жизни и росту народонаселения.
Указанные об-
|
|
| ---------------------
[25] См.: Хан И. Плебеи и родовое общество. — In: Studia Historica.
v. 94. Budapest,
1975, с. 22.
[26] См.: Заборовский Я.Ю. К вопросу о достоверности цензовых списков
II в. до н. э.—ВДИ, 1962, № 2, с. 118; Он же. Римские цензы периода
Республики: механизм действия, проблема достоверности (III—II вв.
до н. э.).— ВДИ, 1979, № 4, с. 37—58.
[27] См.: Маяк И.Л. Взаимоотношения Рима и италийцев в III—II вв.
до н. э. М., 1971, с. 112—116.
|
|
| 133 |
стоятельства склоняют нас к признанию сведений, сообщаемых
Ливием, как более верных, по сравнению с фабием Пиктором.
Ливий вообще внимательно относился к цензам. Именно он сохранил
в своем труде этот цифровой материал. Применительно к 80
тыс. он определенно употребил термин «ценз» (censa dicuntur).
Конечно, не списки, но копии их или воспоминания о списках
Сервия Туллия должны были сохраняться в традиции именно
потому, что они относились к первому римскому цензу, почему
Ливий и мог привести содержавшиеся в них данные.
Хорошо известно, что в республиканское время ценз учитывал
не только мужчин, но также женщин и детей [28]. Никаких
сведений о том, что в царское время дело обстояло иначе,
нет. Вместе с тем центуриатная конституция Сервия Туллия
может дать нам схематическое представление о численности
боеспособного населения в его время, а точнее, в то, когда
она была проведена, что поможет проверить данные Ливия относительно
начала царского периода. Хотя не все центурии включали в
себя обязательно 100 человек и колебания в численности центурий
1-го класса и пролетарской были весьма значительными, все
же общее число центурий равнялось 193, что соответствует
максимум 19300 людям, и если это воинство составляло 1/4
всего гражданства, то в целом оно может быть охарактеризовано
в таком случае цифрой в 77200 человек, округленно 80 тыс.
Если же его принять, как обычно делается, за 1/3, то число
граждан не достигает 60 тыс. человек. Приведенные соображения
служат дополнительным аргументом в пользу рассматриваемого
здесь сообщения Ливия (I, 44, 2) о количестве римлян в правление
шестого царя или даже в еще более позднее время. Если считать,
что цензовая реформа в полном объеме была проведена за пределами
царской эпохи, не ранее начала IV в. до н. э., те же цифры
одновременно свидетельствуют против аналогичных данных,
касающихся времени первого царя или периода «двоевластия»,
основанных на сообщениях Дионисия (II, 16).
В подтверждение наших расчетов, понимая, разумеется, их
приблизительность, можно привести еще рассуждения Ф.Де Мартино
о народонаселении Рима [29]. Они касаются эпохи Ранней республики.
Де Мартино исходит из недоверия к цифровому материалу, переданному
традицией, поэтому предлагает за основу подсчета взять площадь
ager Romanus и количество потребляемого зерна на душу. Он
принимает предложенную Ю. Белохом цифру (около 820 кв. км),
характеризующую протяженность римских владений ко времени
Александра Македонского, которую, с его точки зрения, можно
проецировать и в более ранний период. Де Мартино отмечает
далее, что, согласно Теофрасту, Лаций тогда был влажен и
лесист. К тому же часть пригодной для пашни площади была
занята огородом и часть отдыхала под паром, будучи отданной
под пастбище для скота. Все это, по мысли ученого, должно
было сокращать действующую ежегодно пашню внут-
|
|
| ---------------------
[28] Mommsen Th. St—R, Bd II, Abt. 1, S. 362.
[29] De Martino F. Territorio.., p. 170—172.
|
| 134 |
ри общей площади ager Romanus до 13650 га, или 54,600 югеров.
Среднесуточное потребление зерна на душу, учитывая стариков,
женщин и детей, Де Мартино предположительно определяет в
500 г. Поскольку в то время хлеб в Рим не импортировался,
максимальное число
людей, способных прокормиться в Риме, по мнению Де Мартино,
могло быть 50 тыс. человек. Заметим, что это меньше, чем,
согласно
Ливию, при Сервии. Следует обратить внимание на то, что
эта цифра
относится к населению на площади ager Romanus, значительно
превышающей римские земли во времена Ромула. Ведь римская
территория
возросла за счет завоеваний при последующих царях, что отразилось
в образовании сельских триб, число которых к началу Республики
дошло, как минимум, до 16. Значит, в интересующее нас время
число
римских (в широком смысле этого слова) жителей должно было
быть
соответственно значительно меньше. Принимая в расчет наблюдения
Де Мартино относительно лесистости Лация, следует сказать,
что в начале царской эпохи площадь, занятая лесом, была
еще больше, как
это видно даже на примере собственно римских холмов и высот
на
них. Достаточно вспомнить названия Фагутала, Виминала, Лаурета.
Давшие им наименование рощи лишь постепенно отступали перед
возникающими деревнями с их угодьями, расширявшими понемногу
возможности увеличения средств существования. Таким образом,
разница
в 30—25 тыс. человек между численностью населения Ромулова
Рима
и Рима раннереспубликанского времени естественна и способна
подтвердить в известной мере сложившиеся у нас представления
по рассматриваемому здесь вопросу, несмотря на разницу исходных
позиций
в нашем исследовании и в труде Ф. Де Мартино.
Против многочисленности населения первоначального Рима
говорят и его скромные размеры. Плутарх (R., IX) замечает,
например, что
сначала в нем было не больше 1000 домов. «Город Ромула»,
согласно
традиции, развивался от «Квадратного Рима» на Палатине до
Септимонтия, включавшего кроме Палатина с Велией еще Целий
и Эсквилин (Varro., 11, V, 41; VI, 24; Fest., Septimontium
dies; Paul., Septimontium), а затем, учитывая убежище —
азиль (Liv., I, 8, 5), и Капитолий с частью Квиринала и
Виминала (Varro, 11, V, 41; Lyd., mens, IV, 155). Это пространство
охватывает не более 10—12 га. Конечно, как
будет показано дальше, римляне по мере завоеваний уже при
Ромуле
жили не только в черте города, но и на приобретенных землях
невдалеке от него. Однако разместиться даже на всей совокупности
принадлежавшей им земли, если иметь в виду отсутствие многоэтажных
строений и господство домов-хижин, а также тогдашний тип
поселений,
включавших не только жилища, но и хозяйственные угодья (о
чем
подробнее речь пойдет ниже в другой главе), римляне могли
лишь при том условии, что их было не очень много.
Итак, принимая за более достоверные данные Ливия, можно
констатировать увеличение численности населения за период
от Ромула
до Сервия Туллия, а точнее, до времени окончательного утверждения
центуриатного порядка, на несколько десятков тысяч человек,
примерно на 25—30 тыс.
|
|
| |
| 135 |
Приведя эти расчеты, мы еще раз оговариваем их приблизительность.
Однако в связи с поднятым вопросом важно установить не столько
точность абсолютных цифр, сколько тенденцию их к увеличению,
показывающую безусловный рост римского народонаселения.
Знаменательно, что эта тенденция улавливается всеми античными
авторами,
оперирующими цифровыми данными, вне зависимости от того,
в каком
абсолютном выражении находится их числовой материал.
Новые поселенцы, как правило, прибывали в Рим либо целыми
родами, либо частью их, но в любом случае пополняли число
римских
родов, включаясь в существующие трибы и курий. Цифровые
показатели роста числа родов подтверждаются в известных
пределах сообщениями античных авторов относительно конкретных
gentes, их имен
и их происхождения.
Можно выявить ряд исконных римских, даже доримских родов,
по-видимому аборигинского корня, связанных с культом Геркулеса,
относящихся к доромуловой эпохе, начиная от времени установления
культа на месте будущего Рима, — это Петиции и Пинарии (Liv.,
I, 7. 12—13; Dionys., I, 40; Macr. Sat., I, 12; III, 6),
предание о которых
несомненно содержит зерно исторической истины. Наличие курии
Pinaria [30] также указывает на древность Пинариев. Присутствие
греков
в районе будущего Рима позволяет оспорить мнение Г. Виссовы
и В. Гельбига [31] о заимствовании римлянами культа Геркулеса
из Тибура, а вместе с тем и тибуртинское происхождение Пинариев.
Несомненно к древнейшим в Риме относится и gens Mamilia
(Paul.,
Mamilia turris), во всяком случае ветвь Mamilii Turrini,
получившая,
как справедливо заметил П. Де Франчиши [32], когномен по
башне (turris), на которой укреплялась голова принесенной
в жертву лошади.
Поскольку борьба за лошадь велась между жителями Субуры
и Священной дороги (Fest., Mamiliorum familia; Paul. October
equus), можно считать, что Мамилии обосновались в Риме в
незапамятные времена, когда в Субуре и на Священной дороге
существовали обособленные поселки, т. е. до синойкизма Ромула,
в котором объединились бывшие до того разобщенными селения
(Fest., VI, 24). Свое происхождение род Мамилиев ведет от
легендарного Телегона, сына Одиссея и
Цирцеи, или Кирки (Hesiod., Theogon, 1014; Apollod., Ep.,
VII, 16; 36; Paul., Mamilia turris). Судя по сообщению Павла
Диакона, а также по
традиции о женитьбе Октавия Мамилия Тускуланца на дочери
Тарквиния Гордого (Liv., I, 49, 9), Мамилии издревле обитали
в Тускуле.
По версии Ливия, Октавий Мамилий был сыном Одиссея и Кирки.
Из
всего этого, однако, вряд ли следует, как порой думают,
что Мамилии
были этрусками. Сам факт возведения рода к Одиссею относит
Мамилиев к такой древности, в которой этрускам еще не было
места.
Есть в традиции данные, говорящие о древности в Риме Квинк-
тилиев. Овидий в «Фастах» (II, 377—378) и Аврелий Виктор
(Origo
|
|
| ---------------------
[30] Mommsen Th. St—R, Bd III, Abt. 1, S. 94.
[31] Helbig W. Die Castores als Schützgötter des römischen
Equitatus.— Hermes, 1905, V. 40, S. 111; Wissowa Q. Religion und
Kultus der Römer. Munch., 1912,
S. 272, 275.
[32] De Francisci P. Primordia civitatis. Roma, 1959, p. 165.
|
|
| 136 |
gent. Rom., 22) упоминают их как участников Луперкалий
вместе с Ромулом. То же можно сказать и о Фабиях, которые
участвовали с Ремом в Луперкалиях. Эти сведения содержатся
также у Овидия (Fast., II, 372—375, 377) и у Аврелия Виктора
(Origo gent. Rom., 22). Жреческие
 |
обязанности Фабиев упомянуты Проперцием (IV, 1,
26). Павел Диакон (Fovi) еще больше углубляет их
присутствие в Риме. Одни, сообщает он, возводят
Фабиев к Геркулесу, который возлежал во рву с их
прародительницей, а другие связывают имя Фабиев
с рвами-ловушками для медведей и волков. Это относит
их существование к древнейшим охотникам.
Современником первого царя был Прокул Юлий, успокоивший
римскую толпу рассказом об уходе из города и апофеозе
Ромула (Liv., I, 15, 8; 16, 5; Dionys., II, 63;
Plut., R„ 28; Flor., I, 1, 18). Юлии считались
латинским родом из Альбы. Основателем рода считался
Юл, сын или внук троянца Энея (Dionys., I, 70; Verg.,
Aen., passim). Может быть, упомянутого «свидетеля»
апофеоза Ромула следует признать символом реального
существования двух ветвей Юлиев, одна из которых
переселилась в Рим еще до разрушения Лльбы Туллом
Гостилием. Это вытекает из переданного Павлом толкования
Фестом когиомена Proculus как родившегося от отца,
жившего на чужбине, если «Прокул» уже стало когноменом,
а не преноменом. Другая ветвь Юлиев, согласно традиции,
переселилась в Рим после разрушения Альбы (Liv.,
I, 30; Dionys., Ill, 29; Тас. Ann., XI, 24).
|
По свидетельству феста (Mutini Titini), с основания Рима
(ab urbe condita) на Велии вплоть до эпохи принципата Августа
находился дом Гн. Домиция Кальвина. Когномеи, вероятно,
был получен ветвью рода
|
|
| |
| 137 |
позже. Но это не препятствуют возможности обитания gens
Domitia
в Риме с начала царского времени.
Из легенды о предательстве Тарпеи выявляется род Тарпеев
(Varrо, 11, V, 41; Liv., I, 11; Plut, R, 17; 18; Prop.,
4, 4, 93). Но Э. Пайс
идентифицирует Тарпеев с Тарквиниями. Это может, конечно,
«омолодить» их. Поэтому их древность сомнительна.
В рассказе о римско-сабинской войне в качестве одного из
римских принцепсов действует Гостий Гостнлий (Liv., I, 12,
2—3). В связи
с похищением сабинянок упоминается Таласий. Но является
ли это
имя родовым, сказать трудно. В эпизоде приглашения Нумы
на царство фигурируют Прокул и Велес (Plut., N., 5). Неизвестный
автор
«De praenominibus» (гл. 6) сообщает: «Имена, бывшие ранее
преноменами, теперь являются когноменами: как Постум, Агриппа,
Прокул,
Цезарь». Так что это когномены или, вернее, преномены, и
родовые
их имена не известны. Заметим, кстати, что сам факт наименования
людей только по преномену указывает на их доэтрусский характер
и
относит их, таким образом, к самым ран-ним ступеням истории
Рима.
В качестве интеррекса после смерти Ромула упомянут Спурий
из
рода Веттиев (Plut., N.. 7). Преномен Спурий имеет явно
этрусский характер [33], так же как и гентилиций, который
В. Шульце сопоставил
с этрусским vetu, vette, vete. Этрускизм имени, к тому же
упоминаемого в связи с первым царем только Плутархом, ставит,
конечно, под
сомнение реальность самого персонажа. В правдивости его
существования может не убедить и допущение, что появление
его в Ромуловом
Риме было одним из единичных возможных случаев проникновения
этрусков через азиль. Здесь нам важно отметить, что это
лицо фигурирует с обозначением родовой принадлежности.
При Тулле Гостилии действует род Горациев, чье появление
в Риме вовсе не было в тот период внезапным, и поэтому их
следует отнести к более раннему времени (Liv., I, 24; 25,
26; Dionys., Ill, 13; Flor.,
I, 3, 3—5). С разрушением Туллом Альбы Лонги в Риме обосновываются
Сервилии, Туллии, Квинкции, Клелии или Клуилии (Fest., Oratores),
Гегании и Куриации. Дионисий Галикарнасский в своем списке
заменяет Туллиев на Юлиев и добавляет еще Квинтилиев и Метилиев
(III, 29). Заметим здесь, что Туллии — несомненно очень
древний род,
их древность удостоверяется Цицероном (Вг., 16, 62), который
не считает себя родственником патрицианских Туллиев Ранней
Республики.
Вероятно, этот род имел разные ветви в разных местах Лация
(известно, в частности, что Цицерон происходил из Арпина).
В. Шульце [34] относит Tullus к иллиро-венетским именам.
Ф. Лохнер-Хюттенбах [35] обратил внимание на семантическую
близость слов с корнями Taul и Tul; он заметил также, что,
по Аппиану (111., 2), Taulus — сын эпонимного героя Иллирия,
a Taulantioi (т. е. название
|
|
| ---------------------
[33] Schulze W. Geschichte lateinischer Eigennamen. Berlin, 1904,
S. 95, 101; Rix H. Das etruskische Cognomen. Wiesbaden, 1963, S
225.
[34] Schuize W. Op. cit, S. 50, N 5.
[35] Locher-Hüttenbach F. Die Namen Taulus und Tullus. — In: Beitrage
zur Namenforschung. Bd XIII, Hf. 3 Berlin, 1962, S. 234—238.
|
|
| 138 |
иллирийского племени), понимается А. Майером в связи со
значением слова tullii. Оно объяснено Фестом как текущая
жидкость или брызнувшая кровь. Исследователь принимает также
в расчет доказанную А. Блументалем принадлежность имен EteotuloV,
TularcoV и TuloV иллирийским
Taulantioi и таким образом, показывает
иллирийский характер имен Tullus>Tullius. Учитывая это,
можно видеть в римских Туллах и Туллиях след иллирийских
проникновений в Лаций, относящихся к началу I тыс. до н.
э., т. е. к очень глубокой древности.
В царствование Анка Марция Рим испытал новый приток латинских
поселенцев из Теллен, Фиканы и Политория (Liv., I, 33; Cic.,
r.p., II, 18, 33), что подтверждается анализом лингвистического
материала [36].
В античной традиции прочно укрепился тезис о притоке в
Рим при Ромуле людей «из соседних народов» (ex finitimis
populis., Liv., I, 8, 6). В связи с похищением девушек Рим
пополнился за счет сабинян-ценинцев, антемнатов, крустумерийцев,
(Liv., I, 9, 8; 13, 2—4; Dionys., II, 32). Это жители сабинских
«городов», которые во времена Страбона (V, 3, 2), если судить
по Антемнам, считались городками Лация. Что касается конкретных
родов пришельцев, то традиция позволяет выявить следующее.
Если иметь в виду Тита Тация, то, очевидно, — род Тациев.
Вероятно — Герсилиев. Ведь именно так звали похищенную,
которая стала женой Ромула (Plut., R., 14; Liv., I, 11;
Macr., Sat., I, 6). Хотя она и была замужней, но известна
по имени отца, так как мужем ее был Гостилий (Plut., R.,
18). Достаточно определенно раннее появление в Риме этрусского
или, скорее, сабинского рода Валериев (Dionys., II, 46;
IV, 67; V, 12). Оно относится традицией ко времени Тита
Тация.
Глава этого рода Волез остался якобы в Риме с соправителем
Ромула в числе других знатных сабинян, представителей родов
Таллов — Тураниев и Меттиев—Курциев (Dionys., II, 46). Сабинская
принадлежность последних сомнений не вызывает. Таллов —
Туранниев же быть может позволительно сопоставить с таким
ономастическим материалом, как Talenus, умбрское Talenate,
Talonius, встречающимся в Лации, в области венетов и умбров
как Talanius в Луцерии и Tallius, которые В. Шульце [37]
возводит к сабинскому преномену Talus. Это дает основание
относить оба рода к первым римлянам сабинского происхождения.
Иное дело Валерии. Согласно Ливию (I, 58, 6), Валерий Попликола
был сыном Волузия. Это имя нередко в Этрурии. Velusna, Velusina
часто встречаются в этрусских надписях (TLE, 401, 393);
Volusius, Volusenus, Volusinius признаны еще В. Шульце [38]
этрусскими именами. Однако найденная в 1977 г. в Сатрике
надпись с именем Валерия, содержащая посвящение Мамарсу,
т. е. италийскому Марсу, подтверждает, по мнению М. Паллотино,
сабинский характер этого рода [39].
|
|
| ---------------------
[38] Peruzzi Е. Aspetti culturali del Lazio primitivo Firenze,
1978, p. 140—153.
[37] Sсhulze W. Op. cit, S. 94.
[38] Schulze W. Op. cit., S. 104.
[39] SR, 1979, N 1, р. 13.
|
| 139 |
Аврелии также, видимо, рано поселились в Риме. Павел Диакон
(Aureliam familiam) говорит об их сабинском происхождении,
связывая имя рода с сабинским словом ausel, обозначающим
солнце. Впрочем, на связи Аврелиев с usil зиждется отнесение
этого рода и к этрускам. На древность имени указывает приведенная
Павлом Диаконом форма с «s», не подвергшимся еще ротацизму,
и то, что оно
упоминается наряду с Валериями («...Auseli ... как Auselii,
Papisii вместо Aurelii, Papirii»).
Один из вариантов предания о Клавдиях относит и этот регильский
род к переселенцам, последовавшим примеру Тита Тация (Suet.,
Tib., I, 1). Впрочем, большее признание получил рассказ
о прибытии
Клавдия в Рим после изгнания царей.
С Нумой в Риме оказывается род, или, по крайней мере, часть
рода Помпилиев (Liv., I, 18, 1; Dionys., II, 58; Plut.,
N., Ill; Zon., 7, 5),
а также Марциев. Плутарх назвал Марция родственником и советником
Нумы (N., 5, 6). Ему или его сыну, по одной из версий, Нума
дал в жены свою дочь (Plut., N., XXI). Представитель того
же рода
Нума Марций, сын Марка, встречается у Ливия (I, 20, 5) в
качестве
назначенного царем Нумой понтифика. К этому же роду принадлежал
и четвертый царь, Анк Марций, согласно традиции, приходившийся
Нуме внуком по дочери (Liv., I, 32, 1; Flor., I, 4, 1).
При Нуме в Риме жил искусный художник из рода Ветуриев
—
Мамуриев, создавший по поручению царя копию священного щита
—
анциле (Plut., N.. XIII), почему его имя и попало в песни
салиев (Paul.,
Mamuri Veturi nomen). Косвенным указанием на глубокую древность
присутствия Ветуриев в Риме служит их патрицианский статус
в эпоху
Ранней республики (Liv., V, 13, 3). Имя Ветурий, как и Витурий,
сближается у В. Шульце [40] с этрусскими именами vetura,
veturis и др.
Однако этрусская принадлежность Ветуриев или Витуриев отнюдь
не
бесспорна. Дело в том, что это имя было распространено достаточно
широко за пределами тосканской Этрурии. Трижды оно фигурирует
в Велейской таблице (CIL, XI, р. I, 1147, р. 208—218): Veturis
fratribus
(III, 95); Veturius Severus (IV. 54); L. Veturius Severus
(VI, 22). Как
известно, Велейя расположена в области, принадлежавшей лигурам.
М. Фрескароли, специально исследовавший по алиментарной
таблице
этнический состав велейатов, подчеркнул, что местная ономастика
сохранила лигурийские черты, и даже само название Велейи,
по его мнению, ведет начало от названия лигурийского племени
Eleates или Ilvates [41]. В другой области Северной Италии,
полностью сохранившей
свой исконно лигурийский облик во II в. до н. э., а именно
в области
Генуи, находилась община Лангенов-Витуриев, принадлежавшая
племенам лангенов и витуриев. Ее название встречается в
надписи, содержащей решение арбитров Минуциев, в разном
написании несколько
раз: Veiturii (строки 2, 24, 31, 32, 34), Veturii (строка
35), Vituries
|
|
| ---------------------
[40] Sсhu1ze W. Op. cit, S. 257, 260.
[41] Frescaroli M. Per la storia della popolazione veleiate (Note
sulla onomastica personale). — In: Studi veleiati. Atti e memorie
del I Convegno di studi storici e archeologici. Piacenza, 1955,
p. 173—186.
|
|
| 140 |
(строки 5, 28, 43) [42]. Отсюда явствует идентичность Ветуриев
и Витуриев и вытекает признание их лигурийского происхождения.
Распространенность Ветуриев в тосканской Этрурии может,
таким образом, быть объяснена наличием лигурийского субстрата
в составе ее населения вне зависимости от представления
о происхождении этрусков. Если придерживаться восточной
теории, нельзя не учитывать того, что Тосканская зона до
постулируемого прибытия туда этрусков была исконной зоной
заселения лигуров. Невозможно не принять этого во внимание,
и разделяя взгляды приверженцев формирования этрусского
этноса на почве Италии из разнородных, в том числе местных
элементов. Поскольку и Лаций был первоначально заселен лигуро-сикулами,
можно признать в Мамурии Ветурии не этруска, а потомка древнейшего
лигурийского населения, часть которого была ассимилирована
латинами-аборигинами, а затем римлянами.
В это время в Риме могли проживать также роды Геганиев,
Веренниев, Канулеев, поскольку их представительницы были
вместе с Тарпеей первыми посвящены Нумой в весталки (Plut.
N., X). Подтверждением древности существования римских Геганиев
можно считать то, что в начале Республики среди консулов
492 г. до н. э. был консул Геганий, коллега Минуция. Упоминание
Канулеев, известных в республиканскую эпоху в качестве плебеев,
может поставить под сомнение сообщение Плутарха об этих
весталках. Но достаточно вспомнить, что носителями одного
и того же имени (классический пример — Клавдии) бывали по
разным причинам и патриции, и плебеи, кроме того, свидетельство
Плутарха относится к наиболее достоверной части традиции,
касающейся религиозных установлений и мероприятий.
Косвенным указанием на увеличение числа родов в Риме в
правление Нумы может служить рассказ о его сыновьях, якобы
давших начало родам Помпониев, Пинариев, Кальпурниев и Мамерциев,
получивших когномен «Rex» (Plut., N., XXI; Fest. Calpurnii).
Но уже в древности, по словам Плутарха, эта версия была
признана ложной, придуманной претендующими на особую знатность
римлянами, пожелавшими возвести свое происхождение к весьма
уважаемому и благочестивому царю. И действительно, в этом
смысле особенно уязвимыми являются Пинарии. Во-первых, древность
и знатность их рода удостоверялась культом Геркулеса, к
которому они были причастны, т. е. они существовали до Нумы,
а, во-вторых, от Пина должна была быть образована не сразу
форма «Пинарии», а скорее форма «Пинии». Поэтому вполне
вероятно, что Помпонии, Кальпурнии н Мамерции Рексы, и тем
более Пинарии, имевшие своими предками Пиниев, не связаны
родством с Нумой, и названные gentes обосновались в Риме
в иное время. Но античные авторы отнесли их к тому периоду
именно потому, что ни в ком не вызывало сомнений само появление
тогда новых римских родов.
Есть основание полагать, что древним был в Риме также род
Навциев. Согласно Дионисию (VI, 69), родоначальник этого
гентильного
|
|
| ---------------------
[42] Sententia Minuciorum.— In: Fontes Iuris Romani Antiqui, ed.
7. 1909, S. 402—403.
|
| 141 |
объединения был союзником Энея, жрецом Минервы (Афины)
Паллады. Именно Навций якобы вывез изображение богини из
Трои и передал своим потомкам отправление этого культа.
О троянском происхождении Навциев сообщает и Павел в извлечении
из словаря Феста (Nautiorum familia). Правда, там идет речь
о семье Навциев. Но это известие относится ко времени начала
империи, когда, видимо, члены одной и той же familia представляли
род в названных священнодействиях.
Самой глубокой римской древности принадлежит и род Эмнлиев.
Плутарх говорит, что Эмилии ведут свое начало от Мамерка,
сына Нумы, прозванного «ласковым» за учтивость и прелесть
речи в честь одноименного и аналогичного по характеру сына
Пифагора (Plut, Aem., II; N., VIII). Впрочем, тот же Плутарх
(R., II) зафиксировал легенду, по которой Эмилии связывались
с Эмилией, дочерью Энея и Лавинии. В этом варианте легенды
Эмилия была матерью Ромула. Павел Диакон (Aemiliam gentem)
передает кроме этой версии другую, согласно которой родоначальником
Эмилиев был второй сын Аскания — Эмилон (Aemylon). Первая
версия Плутарха покоится на часто встречающемся у греков
принципе объяснять римские имена и названия греческим происхождением.
Для Плутарха, подчеркивающего всем своим творчеством близость
своего и римского народов, это весьма характерно. Но выведение
Aemilius из aimulioV необоснованно.
Из всех рассказов об Эмилиях можно извлечь лишь одно рациональное
зерно, а именно появление этого рода в Риме в глубочайшей
древности.
Оставляя в стороне вопрос об этнической принадлежности
выявленных в традиции родов, а также и достоверность появления
их в Риме именно при первых царях, нельзя обойти вниманием
сам факт настойчивого упоминания в легендах о поселении
все новых и новых пришлых родов на территории urbs. Видимо,
античные авторы уловили закономерность. Таким образом, можно
полагать, что все рассмотренные здесь случаи дают представление
о росте численности римского населения в пределах VIII —
середины VII вв. до н. э. за счет внешних пришельцев.
Однако римское население в этот период увеличивалось не
только путем прибытия новых родовых коллективов, но и благодаря
естественному приросту. Причем этот прирост выражался и
в появлении новых родов с новыми именами внутри самого римского
общества, как это следует из известия о четырех сыновьях
Нумы.
Вспомним, что древние сомневались лишь в родстве Рексов
с Нумой, но вовсе не в том, что сыновья Нумы могли дать
начало новым gentes. Э. Перуцци [43], подробно исследовавший
традицию о генеалогическом древе Нумы и его потомков, пришел
к важному заключению, что nomen передавался и сохранялся
до тех пор, пока означал отношение юридического подчинения
лиц к их pater familias (а не просто parens!), если он был
жив, либо если его застал в живых хотя бы первый член новой
генерации, т. е. старший из внуков, или, что реже,
|
|
| ---------------------
[43] Peruzzi E. Origini di Roma, v. I. Bologna, 1970. p. 136—139.
|
| 142 |
старший из правнуков. Если же все внуки (или правнуки)
рождались после смерти деда (или прадеда), бывшего pater
familias, в подчинении которого находились все его сыновья,
т. е. отцы (или деды) внуков (или правнуков), то эти последние
(т. е. внуки или правнуки) получали новый nomen, образованный
от преномена их pater familias.
Для наглядности этот порядок можно, пользуясь примером
Перуцци, по аналогии с ним выразить в предлагаемой нами
схеме:
Подчеркнем, что эта схема передачи nomen объясняет процесс
вторичного образования gentes при естественном разрастании
больших патриархальных семей, которые входили в состав первоначального
gens.
Такой путь формирования gentes, получавших гентилиций от
имени потомка умершего pater familias, мог открыться для
любого поколения большой семьи и, вероятно, не был совершенно
обязательным. Скорее всего он реализовался в условиях нехватки
земли. Ведь земля,. выделенная родом большой патриархальной
семье, становилась при росте числа ее членов недостаточной.
Это обстоятельство ставило предел расширению как семьи,
так и рода.
Современные исследования позволяют примерно представить
себе этот предел. К. У. Веструп [44] в работе «Близкие родственники
внутри родства» обратил внимание на слова Ливия: «П. Целий
патриций первым вопреки древнему обычаю взял себе жену в
пределах до седьмой степени родства» — и естественно сделал
отсюда вывод о том, что когнатство, т. е. родство до шестого
колена включительно, составляло экзогамную группу, которую
он квалифицировал как большую неразделенную семью. Этот
вывод был поддержан Ф. Де Франчиши [45] и Дж. Франчози [46].
Действительно, и Дигесты дают основание для выделения этой
особо близкой группы родственников. Там говорится, что родителями
(parentes) у римлян называются родственники по восхо-
|
|
| ---------------------
[44] Westrup С. W. A Near-Kin within the Kin. A comparative study.
Kobenhavn, 1952.
[45] De Francisci P. Primordia..., p. 159—160.
[46] Franciosi G. Clan gentilizio e strutture monogamiche, v. I.
Napoli, 1975, p. 95.
|
| 143 |
дящей линии вплоть до прапрапрадеда (tritavus), а детьми
— по нисходящей вплоть до прапраправнуков (trinepos), т.
е. 6 поколений родственников по прямой линии вверх и вниз.
Оказывающиеся за этими
пределами когнаты, т. е. кровные родственники, именуются
соответственно предками и потомками (Dig., XXXVIII, 10,
10 § 7).
Юрист Гай очень подробно перечисляет названия всех родственников
от 1-й до 6-й степени родства включительно (Dig., XXXVIII,
10, 3),
но о входящих в 7-ю степень говорит лишь, что их много,
без детализации. Юрист Модестин в XII книге Пандект замечает,
что говорить
о естественном родстве людей, входящих в 7-ю степень родства,
нелегко, потому что за ее границами природа вообще не допускает
родственной близости (Dig., XXXVIII, 10, 4). Нельзя признать
случайным,
что тщательное описание степеней родства с приведением терминов,
обозначающих родственников по прямой и боковым линиям, заканчивается
в Дигестах на 6-й степени (Dig., XXXVIII, 10, 10). Заметим
также, что наследование по преторскому праву (bonorum possessio)
охватывает опять-таки когнатов шести степеней и касается
лишь в незначительной мере лиц 7-й степени родства (Dig.,
XXXVIII. 8(9), § 3).
Можно не сомневаться в том, что эти юридические тексты зафиксировали
древнейшие нормы, что 6-я степень родства составляла важнейшую
грань в сфере социальных отношений. Наблюдения этнографов
также указывают на 6-ю степень как на определенную веху
в родственных отношениях. Напомним со своей стороны выражение
«седьмая
вода на киселе», указывающее на дальность, почти на отсутствие
родства. Поэтому 6-я степень должна ограничивать более обширную
группу, чем большая семья.
В связи с наблюдением Веструпа нужно сделать ряд уточнений.
Прежде всего, под словом «cognatio» имеется в виду кровное
родство
вообще (Dig., XXXVIII, 10, 10, § 6, 8), т. е. и по отцовской
и по материнской линии. Но законным, имеющим юридические
последствия родством в Риме признавалось только родство
по отцу. Именно оно
учитывалось при наследовании имущества по законам XII таблиц
и согласно Гаю (Gai, I, 156; III, 10). Истоки таких представлений
коренятся в установлениях отцовского рода. Родственники
же со стороны
матери принимались во внимание в брачном вопросе. Это вытекает
из
сообщения Гая (I, 62) о том, что император Клавдий положил
начало
признанию законности браков между дядей и племянницей, дочерью
брата, женившись вопреки обычаю на Агриппине. Однако брак
между
дядей и племянницей, дочерью сестры, остался запрещенным,
равно
как и женитьба на тетках и со стороны отца, и со стороны
матери.
Конечно, в последнем случае поставлен акцент на запрете
родственных браков между людьми разных поколений. Ведь тетки
относятся
к поколению родителей, а римляне считали невозможными браки
не
только между родителями и детьми, но даже и между теми,
кто занимает их место по свойству (affinitas—Dig., XXXVIII,
10, 4, § 7). Важно, что в рассмотренном тексте Гая упоминаются
равным образом тетки с обеих сторон. В равной же мере недозволенными
считались брачные отношения с кузинами с обеих сторон, подобно
тому, как
|
|
| |
Продолжить
чтение
|
 |
