143

IV

ИСКУССТВО АХЕЙСКОЙ ГРЕЦИИ

(II ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ ДО Н. Э)

• Искусство среднеэлладского периода ...143
  
• Искусство времени шахтовых гробниц ...146
  
• Искусство времени расцвета микенской культуры... 174
  
• Искусство Крита конца II тысячелетия до н. э. ...211
  
• Искусство Трои ...213
  
• Конец эгейской цивилизации ...216

ИСКУССТВО СРЕДНЕЭЛЛАДСКОГО ПЕРИОДА

В предшествующих главах мы познакомились с искусством раннего бронзового века на территории материковой Греции. В конце III — начале II тысячелетия до н. э. во всем Эгейском бассейне происходят важные изменения. На Крите именно в это время возникают Старые дворцы, знаменующие новый этап в развитии общества, создание раннерабовладельческого государства. На Кикладах культура времени ранней бронзы приходит в упадок; во II тысячелетии эти острова уже не дали ничего значительного и самобытного. В Трое поселения последнего периода ранней бронзы (Троя III—V) сменяются обширным, хорошо укрепленным городом — Троей VI, просуществовавшим долгие столетия. Смена эта, видимо, произошла мирным путем.

В Греции цветущие поселения раннеэлладского II периода, такие, как Лерна, Тиринф, Азина, были разрушены в конце этого или начале следующего, раннеэлладского III периода, охватывающего два последних века III тысячелетия до н. э. Некоторые из старых поселений были полностью заброшены, другие продолжали существовать в меньших размерах. Новые поселения возникают на еще не обжитых местах. Находимая в них керамика по своему типу отличается от предшествующей. Это повсеместно отмечаемое разрушение старых и создание новых поселений принято связывать с появлением на территории Греции новых племен, непосредственных предшественников позднейших греков, создавших через несколько веков под именем ахейцев высокоразвитую культуру микенской Греции. Откуда пришли эти племена, пока остается невыясненным. Во всяком случае, они не были настолько многочисленны, чтобы вытеснить старое население Греции, носителей раннеэлладской культуры, с занимаемой территории. Скорее, следует думать, что они быстро ассимилировались с этим населением и заимствовали многие черты его культуры и искусства. Этим объясняется то, что, несмотря на ясные следы появления нового населения в Греции в конце III тысячелетия до н. э., резкого разрыва с предшествующей культурой все же не происходит, сохраняются такие черты ее, как мегаронный тип построек и употребление гончарного круга, появление которого отмечается уже в поселении Лерна III. Но в целом в конце раннеэлладского и начале средне-элладского периода наблюдается известное снижение уровня жизни. На месте разрушенной Лерны III с ее большим зданием дворцового типа — «домом с черепицей» — возникает новое поселение, Лерна IV — с маленькими домами, значительно уступающими предшествующим. Интересно, что остатки «дома с черепицей» почитаются как какое-то священное место: над ними нет более поздних жилых построек, район этот окружен кольцевой стеной, сложенной из камня. Возможно, что она являлась крепидой насыпанного на этом месте кургана. Это — лишнее доказательство того, что воспоминания о предшествующей эпохе сохранились в памяти нового населения.

Архитектура. Хорошее представление о поселении среднеэлладского периода дает Дорион в северной Меесении, на западе Пелопоннеса. Люди поселились здесь на невысоком холме среди благоприятной для земледелия равнины еще в предшествующий период, но именно в первые века II тысячелетия до н. э. поселение Дорион IV достигло наивысшего расцвета. Оно занимало площадь в виде неправильного овала длиной 138 м. Оборонительные стены окружали его со всех сторон; пять проходов в стенах, расположенных через нерегулярные промежутки, вели внутрь огороженного пространства. Стены, толщина которых колеблется от 1,6 м до 3,5 м, имеют два панциря, сложенных из довольно крупных камней. Пространство между ними заполнено мелкими камнями и землей. Никаких башен, укрепляющих стены, здесь нет — в этом отношении фортификация Дориона уступает более ранним оборонительным сооружениям Лерны. В центре поселения возвышалась площадка, укрепленная подпорной стеной, — зародыш позднейшего акрополя; на ней находился дом, состоявший из пяти прямоугольных в плане помещений, очевидно, жилище родового вождя, главы поселения. В самом обширном из этих помещений найден сложенный из каменных плит очаг. В этом доме можно видеть прообраз позднейших микенских дворцов с их мегаронами, в центре которых был расположен культовый очаг. К большому дому примыкают многочисленные помещения, предназначавшиеся, очевидно, для ремесленников. Жилые дома рядовых жителей поселения и помещения для хранения припасов были пристроены к оборонительным стенам. Большинство домов — четырехугольные в плане, но углы не всегда правильные. Они часто имеют общие смежные стены; заметно стремление построить дома с наименьшей затратой сил и материалов. В жилых помещениях есть примитивные очаги, в хранилищах стоят большие глиняные пифосы, закрытые каменными крышками. Между пристенными домами и «акрополем» оставлено значительное свободное пространство; возможно, оно предназначалось для загона скота в случае угрозы нападения; о постоянном существовании такой угрозы свидетельствует наличие оборонительных стен у всех поселений среднеэлладского времени. Дорион IV является типичным образцом этих поселений. В них отмечается известный упадок строительной техники по сравнению с постройками Лерны. Наряду с такими четырехугольными домами, как в Дорионе, широкое распространение получают овальные и абсидальные дома. Дома меньше по размеру, чем в предыдущий период. Построены

149 Кубок из Микен (серая мининская керамика). Начало II тыс. до н. э.

они, как и раньше, из сырцового кирпича, на каменных фундаментах, но стены их стали тоньше и не имеют глиняной обмазки, не говоря уже о тщательно приготовленной штукатурке, которая покрывала стены «дома с черепицей» в Лерне III. Новые черты заметны в погребальном обряде, характерном для этого времени. Вновь распространяется обычай хоронить умерших, не только детей, но и взрослых, под полами жилых домов или рядом с их стенами. Такие погребения известны в неолитический период, но, конечно, никакой прямой связи тут быть не может; очевидно, этот новый обычай был принесен пришлым населением. Наряду с такими захоронениями продолжали существовать и погребения вне поселений. Обычная могила среднеэлладского периода — каменный ящик; это прямоугольной формы яма, стенки которой выложены камнем; она перекрывалась каменными плитами; пол, как правило, был усыпан галькой; умершего клали в скорченном положении, но встречаются погребения с костяком, лежащим на спине. Погребальные дары, которыми снабжались умершие, небогаты — две-три глиняные вазы, иногда бронзовый кинжал или копье. Бросается в глаза почти полное отсутствие более богатых могил. Одинаковый характер погребений свидетельствует о единстве родового общества. Видимо, выделение родовых старейшин, о котором можно заключить по таким признакам, как наличие «дворца» — жи-

145

«минийских», данное им еще Шлиманом, который впервые открыл такие вазы во время своих раскопок в Орхомене, в Беотии. Название это происходит от имени миниев, мифического народа, населявшего, по мнению греков, Беотию. Серая минийская керамика больше распространена в средней Греции, черная — в Пелопоннесе. Существовала и светлая посуда, сохранявшая желтоватый тон глины, но так же хорошо отполированная. Для всех этих ваз характерно воспроизведение четких форм металлических сосудов. Особенно популярными формами были глубокий кубок на высокой толстой ножке и чаша с плоским поддоном и двумя вертикальными ручками — так называемый канфар. Встречаются и неглубокие сосуды — «подставки для фруктов». Минийская керамика отличается высоким качеством технического исполнения. Хорошо обожженая полированная глина твердостью напоминает камень, контуры сосудов четкие, остро очерченные. Такая высококачественная керамика распространена не очень широко. Наряду с мининскими сосудами существовала и расписная керамика. Роспись наносилась на жел-

150 Ваза с матовой росписью из Эвтрезиса. Начало II тыс. до н.э.

лища родового вождя, — в Дорионе еще не зашло далеко, и большая часть населения жила в одинаковых условиях. В то же время можно отметить целый ряд „своеобразных погребальных сооружений, свидетельствующих о поисках новых форм захоронений. Известное распространение получают тумулусы — земляные насыпи, удерживаемые каменной крепидой — стеной. воздвигнутой у их основания. Эти тумулусы насыпались над группой погребений, иногда ящичных, иногда другого типа. Интересен тумулус в Агиос Иоаннос. r Мессении, близ Дилоса. В основании его лежат огромные пифосы, обращенные отверстиями наружу; в каждом из пифосов находятся одно-два захоронения. К концу среднеэлладского периода — XVII в. до н. э. — относятся погребения на некрополе Элевсина, которые могут считаться прообразами позднейших камерных гробниц; это большие ящичные погребения, на одном конце которых находилось входное отверстие; они предназначались для коллективных захоронений и содержат большое количество погребальных даров.

Керамика. Подавляющую часть этих даров составляла керамика, отличающаяся от посуды предшествующего периода. Наиболее характерны для среднеэлладского периода сделанные на кругу, гладко отполированные монохромные, серые или черные, сосуды. За ними сохраняется название

151 Пифос с матовой росписью из Кораку. Начало II тыс. до н. э.

146

товатую или зеленоватую поверхность сосудов черной или коричневой красной без блеска. Эти вазы обычно называют «сосудами с матовой росписью». Формы их отличались большим разнообразием — чаши со сливами, кубки, пифосы небольших размеров. Роспись состояла из различных геометрических мотивов; особенно любимы треугольники, ромбы круги, соединявшиеся в различные комбинации. Обычно роспись располагалась на верхней половине тулова сосуда, а нижняя его часть оставалась неокрашенной. Хорошим примером этой керамики является ваза из Эврезиса с широким, резко сужающимся к донцу туловом; две небольшие вертикальные ручки на плечиках позволяют назвать ее амфорой, хотя ее форма далека от стройных, вытянутых критских и микенских амфор. Роспись, охватывающая плечики и верхнюю часть тулова, состоит из больших заполненных ромбами полукругов, расположенных с обеих сторон вазы; они обрамлены у ручек вертикальными полосами ромбов и треугольников. Аналогичный орнамент, но расположенный горизонтально, украшает горло амфоры; особенно любопытен состоящий из ряда углов орнамент нижней полосы на горле — отдаленный прообраз позднейшего меандра. Более легкой и свободной является роспись происходящего из Кораку (северный Пелопоннес) пифоса. Среди линейного орнамента здесь появляются круги, пересеченные косым крестом. В целом, хотя эта роспись и не связана столь тесно с формой вазы, как в критской вазописи времени расцвета, но и ей нельзя отказать в известной тектоничности. Вертикальные и горизонтальные линии подчеркивают членение сосуда. Ясна связь Этой керамики с предшествующей ей раннеэлладской посудой, в которой тоже господствовали геометрические орнаменты. Но не менее четко ощущается и различие между ними; так, для керамики с матовой росписью нехарактерен спиральный орнамент, который был широко распространен на кикладских вазах. Как и минийская керамика, вазы с матовой росписью сыграли большую роль в формировании вазописи микенского времени.

ИСКУССТВО ВРЕМЕНИ ШАХТОВЫХ ГРОБНИЦ

Развитие материковой Греции во II тысячелетии до н. э. проходит без внешних вторжений или катастрофических потрясений, вызванных силами природы, которые неоднократно прерывали развитие минойской культуры. Очевидно, в среднеэлладский период (2000—1600 гг. до н. э.) внутри родового строя происходит выделение родовой Знати, захватывающей в свои руки власть над рядовыми общинниками. Из среды этой знати вы

деляются наиболее сильные и богатые семьи, представители которых становятся наследственными правителями на данной территории, царями; в их руках сосредоточивается гражданская и военная власть. Процесс этот идет одновременно в различных общинах, существовавших на территории Греции и к началу позднеэлладского или микенского периода, как его чаще называют по имени крупнейшего центра этого времени Микен, здесь образуется ряд отдельных царств, правители которых находятся друг с другом то в дружественных, союзных, то во враждебных отношениях. Опасность нападения, угроза которого постоянно существовала, заставляет жителей этих государств возводить мощные укрепления вокруг своих городов; в городах, в руках царей, сосредоточиваются большие богатства. Составить представление о жизни страны в конце среднеэлладского и начале позднеэлладского периода позволяют замечательные открытия, сделанные археологами в Микенах. По счастливой случайности здесь сохранился царский некрополь раннего времени, не только давший бесчисленные высокохудожественные памятники, но и позволивший восстановить в общих чертах раннюю историю микенского царства.

В главе I уже рассказывалось об открытии богатейших погребений в шахтовых гробницах в Микенах, внутри крепостной стены, близ Львиных ворот, сделанном Шлиманом, когда он в 1876 г. приступил к раскопкам в столице Агамемнона; упоминалось также и о сравнительно недавнем — в 1951 г. — открытии второго погребального круга шахтовых гробниц, вне оборонительных стен, который был назван кругом Б в отличие от первого, шлимановского круга А. Эти два некрополя, — по существу все, что осталось от раннего периода существования Микен; несомненно, уже в то время этот город выделяется среди других поселений Пелопоннеса своим богатством. Акрополь Микен был окружен оборонительной стеной. Здесь уже существовал дворец правителя, который, возможно, представлял собой не одно здание, но комплекс отдельных построек. Позднейшее строительство уничтожило почти все следы ранних построек, и судить о Микенах этого времени мы можем лишь по находкам в погребальных^ кругах А и Б. Второй из них датируется несколько ранее первого, с него и следует начинать изложение.

Архитектура и инвентарь шахтовых гробниц. Погребальный круг Б расположен на территории некрополя, простиравшегося за пределами города. Его ограда — сложенный из необработанных камней правильный круг диаметром 28 м; она сохранилась местами на высоту 1,20 м; толщина ограды достигает 1,55 м. Она имеет два панциря, внешний и внутренний, из камней довольно большого размера. Пространство между ними заполнено мелкими камнями и землей. Теперь трудно

147

152 Круг гробниц Б в Микенах. XVII—XVI вв. до н. э. План

1 могила Альфа
2 могила Йота
3 могила Ню
4 могила Омикрон
5 могила Бета
6 могила Дельта
7 могила Гамма
8 могила Эпсилон
9 могила Мю
10 могила Ламбда 11 могила Каппа
12 могила Ро
13 толос Клитемнестры

решить, было ли сразу выделено оградой место, предназначенное для погребения представителей одной знатной, скорее всего, царской семьи, или же ограда была сделана вокруг уже существовавших погребений. Внутри круга было найдено 24 могилы; все они, за одним исключением, на котором мы остановимся позже, представляют собой погребения одного типа и различаются размерами и количеством погребального инвентаря. Большие могилы, достигающие 3—3,8 м в длину при ширине до 3 м и такой же глубине, снабженные многочисленными приношениями, предназначались для правителей и их ближайших родственников. Несомненно, эти так называемые шахтовые гробницы явились дальнейшим развитием хорошо известного типа ящичных могил, сложившегося еще в предшествующий период. Небольшие же могилы, имеющиеся в круге Б и принадлежавшие второстепенным членам правящего рода, ничем, по существу, не отличаются от ящичных могил, в большом числе встречающихся на рядовых некрополях этого времени. В отличие от погребений предшествующего периода во многих могилах круга Б, так же как и круга А, найдено по нескольку погребений, сделанных неодновременно. При повторных захоронениях первые погребения сдвигались в сторону, а дары, им принадлежавшие, вынимались и ставились на могилу. Могилы устроены по следующему принципу. Глубокая, вырытая в земле яма прямоугольной формы имела пол, засыпанный слоем гальки. В нижней своей части она была облицована каменной кладкой, поднимавшейся на высоту от 0,7 до 1,5 м. В могилах, высеченных в скале, на соответствующей высоте делались уступы в стенах. На эти уступы или на каменные стены укладывались деревянные балки, на которые опирались плиты сланца, закрывавшие погребения. На них насыпался слой красноватой глины, а затем могильная яма доверху засыпалась Землей. На поверхности устраивался небольшой земляной холмик; на него укладывались остатки погребального пиршества и воздвигалась надгробная стела; это была или простая гладкая каменная плита, или же украшенная орнаментом и фигурными изображениями, выполненными в низком рельефе. Некоторые из этих плит были найдены на своем первоначальном месте, над могилами. Именно благодаря стелам, которые были обнаружены случайно при ремонте находящейся поблизости толосовой гробницы более позднего времени, археологи узнали о существовании круга шахтовых гробниц Б.

Более ранние могилы круга Б относятся, судя по найденным в них вещам, прежде всего керамике, ко второй половине XVII в. до н. э. Одна из самых ранних — могила Хи; первый из погребенных в ней лежал в скорченном положении; это единственный скорченник в этих могилах; все другие умершие клались в вытянутом положении, обычно на спине, иногда на боку. Второе погребение в могиле Хи принадлежало шестилетней девочке; погребальный инвентарь из нескольких ваз, золотых украшений и бус с подвесками, среди которых был и амулет, сопровождал ее в потустороннее царство.

В других могилах раннего времени — Ню, Йота, Альфа — были погребения воинов, снабженных бронзовыми мечами и кинжалами, рукояти которых нередко украшали навершия из слоновой кости. Обязательной принадлежностью погребального инвентаря были глиняные сосуды, украшенные матовой росписью, характерной для среднеэлладского времени. Помимо них найдены также бронзовые и серебряные сосуды, а в могиле Ню — и небольшой золотой кубок. Умершие имели золотые украшения — тонкие полосы с орнаментом, нашивавшиеся на одежду, браслеты; женщина, погребенная в могиле Эпсилон, также датирующейся XVII в. до н. э., была украшена диадемой из золотых розетт, прикрепленных к бронзовой проволоке; возможно, что аналогичные орнаменты были и на ее одежде. По обилию найденной в этой могиле бронзовой посуды она была названа «могилой бронзы».

Инвентарь могил, относящихся к более позднему времени, — Дельта, Гамма, Лямбда, Омикрон и другие — значительно богаче, чем ранних. Особенно показательны находки в могилах Омикрон и Гамма. В первой из них была похоронена женщина; над ней была поставлена гладкая стела без изображений, от которой сохранились лишь обломки. Рядом с умершей найдены золотые украшения, сделанные, как обычно, Из тонких полос металла, украшенных орнаментом, много бус из аметиста, халцедона, янтаря, а также золотые браслеты и серьги. Одежда умершей была, очевидно, скреплена булавками с головками из горного хрусталя. Среди многочисленных расписных ваз, раздавленных упавшей кровлей гробницы, найдена небольшая выточенная из горного хрусталя ваза в форме утки, несомненно, лучшая по своим художественным достоинствам вещь из найденных в круге гробниц Б. Могила Омикрон получила название «Хрустальной» по найденным в ней предметам из горного хрусталя.

153 Одна из шахтовых гробниц круга А. XVI в. до н. э.

Могила Гамма — одна из самых больших и богатых среди погребений круга Б, несмотря на то, что в ней найдено сравнительно немного расписных ваз — всего девять. Предполагают, что вазы, относившиеся к первым погребениям, при повторных использованиях могилы были выпуты и поставлены на ее кровлю или же были разбиты и попали в земляную насыпь. Над могилой стояли две стелы — найдены их базы. Одна из этих баз была сделана из вторично использованной стелы более раннего времени с изображением сцены охоты. Вырезанное в ней отверстие для укрепления новой стелы повредило рельеф. В могиле найдено четыре костяка. Около последнего но времени погребения лежала сделанная из Электра — естественного сплава золота с серебром — маска, вероятно, покрывавшая лицо покойника. Здесь я;е найдено много мечей, бронзовые и золотые вазы. Особый интерес представляет находка небольшой геммы из аметиста с вырезанным на ней профильным изображением бородатого человека — древнейшим портретом микенского правителя. В могилах Дельта и Лямбда найдены бронзовые мечи (самый замечательный, с золотой рукоятью — в первой из них), кинжалы, ножи, наконечники стрел, кремневые и бронзовые; инвентарь показывает, что здесь были похоронены воины. Более поздние могилы круга Б датируются первой половиной XVI в. до н. э. Они современны древнейшим погребениям круга А.

Самая поздняя из могил круга Б — гробница Ро — относится уже к XV в. до н. э. Она интересна своей архитектурой. Это маленькая камера с двускатным сводом и примитивным дромосом; стены ее построены из хорошо отесанных блоков и покрыты штукатуркой, на которой сохранились следы росписи — полосы красной и черной краски. Эта могила, ограбленная еще в древности, свидетельствует о поисках новых форм погребальных сооружений в XV в., когда в Микенах появляются первые толосовые гробницы.

Круг гробниц А, открытый Шлиманом, был устроен в то время, когда круг Б еще функционировал. Что привело к сооружению нового царского некрополя? Наиболее правдоподобным объяснением, как указывает Т. Блаватская в книге «Ахейская Греция», представляется смена правителей в Микенах. Очевидно, выдвинулась династия, более сильная и богатая, оттеснившая первую и захватившая власть, которую она сумела надолго удержать в своих руках; о последнем говорит тот факт, что погребения круга А продолжали пользоваться почетом тогда, когда было уже прочно забыто о самом месте нахождения могил круга Б и над ним была воздвигнута гробница, известная под названием «толоса Клитемнестры». Могилы же круга А были при расширении Микенского акрополя включены в территорию, обнесенную крепостной стеной; вместо разрушившейся ограды была сооружена новая, состоящая из двойного кольца постав

149

ленных на ребро каменных плит; промежуток между ними был засыпан щебнем и землей; сверху они были перекрыты такими же каменными плитами, так что получилась массивная стена, достигавшая высоты 1,52 м при толщине 1,35 м. Диаметр круга А составляет 27,5 м. Интересно, что новая ограда круга была сооружена выше первоначальной на искусственно насыпанной террасе, укрепленной с запада подпорной стеной; у подножия ее открыты остатки первой ограды круга, аналогичной стене круга Б. При создании насыпи искусственной террасы были перенесены на более высокий уровень надгробные стелы, стоявшие над могилами; Шлиман обнаружил в первом круге гробниц 17 целых стел и обломков. Очевидно, стелы воздвигались над каждым погребением. В новой ограде круга А был устроен вход с северной стороны, там, где она ближе всего подходила к Львиным воротам — главному входу цитадели Микен. Устройство специального входа показывает, что погребальный круг посещали, очевидно, с целью совершения каких-то обрядов. В центре его были найдены остатки небольшого алтаря, не сомненно, связанного с этими обрядами. Колоссальные сокровища, найденные в могилах круга А, свидетельствуют о богатстве и могуществе микенских правителей, которые были в них похоронены. Достаточно сказать, что здесь были найдены золотые вещи общим весом 15 кг. Такое обилие золота вполне оправдывает эпитет «златообильные», данный Микенам в поэмах Гомера.

Датируется круг гробниц А XVI в. до н. э. Он начал функционировать как место погребений примерно на полстолетия позже, чем круг Б, и продолжал использоваться до конца века. Место, на котором он расположен, видимо, было еще в древности частью некрополя — в 1957 г. здесь была открыта под плитами ограды могила с скорченным погребением и скромным инвентарем — двумя фрагментированными вазами среднеэлладского времени; эта могила явно более ранняя, чем погребения круга А.

Могилы круга А сооружены по тому же принципу, что и в круге Б, с той лишь разницей, что они больше по размеру и глубже. Именно их глубина, достигающая 5 м, привела к названию их шахто

154 Круг гробниц А в Микенах.XVI в. до н. э.

150

выми гробницами, сохраняющемуся и в настоящее время, несмотря на всю его условность. Могилы высечены в мягкой скале, образующей здесь материк, и частично вырыты в покрывающей ее земле. Из найденных в круге А шести могил (пять было открыто Шлиманом, шестая — Стоматакисом в 1877 г.) самыми ранними считаются VI и II, несколько позже них IV и V, самые же поздние III и I; следует учесть, что в каждой из этих могил в свою очередь имеются более ранние и более поздние погребения. Самые ранние погребения скромнее по своему инвентарю, чем поздние. В могиле VI, содержавшей два костяка, были найдены бронзовые мечи и кинжалы, а также бронзовые и глиняные вазы. Помимо них был найден золотой кубок и тонкие орнаментированные полоски золота, аналогичные тем, которые встречаются во многих погребениях круга Б. Могила II, где было найдено лишь одно погребение, также имела сравнительно скромный инвентарь.

В отличие от этих ранних могил начала XVI в. до н. э. погребения, датирующиеся серединой и второй половиной века, поражают своим исключительным богатством и размерами. Самая большая и роскошная могила, носящая номер IV, имела длину 6,55 м, ширину 4,1 м. Здесь найдено три мужских и два женских костяка. При мужских погребениях были золотые маски, закрывавшие лица умерших; боевое оружие — бронзовые мечи, наконечники копий и стрел (последние делались преимущественно не из бронзы, а из обсидиана). Кроме боевого при них находилось и парадное оружие, возможно, являвшееся знаком их царской власти, — бронзовые кинжалы, инкрустированные золотом, серебром и чернью, — едва ли не самые изумительные находки, сделанные в круге шахтовых гробниц А. В могиле IV обнаружены три кинжала: один с изображением охоты на львов, другой — с бегущими львами; инкрустация третьего повреждена настолько, что трудно установить ее сюжет. Помимо этих предметов умершие были снабжены многочисленными золотыми и серебряными сосудами; в их число входили два великолепных ритона: один в виде головы быка, сделанной из серебра и увенчанной золотыми рогами; другой, золотой, в виде головы льва; а также серебряный сосуд в виде фигурки оленя и рельефный ритон с изображением сцены взятия города. Золотой кубок с двумя ручками, на которых помещены маленькие фигурки птиц, заслужил название «кубка Нестора», так как форма его поразительно напоминает кубок старейшего из вождей греческого войска под Троей, описанный в «Илиаде» (XI, 632—635). Здесь было найдено также огромное количество украшений из золота: диадемы, орнаментированные полосы, большие и малые бляшки для нашивания на одежду, два массивных золотых перстня-печати с вырезанными на щитках изображениями: на одном представлена сцена охоты, на другом — сражение четырех воинов. Из могилы IV происходит уникальный алебастровый сосуд с тремя выгнутыми ручками и несколько больших бронзовых сосудов — котлы, кувшины, сковородка на трех ножках.

Не менее богатой была могила V, содержавшая захоронения трех мужчин. Один из них не имел погребальных приношений, два же других были снабжены обильными дарами; лица их были покрыты золотыми масками; лежавший южнее был обозначен Шлиманом как Агамемнон — ему принадлежит лучшая из пяти золотых масок, найденных в круге А. Грудь обоих умерших закрывали панцири из золотых листов, при них были мечи с золотыми, украшенными гравированным орнаментом рукоятями; здесь же был найден инкрустированный кинжал с изображением дикой кошки, охотящейся в камышах на водяных птиц — по тонкости исполнения, несомненно, лучшее из всех известных изделий такого рода. Инвентарь могилы дополняли золотые и серебряные вазы, а также золотые пластинки с рельефными изображениями львов, нападающих на горных козлов и ланей, служившие обкладкой шестигранного деревянного ящичка. Могила III, содержавшая костяки трех женщин и двух детей, по характеру инвентаря отличается от предыдущих. В ней были найдены преимущественно золотые украшения — несколько диадем, сделанных из тонких золотых листов и богато украшенных тисненым орнаментом, серьги, бусы, бляшки в виде различных орнаментов, осьминогов, сфинксов, геральдически расположенных животных, человеческих фигур; вероятно, эти бляшки нашивались на одежду умерших; некоторые из них, например, изображение богини с тремя птицами, могли служить амулетами. Одно из детских погребений было целиком закрыто тонкими золотыми пластинками. Маска, лежавшая на голове ребенка, исполнена очень небрежно и лишь схематично передает черты человеческого лица. Интересно, что большая часть золотых украшений, равно как и маски, были сделаны специально для погребений. На это указывает тонкость тех золотых листов, из которых они изготовлены, и хрупкость этих предметов. Они были найдены при раскопках сильно смятыми, и реставраторы с трудом вернули им их первоначальную форму. Исключение представляют некоторые предметы, такие, как серьги из могилы III или перстни и массивный золотой браслет из могилы IV, которые, несомненно, носились своими владельцами при жизни. Прежде чем мы перейдем к анализу найденных в царских погребениях в Микенах произведений искусства, следует упомянуть о некоторых находках, сделанных вне шахтовых могил, но относящихся к тому же раннему периоду микенской культуры в Греции.

В конце XVI — начале XV в. до н. э. в Греции складывается новый тип царского погребения —

151

155 Золотой ритон в виде головы льва из гробницы IV круга А. XVI в. до н. э.

толосовые гробницы. На вопросе их происхождения и характеристике их архитектуры мы остановимся позже, при разборе более значительных сооружений такого рода. Теперь же упомянем лишь сделанные в некоторых из ранних толосов находки. В толосе в селении Вафио, близ Спарты, были найдены два великолепных золотых кубка, украшенные рельефными изображениями; они датируются началом XV в. до н. э. Из другого толоса, недавно открытого в Мирсинохори (район Пилоса), происходят два инкрустированных кинжала, не уступающие по качеству исполнения микенским. Помимо огромного количества золотых украшений, оружия, ваз, найденных преимущественно в шахтовых гробницах Микен и в других богатых погребениях Пелопоннеса, в них было найдено много расписных ваз, дополняющих общую картину развития искусства этого периода.

При рассмотрении всех названных памятников бросается в глаза их удивительная разнородность. От простых, даже примитивных, грубовато исполненных рельефов на каменных стелах, воздвигнутых над могилами круга А и Б, и скромных лишенных украшений сосудов до тончайших по исполнению инкрустированных кинжалов и выразительно передающих облик животных фигурных ритонов — таков диапазон этих изделий. Ясно, что Эти вещи не могли быть сделаны одними и теми же мастерами, в одном художественном центре. Среди них можно выделить три группы, объединяющие более или менее близкие между собой произведения. К одной из них относятся изделия, несомненно, критские по своему происхождению. Они могли быть привезены в Грецию с о. Крит в результате торговых сделок, или как военная добыча, или же были специально сделаны критскими мастерами по заказу микенских властителей. Другая группа объединяет вещи, исполненные, судя по стилю, микенскими мастерами, учившимися у критян, подражавшими их творчеству в своих изделиях, но все же сохраняющими и специфически микенские черты. Наконец, третья группа включает памятники, в которых эти местные черты выявились в наиболее чистом виде, в которых сохраняются традиции искусства предшествующего, среднеэлладского периода, не затененные критским влиянием.

Изделия критских мастеров. К первой группе относятся самые интересные и значительные из произведений торевтики, найденные в шахтовых гробницах и толосах. К их числу принадлежат два ритона в виде голов быка и льва. Первый из них,

156 Ритон в виде головы быка из гробницы IV круга А. XVI в. до н. э.

152

157 Золотой кубок из толоса и Вафио с изображением ловли диких быков. Ок. 1500 г. до н. э.

сделанный из серебра, аналогичен но форме каменным ритонам из дворцов Кносса и Като Закро. Поверхность этого ритона повреждена, поэтому трудно проследить плохо сохранившуюся гравировку, передающую тонкие завитки шерсти на морде животного. Инкрустация золотом, впущенным в серебро, отмечает нос; глаза также сделаны из золотой выпуклой пластинки; первоначально они, вероятно, имели зрачки из цветного камня. Золотая розетта, прикрепленная ко лбу с помощью шпенечка, вероятно, является позднейшим добавлением. Рога, выполненные из тонкого золотого листа, были укреплены на деревянной основе, теперь утраченной. Как и критские ритоны, этот сосуд первоначально имел крышку, закрывавшую его основание; отверстие для наливания жидкости сделано в темени быка, другое, через которое жидкость выливалась тонкой струйкой, — в его морде. Пластичная лепка формы, живая передача облика животного сближают этот ритон с критскими изделиями, свидетельствуя о том, что перед нами — первоклассная работа минойского мастера. Это подтверждает и сама форма ритона, который был священным сосудом для возлияний. Вероятно, металлические ритоны существовали и на Крите наряду с каменными, но до наших дней они не сохранились.

Второй из микенских ритонов, золотой, в виде головы льва, сделан из целой пластинки металла, выколочен, вероятно, на деревянной основе и затем тонко прочеканен с поверхности. Кружки покрывают морду животного, обозначая место, где растут усы, грива передана чуть волнистыми прядями, глаза слегка удлиненные, с выпуклыми зрачками. Известная жесткость линий, обусловленная техникой исполнения ритона, не снижает выразительности этой головы, являющейся работой выдающегося мастера. Следует отметить, что эти два ритона сделаны прочно, из достаточно толстых листов металла и, следовательно, предназначались для практического использования. Как попали эти изделия критских художников в гробницу микенского правителя? Между Микенами и Критом уже в это время существовала достаточно тесная связь; микенцы получали с Крита различные изделия ремесленников, предметы роскоши, тонкие произведения искусства. В период расцвета Новых дворцов Крита связь эта была, очевидно, мирной — нет никаких следов военных набегов на Крит. Может быть, в этот период микенские воины уже появляются на острове в качестве «гвардии» царя, но это предположение не подтверждено пока никакими археологическими свидетельствами. Так или иначе, изделия критских мастеров, созданные на острове для религиозных обрядов, оказались в середине XVI в. до н. э. во владении микенского правителя. Как их использовал новый владелец? Так же, как в критских святилищах? Вряд ли,

153

иначе они не оказались бы в числе прочих, далеко не ритуальных ваз среди погребальных даров в могиле басилевса. Очевидно, они служили просто сосудами для питья и не случайно были лишены закрывавших их тыльные стороны крышек. Таким образом эти два фигурных ритона — произведения критских мастеров, лишь использованные микенцами.

К той же группе изделий следует отнести и два кубка из толоса в Вафио. Они сходны по форме и размеру и являются, несомненно, парными. Форма кубков проста — слегка расширяющаяся кверху чаша с плоским дном, снабженная одной вертикальной ручкой. Такие вазы были известны на Крите в более раннее время. Техника исполнения ваз свидетельствует о том, что они использовались в быту. Кубки состоят из двух частей — рельефного фриза, сделанного из одного листа золота вместе с дном сосуда, и внутренней чаши, как бы вставленной в наружную форму и соединяющейся с ней с помощью загнутого наружу края. Благодаря этому кубок с внутренней стороны совершенно гладкий, рельефы, сделанные в технике выколачивания с последующей проработкой деталей, не видны изнутри. Ручка приклепана к краю вазы. Рельефный декор обоих сосудов принадлежат к числу лучших образцов критской торевтики. Композиция фризообразных изображений глубоко продуманна. На одном из кубков изображена сцена ловли диких быков; в центре фриза помещена фигура быка, запутавшегося в сети. Крепко натянута привязанная к двум деревьям сеть; тело быка, попавшего в сеть с разбега, изогнулось дугой, так что задние ноги касаются закинутых на спину рогов. Некоторая неестественность позы животного искупается выразительной передачей его порывистого движения и очень живо трактованной мордой с приоткрытым ртом. По сторонам этой центральной фигуры помещены два быка, несущихся вскачь, в схеме «летучего галопа». Правый беспрепятственно бежит среди деревьев, левый защищается от пытающихся пленить его людей; склонив голову, он старается сбросить уцепившегося за его рога и висящего головой вниз человека, в то время как другой ловец падает под его копыта. Напряженный ритм направленного в раз-

158 Дикий бык в сетях. Деталь рельефа кубка из Вафио

159 Бык и корова. Деталь рельефа кубка из Вафио

154

ные стороны движения подчеркивает драматизм Этой сцены. Боковые фигуры уравновешивают друг друга, но не симметричны. В то же время строго соблюдены рамки фриза: композиция построена на плавных спиралеобразных линиях, как бы замыкающих движение в отведенном ему пространстве. Интересно передана природа; горы и деревья, среди которых происходит действие, разворачиваются и по нижнему и по верхнему краю фриза. Пейзаж как бы виден сверху — характерный для критского искусства прием, неоднократно отмечавшийся на фресках Кносса и Агиа Триады.

На втором кубке из Вафио изображена мирная сцена приручения уже пойманных быков. Композиция снова делится на три части, главная из которых помещена в центре. Здесь видны стоящие рядом бык и корова. Великолепно изображены мощные тела животных, живо передана повернутая в свободном движении голова коровы и нежно лижущий ее бык. Головы их но выразительности не уступают скульптурным ритонам из Кносса и Микен. По сторонам центральной группы помещены спокойно стоящие животные: справа — щиплющий траву бык, слева — бык, которого привязывает за заднюю ногу человек; животное терпеливо переносит эту операцию. Мирному сюжету фриза соответствует спокойное, уравновешенное построение композиции; движение всех фигур направлено в одну сторону, вертикали деревьев подчеркивают его замедленный ритм. Скалы также изображены и у нижнего и у верхнего края фриза. Сходство формы сосудов, трактовки животных и пейзажа заставляет думать, что оба кубка были сделаны одним мастером, выдающимся художником-торевтом. Сюжеты фризов близки многим изображениям, связанным с играми с быком, хотя и не полностью с ними совпадают. Сюжеты и стиль исполнения кубков из Вафио свидетельствуют, что автором их был критский мастер. Среди находок из шахтовых гробниц Микен выделяются инкрустированные кинжалы. Такие изделия были найдены и в других погребениях на территории Греции; например, в толосе в Вафио кроме золотых кубков были найдены два инкрустированных кинжала. Но они, как и большинство

160 Золотой кубок из толоса в Вафио с изображением приручения диких быков. Ок. 1500 г. до н. э.

155

других, открытых вне Микен кинжалов, очень плохой сохранности, за исключением двух, происходящих из толоса в Мирсинохори, близ Пилоса, и одного из аргивского Герайона. Самый интересный из микенских инкрустированных кинжалов — кинжал из гробницы IV круга А, на клинке которого с одной стороны изображена охота на львов, а с другой — лев, преследующий ланей. Художник умело использовал отведенное ему узкое пространство для развертывания динамичной сцены. Фигуры охотников помещены слева. Четыре человека с копьями и щитами в руках и один лучник нападают на огромного льва, смело бросающегося на них, в то время как два других льва стремительно убегают вправо. Переднему охотнику удалось достать льва копьем, но свирепый зверь ударом лапы бросил его на землю. К нему приближаются остальные охотники, замахиваясь копьями. Большие прямоугольные и восьмеркообразные щиты защищают их фигуры. Вся сцена исполнена движения, как и вторая, на обратной стороне кинжала, где слева изображен лев, поваливший лань и вцепившийся ей зубами в горло, а в центре и справа — несущиеся в «летучем галопе» пятнистые лани.

Эти миниатюрные картины исполнены с помощью сложной техники, впервые встречающейся в этих произведениях. Изображения сделаны из вырезанных из золотых, серебряных и медных листов фигурок. Эти фигурки вколочены в бронзовую пластину, в свою очередь вставленную в специально вырезанное в клинке кинжала углубление. Из красноватой меди выполнены тела людей, из золота — львы и лани; щиты и одежда охотников и животы зверей сделаны из серебра; все детали рисунка тщательно програвированы и местами заполнены чернью — сплавом меди, олова и серы. Благодаря такому разнообразию материалов создается яркая, иолихромная картина, четко выделяющаяся на бронзовом клинке. Древние художники достигали большого мастерства в этой сложной технике.

На другом кинжале из той же IV шахтовой гробницы изображены с обеих сторон по три бегущих льва. Над ними видны облакообразные фигуры — несомненно, это горы, расположенные по правилам критского искусства как сверху, так и снизу картины. Самым совершенным является, несомненно, кинжал из гробницы V с изображением леопарда, охотящегося за утками среди зарослей папируса. Живо передан ловкий хищник, схвативший зубами одну птицу и придавивший лапой другую, а также сами птицы, тщетно пытающиеся вырваться, и пейзаж — заросшая растениями река, в водах которой видны плавающие рыбки. Эта сцена напоминает лучшие критские фрески.

Кинжалу из гробницы V близок один из двух кинжалов, найденных в толосе в Мирсинохори, на котором изображены три леопарда, охотящиеся среди скалистого пейзажа. Другой кинжал из Мирсинохори, самый большой из известныхнам экземпляров (длина клинка 25 см), украшен тонко исполненными наутилусами и кораллами, вызывающими в памяти лучшие образцы критской керамики так называемого морского стиля. Три последних памятника с особой ясностью доказывают критское происхождение инкрустированных кинжалов. Об этом свидетельствуют и стиль исполнения и сюжеты, близкие произведениям искусства Крита. Но, с другой стороны, тема первого из разобранных нами кинжалов — с львиной охотой — не характерна для Крита; если в древности львы, безусловно, водились на Балканском полуострове, то на Крите их не было, и его жители были знакомы с ними, вероятно, лишь по изображениям. Кроме того, охота, сколько можно судить по критским фресковым росписям, не входила в число привычных занятий минойцев. Зато в материковой Греции она пользовалась чрезвычайной популярностью, была излюбленным развлечением микенских владык; подвиги, совершенные во время охоты, ценились, видимо, столь же высоко, как и военные. Несомненно, этот сюжет не случайно

161 Золотые перстни-печати с изображением охоты на оленя (вверху) и сражения XVI в. до н. э.

156

162 Инкрустированный кинжал с изображением леопардов в зарослях папируса из гробницы V круга А. Деталь

163 Инкрустированные кинжалы из шахтовых гробниц круга А. Конец XVI в. до н. э.

157

164 Инкрустированные кинжалы из толоса в Мирсинохори. Конец XVI в. до н. э.

158

появляется на кинжале, принадлежавшем одному из этих владык и, возможно, служившем знаком его власти. Вполне убедительным кажется предположение, принятое большинством исследователей, о том, что эти инкрустированные кинжалы были изготовлены критскими художниками по специальному заказу микенских базилевсов. Не решен лишь вопрос, где работали эти художники — на своем родном острове или же в микенских городах, на службе у их правителей. Близость изображений на инкрустированных кинжалах произведениям критского искусства свидетельствует, скорее, в пользу первого решения.

Интересен вопрос о происхождении этой уникальной техники «живописи по металлу», как ее называют. Нет никаких данных, позволяющих проследить ее постепенное развитие в критском искусстве, за исключением сомнительного кинжала из Лассифи. Следует думать, что критские мастера заимствовали ее на Ближнем Востоке. В Двуречье инкрустация металлических изделий была известна еще в конце III тысячелетия до н. э. Отсюда она проникла на побережье. В Библосе,

в могиле, датирующейся около 1800 г. до н. э., был найден кинжал с серебряным лезвием, украшенным тонкими инкрустированными золотом волнистыми линиями. Золотая рукоять кинжала отделана чернью. Хотя стиль этой вещи совсем иной, чем у критских инкрустированных кинжалов, но техника схожа. О связях Крита с Сирийским побережьем свидетельствуют многочисленные находки там критских памятников.

Инкрустированные кинжалы из шахтовых гробниц Микен были найдены среди инвентаря последних по времени погребений, датирующихся второй половиной XVI в. до н. э. Толосовая гробница в Мирсинохори относится уже к XV в. Однако кинжалы из этой гробницы по стилю настолько близки микенским, что должны быть датированы одним с ними временем. Такие ценные предметы существовали, конечно, не одно поколение, передаваясь от отца к сыну, являясь знаком власти правителя.

Техника инкрустации металлом по металлу продолжала существовать и в последующие века, постепенно упрощаясь. XV в. до н. э. датируется кинжал из аргивского Герайона, клинок которого украшен с одной стороны фигуркой дельфина, а с другой —- летящей рыбы. Изображения, живо передающие натуру, очень близки критским фрескам на соответствующие сюжеты; этот кинжал, вероятно, является работой критского мастера. Но более поздняя работа скромнее и проще великолепных кинжалов XVI в.; место сложных картин, украшающих их клинки, заняли отдельные фигурки. Техника инкрустации, разработанная критскими торевтами, была воспринята микенскими мастерами, которые использовали ее для украшения сосудов. Поскольку эти сосуды относятся уже к более позднему времени, мы остановимся на них ниже. Следует думать, что инкрустацией металлом по металлу украшались и другие предметы. Несомненно, именно так были орнаментированы описанные Гомером в «Илиаде» щит Ахилла (XVIII, 478—607) и панцирь Агамемнона (XI, 19—28). В последнем случае указана и техника изготовления:

«В латах сих десять полос простиралися
ворони черной,
Олова белого двадцать, двенадцать
блестящего злата».

Помимо кинжалов к вещам, изготовленным критскими художниками по заказу микенских властителей, следует отнести золотые кольца с печатями, найденные в IV шахтовой гробнице круга А. На одном из них представлена сцена, сходная по сюжету с изображением на кинжале из той же гробницы — охота на оленя; охотник, вооруженный луком, стоит на колеснице, запряженной парой несущихся вскачь лошадей. За ним виден его спутник без оружия, видимо, возница. Олень помещен над фигурами лошадей; он прыгает, повер-

165 Фрагмент серебряного ритона с изображением осады города из гробницы IV и руга А. XVI в. до н.э.

159

166 Кубок из гробницы IV круга А. XVI в. до н. э.

нув назад увенчанную ветвистыми рогами голову, уже пораженный стрелой. Выступы, обозначающие скалы, видны и снизу, и сбоку, и сверху. Тонкая резьба и мастерское изображение животных, особенно чувствующееся в изящной фигуре оленя, свидетельствуют о работе критского мастера. Но охота — сюжет микенский; колесницы на Крите стали известны лишь после появления там жителей материка. Если в инкрустированных кинжалах критский торевт, изобразив сцену из жизни микенского правителя, полностью сохранил стиль своего искусства, то мастер, сделавший кольцо, видимо, испытал воздействие микенского искусства, что проявилось в угловатости фигур и не вполне удачном их композиционном размещении. Эти черты характеризуют и другое кольцо из могилы IV. Изображенная на нем сцена еще интереснее, потому что она отражает совершенно чуждый Криту воинственный дух микенской культуры. Представлено сражение между четырьмя людьми, среди которых выделяется помещенная в центре фигура нападающего. Он одет в обычный критский костюм, но на голове у него шлем с султаном. Он наступает на поверженного, упавшего на колени врага; левой рукой он держит его за горло, правой замахивается кинжалом, Его враг тщетно пытается отбить удар поднятым мечом. Слева от героя видна фигура сидящего на земле человека, справа — убегающий под прикрытием щита воин. Возможно, тут по специальному заказу изображен какой-то подвиг владельца кольца. Исполнение фигур, передача их движения и окружающего скалистого пейзажа, безусловно, выдают руку критянина, но композиционное построение, основанное на диагональных линиях, свидетельствует о том, что мастер руководствовался какими-то местными образцами.

Следует упомянуть еще один памятник, происходящий из гробницы IV и также являющийся, очевидно, работой критского мастера на микенскую тему. Это сильно фрагментированный серебряный ритон, имевший воронкообразную форму. На сохранившейся части видно изобрая{ение крепостных стен города, осажденного неприятелем. Защитники крепости предприняли вылазку, они выходят стройными рядами из ворот, предшествуемые лучниками; у стен города развертываются сцены сражения, часть осаждающих отступает, бросаясь вплавь в реку, волны которой изображены на нижней половине вазы. Живое исполнение фигур, верная передача движений напоминают стеатитовый рельефный сосуд из Агиа Триады с процессией сборщиков урожая. Но тема чисто микенская; эти военные сюжеты интересны тем, что дают представление об облике микенских воинов и свидетельствуют о существовании уже в это время мощных крепостных сооружений, воздвигавшихся для защиты от неприятеля.

Наряду с изделиями из драгоценных металлов в микенских гробницах найдены вещи и из других материалов. Из полупрозрачного алебастра был выточен трехручный кубок, отличающийся удивительным изяществом форм. Его красиво изогнутые волютообразные ручки сделаны отдельно и прикреплены к тулову металлическими шпиньками, подобно тому как приклепывались ручки сосудов из золота и серебра, которым он, несомненно, подражает по форме. Этот сосуд очень близок упо мянутой выше вазе из дворца в Като Закро, с такими же высокими изогнутыми ручками; эта близость заставляет и его считать критским изделием.

Изделия микенских мастеров. Помимо многочисленных высокохудожественных изделий, в которых следует видеть работу критских мастеров, тем или иным способом попавшую в материковую Грецию, из шахтовых гробниц Микен происходит еще большее число памятников, являющихся изделиями местных, микенских мастеров, многому научившихся у своих соседей — критян, но и сохранивших черты, присущие местному, элладскому искусству. Это сохранившиеся в количестве многих сотен мелкие украшения и сосуды из золота и серебра, некоторые мечи и другие предметы погребального инвентаря.

Интерпретация микенскими мастерами критского искусства с его свободным воспроизведением живых существ и окружающей их природы лучше

160

167 Золотые пластины с изображением львов из гробницы V круга А. XVI в. до н. э.

всего видна на примере рельефных золотых пластинок, найденных в могиле V круга А. Двенадцать пластинок украшали стенки не сохранившегося до наших дней небольшого шестигранного ящика из кедрового дерева. На четырех пластинках изображен лев, преследующий козла, на других четырех — лев, напавший на оленя. Первая композиция со львом, бегущим влево, и миниатюрной фигуркой козла, изогнувшегося в прыжке в левом верхнем углу, дополнена большим букранием — головой быка — над спиной льва и веерообразными растениями справа. Бросается в глаза утрированная передача движения — фигура льва распластана в беге; голова его трактована очень орнаментально, так же как мотив букрания, явно не понятый автором композиции: при положении головы быка в фас рот на конце его морды обозначен, как если бы она была показана в профиль. И самое использование этого изображения, имевшего у критян священный характер, в качестве простого заполнительного орнамента, свидетельствует о том, что перед нами работа не критского, а микенского художника, освоившего критские образцы, но трактовавшего их по-своему. Такая же стилизация живых изображений, придание им орнаментального характера отмечается и на другой группе золотых пластин: лев, вытянувшийся в прыжке в прямую линию, впивается зубами в тело изогнувшегося, как вопросительный знак,

168 Серебряный кувшин из гробницы V круга А. XVI в. до н.э.

161

169 Золотой кубок из гробницы IV круга А (так называемый кубок Нестора). XVI в. до н.э.

170 Золотой кубок с орнаментом в виде розетт из гробницы IV круга А. XVI в. до н.э.

оленя, ветвистые рога которого похожи на какое-то фантастическое растение. И здесь фон густо заполнен орнаментально использованными растительными мотивами — две «пальмы» внизу, подо львом, перистые листья, как бы вырастающие у него из спины. Самый сюжет этих рельефов более свойствен микенскому искусству, где, как мы уже отмечали, лев и львиная охота были одним из излюбленных мотивов. На Крите же изображения льва, напавшего на другое животное, редки, встречаются преимущественно на геммах позднего времени.

Большой интерес представляет золотая обкладка рукояти меча, найденного в могиле Дельта круга гробниц Б. Рукоять сплошь покрыта спиральным узором, прерываемым круглыми отверстиями от гвоздей, которыми она прикреплялась к деревянной основе. В нижней части рукоять заканчивается двумя головками львов, как бы схватившими своими раскрытыми пастями бронзовый клинок меча, на котором выгравированы изображения грифонов. Такого рода оружие встречалось и на Крите; возможно, что этот меч был сделан критским оружейником; но рукоять, судя по грубоватому и схематичному исполнению голов животных, является работой местного ремесленника, научившегося своему мастерству у критян.

Наиболее простые металлические сосуды, происходящие из шахтовых гробниц, не имеют орна-

171 Золотал рукоять меча из могилы Дельта круга Б. 1-я половина XVI в. до н.э.

162

мента, но производят хорошее впечатление своими лаконичными формами; таков, например, гладкостенный канфар из могилы IV. О богатстве выдумки микенских торевтов свидетельствует ваза своеобразной формы, известная под названием «кубок Нестора». От описанного в «Илиаде» кубка, принадлежавшего одному из греческих вождей, мудрому старцу Нестору, эта ваза отличается большей простотой — имеет две ручки вместо четырех и одну ножку вместо двух. Первоначально Это была просто чаша на высокой цилиндрической ножке. Вертикальные ручки, украшенные маленькими скульптурными фигурками птиц, были приделаны к ней позже; окончательный вид этому своеобразному сосуду придали две длинные ажурные полоски, которыми для большей прочности были соединены ручки с основанием ножки. В результате этих последовательных операций ваза приобрела оригинальный, не лишенный изящества вид.

Формы микенских металлических сосудов довольно разнообразны. Преобладают чаши двух видов: кубки на высоких ножках и неглубокие миски на

172 Золотые бляшки из шахтовых гробниц круга А. XVI в. до н. э.

173 Золотая чаша с изображением осьминогов из камерной гробницы в Дендре. Ок. 1500 г. до н. э.

163

174 Золотой нагрудник со спиральным орнаментом из гробницы V круга А. XVI в. до н. э.

низком поддоне. Те и другие обычно имеют по одной ручке. Первая из этих форм — создание Элладских ремесленников — на Крите почти не встречается и восходит к минийской керамике среднеэлладского периода. Вторая же форма широко представлена на Крите и, очевидно, пришла именно оттуда, как и нередко встречающийся тип кубков из Вафио, хорошо засвидетельствованный в критской керамике и торевтике. В целом формы металлических сосудов простые, четкие и ясные. Исполнены эти сосуды не столь тщательно, как кубки из Вафио. Обычно они не имеют отдельно сделанной гладкой внутренней чаши, стенки их одинарные и выпуклому снаружи рельефу соответствует вогнутый изнутри. Сосуды эти все же достаточно прочны и изготовлялись, вероятно, для повседневного употребления.

Большая часть найденных в микенских погребениях сосудов украшена рельефным орнаментом. Иногда это просто расположенные горизонтально или вертикально желобки, как на серебряной чаше из могилы Йота круга Б, иногда сильно стилизованные листья растений, как на кубке из гробницы IV круга А. Нередко встречаются сосуды, украшенные рельефными розеттами, — такова, например, красивая чаша на высокой ножке из могилы IV. Интересные образцы посуды из ценных металлов происходят из камерных гробниц в Дендре (Пелопоннес). По времени эти могилы не

сколько позже шахтовых гробниц Микен — они датируются XV в. до н. э., — но найденные в них сосуды примыкают к микенским и по форме и но стилю и являются их непосредственным продолжением. Среди них особенно интересна чаша на низком поддоне, украшенная рельефным изображением осьминогов на фоне кораллов, наутилусов и других морских существ. Ясна прямая связь этого выдающегося произведения микенской торевтики с «морским стилем» критской вазописи. Эти мотивы применены в металле столь же удачно, как и в керамике; следует отметить, что именно в это время и в микенской вазописи распространяются, как мы увидим позже, подобные росписи. Наиболее популярным орнаментом металлических сосудов был орнамент спирали, встречающийся обычно в виде длинных полос, окружающих тулово вазы. На золотой чаше из могилы V круга А две такие полосы разделены широким гладким валиком, проходящим по центру сосуда. А на большом серебряном кувшине из той же могилы сплошная полоса спиралей помещена на плечиках вазы; нижняя ее часть занята горизонтальными рельефными полосами, которые отделены от фриза спиралей двойными арками. Этот орнамент идентичен росписи сосуда с стремяобразными ручками из дворца в Като Закро на Крите. В Кноссе был найден бронзовый кувшин, украшенный таким же орнаментом. Он применяется и на низких чашах,

164

175 Хрустальный сосуд в виде утки из могилы Омикрон круга Б. XVI в. до н. э.

вроде золотой чаши из могилы XV в. до н. э. близ Кносса, похожей по форме на чаши, происходящие из Микен. Трудно решить вопрос, где была создана такая система декора — в металле или в керамике, но эти аналогии являются лишним подтверждением не только близости критского и микенского искусства рассматриваемого периода, по и сходства в развитии торевтики и керамики. Орнамент спирали был хорошо известен в искусстве III тысячелетия до н. э., особенно на Кикладах, откуда он распространился и на Крит. Он играл большую роль в критском искусстве эпохи расцвета, особенно в вазописи стиля Камарес. Позже, с распространением изображений, заимствованных из растительного и животного мира, этот орнамент отступает на второй план, но сохраняется в обиходе критских художников, как показывают вышеупомянутая ваза из Като Закро и другие, ей подобные. В искусстве материковой Греции начала II тысячелетия до н. э. Этот орнамент, как мы видели, уступил место линейным геометрическим узорам, характерным для так называемой керамики с матовой росписью. Но, вероятно, он исчез не полностью. Во всяком случае, он быстро возродился, может быть, под влиянием искусства Крита, в памятниках раннемикенского времени, как на сосудах, так и на украшениях из золота, в изобилии найденных в шахтовых гробницах Микен. Характерной особенностью и крит

ского и микенского вариантов этого орнамента было то, что он покрывал всю поверхность украшаемого предмета, образуя сплошной ковер сцепленных между собой не только но горизонтали, но и по вертикали спиральных завитков. Примером Этого является золотой нагрудник из мужского погребения шахтовой могилы V круга А. Покрывающий его рельеф образует сплошной узор в виде непрерывных рядов спиралей, соединенных между собой петлями. Этот нагрудник, сделанный из тонкого листа металла, очевидно, предназначался специально для украшения тела умершего: практического применения он иметь не мог ввиду своей хрупкости. Несомненно, изделия такого рода, изготовленные в качестве погребальных уборов, — диадемы, орнаментированные полосы и другие — были сделаны на месте в Микенах. Техника создания таких изделий несложна — тиснение по форме, деревянной или каменной, и штамповка, то есть нанесение однородных орнаментов металлическим штампом по лежащему на мягкой подстилке листу металла. Полученные таким образом узоры прочеканивались затем с лицевой стороны.

Наряду со спиральным орнаментом широкое распространение на микенских украшениях получил узор в виде различных кругов и розетт. Диадема из могилы III круга А состоит из овального основания и семи отходящих от него лучей. Простой мотив — выпуклые круги разной величины, об-

165

рамлеиные гравированными кольцами, — создает нарядный декор, хорошо заполняющий поверхность изделия. Более сложный орнамент покрывает вторую диадему из той же могилы. По форме она сходна с предыдущей, но увенчана не лучами, а воронкообразными «цветами», имитирующими реалистические изображения цветов в критском искусстве. Сама диадема украшена рельефными кругами, в которые вписаны розетты различной формы. Орнамент розетт, особенно шестилепестковых, широко применяется и для украшения золотых лент, служивших головными повязками или нашивавшихся на одежды умерших. В огромном количестве в шахтовых гробницах были найдены бляшки, украшавшие одежды. Наиболее популярны бляшки в виде разнообразных розетт, но есть и более сложные по форме, интересные с точки зрения их сюжетов. Осьминоги и бабочки являются прямым воспроизведением мотивов, созданных критскими мастерами. Миниатюрные храмики, увенчанные бычьими рогами, изображают в схематическом виде критские святилища, знакомые нам по фрескам Кносса и каменным вазам.

Встречается и изображение человека с птицами по сторонам — может быть, какого-то божества. Помимо схематизации — естественного следствия малых размеров и техники изготовления этих золотых бляшек — для них характерна строгая симметрия рисунка — особенность, отличающая изделия микенских мастеров от произведений их критских собратьев. Стремление к орнаментальности построения, геометризация живых и естественных форм критского искусства эпохи Новых дворцов — Эти черты, появляющиеся в украшениях из шахтовых гробниц Микен, несомненно, унаследованы от более раннего искусства среднеэлладского периода. Любовь к симметрии выражается в создании геральдических композиций. Среди золотых бляшек мы видим симметричные фигуры двух оленей или двух пантер; позже такие изображения получат еще более широкое распространение в искусстве Микен.

Таким образом, среди многочисленных памятников, происходящих из шахтовых гробниц Микен и других современных им погребений, значительное число изделий имеет черты, говорящие, с одной

176 Золотая диадема из гробницы III круга А. XVI в. до н. э.

166

стороны, об их местном производстве, а с другой, — о несомненном воздействии на них более развитого в это время критского искусства. Относительно многих найденных в шахтовых гробницах произведений искусства трудно решить, к какой группе их следует отнести, сделал ли их критский или микенский художник. К наиболее интересным памятникам такого рода относится найденный в могиле Омикрон круга Б небольшой сосуд, выточенный из целого куска горного хрусталя. Хрусталь широко применялся в эгейском искусстве для украшения оружия и изготовления бус, но второй целой вазы из этого материала неизвестно. Небольшая (длина 13,2 см) чаша сделана в форме утки: тело птицы образует вместилище вазы, хвост — ее слив. Голова, изящно повернутая на тонкой шее, является ручкой. Поражает лаконизм исполнения, сочетающийся с мастерской передачей характерных форм птицы. Плавные очертания вазы прекрасно гармонируют с материалом, из которого она сделана. Выдающееся качество исполнения заставило некоторых исследователей выдвинуть предположение, что эта вещь является египетским импортом. Однако против этого говорит самая форма сосуда с носиком-сливом, хорошо известная в эгейском искусстве еще III тысячелетия до н. э. и совсем не свойственная Египту. Мотив ручки в виде головы животного встречается в микенской торевтике: так, в пределах круга гробниц А, но вне могил был найден клад золотых вещей, включавший четыре кубка с ручками в виде собачьих голов. Мастерская передача голов этих животных, так же как и головы птицы на хрустальном сосуде, говорят за работу критского мастера — ведь именно на Крите в рассматриваемый период были достигнуты удивительные успехи в искусстве правдивой, реалистической передачи живых существ. Но поскольку сосудов такой формы на Крите не найдено, вопрос Этот не может считаться решенным окончательно.

Памятники микенского стиля. Наряду с вазами и украшениями, которые, судя по всему, являются изделиями микенских торевтов, обучавшихся своему мастерству у критян, в Микенах было найдено известное количество произведений чисто местных, отражающих именно микенские обычаи, на Крите не встречающихся и для его искусства не характерных.

Наиболее яркими образцами местного стиля в искусстве являются надгробные стелы, воздвигнутые над погребениями кругов А и Б. Существуют надгробия в виде гладких, лишенных украшения плит; тщательные наблюдения позволяют предположить, что они ставились над могилами женщин. Нет никаких оснований считать, что они относятся к более раннему времени по сравнению с рельефными надгробиями, — и те и другие существовали параллельно. Особенно интересны рельефные надгробия как древнейшие образцы монументальной каменной скульптуры на территории Греции. Самое большое из них достигает высоты 1,86 метра. Сюжеты рельефов — местные: сцены охоты, сражений. Лучшая из стел — воздвигнутая над могилой V круга А. На прямоугольной, едва заметной сужающейся кверху плите выделено место, предназначенное для рельефа. Оно занимает большую часть поверхности и разделено по горизонтали на два поля. Верхнее занято орнаментом спиралей, расположенных тремя соединенными между собой рядами. В нижнем поле помещено изображение несущегося на колеснице воина, преследующего пешего, вооруженного луком. Рельеф исполнен путем снятия фона между фигурами; рисунок непропорционален и даже просто примитивен, но тем не менее художнику удалось передать стремительное движение стоящего на колеснице человека (фигура его показана лишь наполовину), нагнувшегося вперед, чтобы вернее нанести удар. Довольно удачно исполнена и фигура скачущего коня. Этот грубовато-выразительный, линейно-плоскостный стиль характерен для всех скульп-

177 Надгробная стела с рельефным изображением воина на колеснице из круга гробниц А. XVI в. до н. э.

167

178 Электровая погребальная маска из могилы Гамма круга Б. 1-я половина XVI в. до н. э.

турных стел, найденных в Микенах. Промежутки между фигурами заняты завитками спирального орнамента, получившего, как отмечалось выше, широкое распространение в микенском искусстве времени шахтовых гробниц.

Наиболее своеобразными произведениями искусства из шахтовых гробниц Микен следует признать погребальные маски. Самая ранняя из них — электровая маска из могилы Гамма круга Б. На небольшой (высота 22 см) пластине выделяются рельефные нос, глаза и уши; сросшиеся над переносицей брови исполнены прочеканенными полосками, так же как ресницы на плотно сомкнутых веках. Рот обозначен малозаметной рельефной полоской. При всей примитивности исполнения хорошо передано мертвое лицо. К этой маске близки две золотые маски из могилы IV круга А, почти идентичные; они также невелики (высота 20—21 см). Пластины, из которых они сделаны, имеют овальную форму, но расположенные посредине черты лица исполнены так же, как на электровой маске: такая же сплошная линия бровей, плотно сомкнутые веки с обозначенными на-

179 Золотая погребальная маска из гробницы IV круга А. XVI в. до н. э.

168

180 Золотая погребальная маска из гробницы IV круга А. XVI в. до н. э.

169

181 Золотая погребальная маска (так называемая маска Агамемнона) из гробницы V круга А. 2-я половина XVI в. до н. э.

170

182 Аметистовая гемма с портретным изображением из могилы Гамма круга Б. 1-я половина XVI в. до н. э.

сечками ресницами, прямой нос. Отодвинутые к самым краям овальной пластины уши обозначены двойной линией. Более четко прочерчен прямой сжатый рот.

Многие ученые видят в погребальных масках древнейшие портреты, созданные в эгейском искусстве, и считают, что они воспроизводят вполне конкретные индивидуальные черты умершего. При этом исследователи исходят из того, что другие маски, найденные в гробницах круга А, сильно отличаются от только что описанных. Действительно, из той же могилы IV происходит третья маска иного типа; размер ее больше — 30 см, она не плоская, а, напротив, выпуклая, почти полукруглая. Под выгнутыми дугой, но не обозначенными насечкой бровями вырисовываются совершенно круглые глаза, рот скрыт четко очерченными усами, большие С-образные уши посажены высоко на висках. Эта маска не имеет того мертвого вида, что предыдущие, — сомкнутые веки на глазах не обозначены. По типу к ней близка маска из могилы V, принадлежавшая лежавшему севернее покойнику. Она такая же выпуклая, брови и усы обозначены без насечек, но глаза не круглые, а продолговатой формы. В этой же могиле, у южного покойника найдена и самая лучшая из всех шести погребальных масок, та, которую Шлиман назвал «маской Агамемнона». По своему типу она примыкает к плоским маскам, но отличается от них более тщательным исполнением. Аккуратными насечками показаны брови, не соединяющиеся над переносицей; миндалевидные глаза с плотно сомкнутыми веками очерчены четкой линией, так же как тонкие губы большого рта; в отличие от предыдущих масок на ней гравировкой обозначены обрамляющая подбородок и щеки борода и смыкающиеся с ней у углов губ усы. Мода носить бороду была распространена только у ахейцев, жители Крита, судя по их изображению, бороды брили. Таким образом, шесть найденных в микенских гробницах погребальных масок делятся на два ясно выраженных типа. Видеть в них портретные изображения людей, по-родственному похожих друг на друга, как объясняют сходство между масками некоторые исследователи, вряд ли правильно. Действительно, первые три маски из могилы Гамма и могилы IV настолько сходны между собой, особенно две последних, и в то же время настолько схематичны в передаче черт лица, что никак не могут быть сочтены портретными изображениями. К тому же, если предполагать, что они изображают похожих друг на друга родственников, то трудно объяснить, почему одна из них найдена в погребении круга Б, а две — в могилах круга А. Скорее, следует думать, что здесь мы имеем дело с более ранней стадией освоения этого нового для микенских торевтов типа изображений. Могила Гамма — одна из более поздних могил круга Б — датируется около середины XVI в. до п. э-, то есть тем же временем, что более ранние погребения могилы IV, к которым относятся две маски «плоского» типа. Видимо, обычай закрывать лица умерших погребальными масками распространяется в Микенах именно около середины XVI в. до н. э. Маски выпуклые также имеют сходство между собой, однако меньшее, чем предыдущие. Но и в этом случае можно говорить разве только о самой первой попытке передать черты конкретного человеческого лица. Скорее всего, и здесь мы имеем дело лишь с новым типом, возможно, работой другого мастера, чем предыдущие. Наиболее совершенной по исполнению и наиболее индивидуальной является «маска Агамемнона», очевидно, последняя по времени изготовления. Если она и не может считаться портретом в современном смысле слова, то, во всяком случае, хорошо воспроизводит суровый тип микенского вождя-воина, правильные черты его красивого и холодного лица.

С погребальными масками перекликается интересная находка из могилы Гамма — миниатюрная гемма из аметиста с профильным изображением головы бородатого человека. Многие черты этого лица сходны с масками — борода и усы, переданные прямыми прядями, ровная дуга бровей с небольшими глазами под ними. В то же время крутой завиток волос над лбом и ясно выраженный курносый нос напоминают изображения людей на

171

кносских фресках. Можно предположить, что эта гемма является работой критского резчика, снабдившего привычными ему чертами лицо какого-то знатного микенца, владельца этой печати. Это изображение более индивидуально, чем найденная вместе с ним электровая маска, и может в этом отношении быть сравнено с «маской Агамемнона». Естествен вопрос — что означают погребальные маски на лицах умерших правителей Микен? И откуда были добыты те колоссальные богатства, которыми заполнены их могилы? Ведь в предшествующие столетия ничто не свидетельствовало о богатстве жителей материковой Греции, напротив, они были много беднее населения соседнего с ними Крита.

В эпоху шахтовых гробниц большие богатства сосредоточились в руках правящей семьи басилев-сов. В круге гробниц Б, некоторое время существовавшем параллельно с кругом А, нет и десятой доли тех богатств, которыми были снабжены в последний путь девятнадцать покойников, погребенных в могилах круга А. Вопрос о происхождении Этих богатств, занимающий умы многих ученых, еще не решен окончательно. Оригинальный ответ на него предложил известный исследователь эгейской культуры С. Маринатос. Исходя из того, что во II тысячелетии до н. э. из всех стран древнего мира только Египет располагал большими запасами золота, добывавшегося главным образом

183 Расписной сосуд из могилы Ню круга Б. 1-я половина XVI в. до н. э.

184 Пифос с геометрической росписью из могилы Омикрон круга Б. 1-я половина XVI в. до н. э.

в Нубии, он предположил, что микенцы какой-то период времени находились на службе у египетских фараонов в качестве их наемной гвардии, приняли, возможно, участие в изгнании из Египта гиксосов и были вознаграждены золотом за свою службу. Вместе с золотом они принесли на родину и обычай закрывать лица умерших лицевыми масками, хорошо известный в Египте, но не встречавшийся в других странах Средиземноморья. Эта остроумная теория Маринатоса, однако, не получила широкого признания. Против нее говорит незначительное количество изделий египетского происхождения, находимых в ранних микенских погребениях. Они сводятся к нескольким фаянсовым амулетам, которые могли попасть на материк не прямо из Египта, а через Крит, имевший постоянные сношения с долиной Нила. С другой стороны, если верно свидетельство Шлимана, что один из трупов, найденных в шахтовых гробницах круга А, был набальзамирован, то это является важным подтверждением теории Маринатоса. Вопрос остается открытым и в настоящее время. Во всяком случае, обычай закрывать лица умерших

172

масками, видимо, не получил широкого распространения в микенской Греции — по крайней мере такие маски не встречаются в погребениях других районов страны. Возможно, что этот обычай был отличием именно микенских погребальных обрядов при царских похоронах; более поздние погребения царей-базилевсов в Микенах не сохранились; они были разграблены еще в древности, и лишь монументальные гробницы — толосы — свидетельствуют об их великолепии.

Вазопись. Микенское искусство времени шахтовых гробниц представляет собой сложную картину, где переплетаются традиции местные, восходящие к среднеэлладской культуре, с воздействием критских традиций, усваивающихся и подвергающихся переработке микенскими мастерами. Не менее четко, чем в торевтике, это проявляется в керамике рассматриваемого периода. Находки из шахтовых гробниц Микен и погребений XVII—XV вв. до н. э.> открытых в других центрах Пелопоннеса, позволяют составить картину развития раннемикенской вазописи. Сосуды, происходящие из могил круга Б, относящихся к началу этого периода, по технике и приемам расположения декора следуют традициям керамики с матовой росписью средне-элладского времени. Многие вазы сохраняют свойственную ей чисто геометрическую орнаментацию; например, сосуд тина пифоса из могилы Омикрон, покрытый сеткой косых линий, или кувшин с узким горлом из могилы Каппа, украшенный фризом заштрихованных ромбов на плечиках. На большей же части сосудов из круга Б мы видим первые, еще робкие и не вполне удачные попытки овладеть новыми формами декора. На некоторых сосудах тулово или плечики украшены—узором спиралей (кувшин из могилы Гамма); на других вазах впервые в искусстве материковой Греции появляются растительные мотивы в виде ветвей и гирлянд, сильно стилизованных и отнюдь не обладающих тем живым реализмом исполнения, какое отличает росписи критских сосудов XVI в. до н. э. Таковы двуручная ваза из могилы Бета, с тонкими изогнутыми веточками, и ваза из могилы Ню, где усики растений имеют вид спиральных завитков. Очень популярен был также мотив ветвей плюща, листья

185 Амфора с изображением наутилусов из полоса в Каковатосе. XV в. до н. э.

186 Амфора с изображением плюща из толоса в Мирсинохори.XV в. до н. э.

173

187 Так называемый эфирейский кубок из Микен с изображением цветка. XV в. до н.э.

которого в силу своей лаконичной формы легко допускают стилизацию. Керамика эта, несомненно, изготовлена местными микенскими мастерами. Критские вазы, судя по составу находок, импортировались на материк в весьма ограниченном количестве. Не удивительно, что именно в керамике на первых порах сохраняются наиболее сильно традиции местного искусства предшествующего периода.

Однако вазопись микенской Греции быстро воспринимает разнообразие декоративных мотивов, созданных критскими керамистами. К XV в. до н. э. складывается своеобразный стиль росписи, в котором критские мотивы перерабатываются в микенском духе. Образцы этого стиля дают вазы из самых поздних погребений шахтовых гробниц и самых ранних толосов Пелопоннеса. Так, из могилы Ро круга Б происходит амфора с высоким туловом и ручками на плечиках, украшенная изображением осьминогов — излюбленного мотива «морского стиля» критской вазописи. Но, в отличие от выразительных критских росписей, здесь живое—существо воспринимается как орнамент: спиральными завитками закручиваются щупальца осьминогов, присоски на них кажутся каким-то кружевом. Еще выразительнее в этом отношении ваза с аналогичным сюжетом из толоса в Мирсинохори. Осьминог на ней почти сливается с орнаментом фона, в основе которого лежат изображения кораллов, превратившиеся в отвлеченный узор. Эта ваза датируется несколько более поздним временем, чем предыдущая.

Еще один пример орнаментальной стилизации изображений живых существ дает амфора из толоса близ Каковатоса в Элиде, роспись которой состоит из наутилусов, кораллов, водорослей и раковин, сливающихся в сплошной ковер, покрывающий тулово вазы. Точно так же интерпретировала микенская вазопись и растительные элементы. Иной раз изображение настолько орнаментально, что трудно установить его происхождение. Так, тулово одной из амфор, найденных в толосе в Мирсинохори, сплошь расписано фигурками в виде треугольников, заканчивающихся двумя волютами; некоторые исследователи определяют их как сильно схематизированные изображения моллюсков, аргонавтов или наутилусов, но все же это, скорее, стилизованный мотив листьев плюща, пользовавшийся большой популярностью у микенских вазописцев.

Названным сосудам и многим другим вазам нельзя отказать в большой декоративности. Изящный сосуд

 

188 Сосуд с изображением пальм из Арголиды. XV в. до н. э.

174

из Арголиды украшен изображением нескольких пальм, между которыми изгибается плющ. Крупный рисунок растений, по природе своей орнаментальных, хорошо сочетается с формами вазы. Широкую популярность в этот период приобретают и чисто орнаментальные росписи, прежде всего спирали. Мотив непрерывных спиральных полос, сплошь покрывающих поверхность сосуда, мы видим, например, на большой амфоре из купольной гробницы в Каковатосе. На подобные вазы могли оказать воздействие изделия из металла и камня — по четкости рисунка эта роспись им не уступает.

Нетрудно заметить большое сходство между микенской вазописью XV в. до н. э. и вазами «дворцового стиля», происходящими из Кносского дворца. И те и другие характеризует одинаковая орнаментальная трактовка реальных мотивов — растений, морских существ. Вполне убедительным является ныне общепринятое положение о том, что «дворцовый стиль» критской вазописи сложился под непосредственным воздействием расписной керамики материковой Греции, которую обычно также называют этим термином.

Наряду с вазами «дворцового стиля» микенские керамисты в XV в. до н. э. продолжают, хотя и в небольшом числе изготовлять сосуды, которые можно рассматривать как непосредственное продолжение традиций среднеэлладской керамики. Это так называемые эфирейские кубки, найденные впервые в окрестностях Коринфа, древней Эфиры (отсюда и их название). Форма кубка с глубоким вместилищем на довольно высокой ножке была выработана, как уже указывалось выше, в элладской керамике начала II тысячелетия до н. э. Отсюда она проникла в торевтику. Именно эта форма характерна для эфирейских кубков. Своеобразен и их декор: один крупный орнаментальный мотив — многолепестковая розетта или стилизованный цветок — помещается с каждой стороны, выделяясь ярким пятном на фоне вазы. Если даже орнамент иногда воспроизводит критские сюжеты, например изображает наутилуса, то сам характер декора вполне оригинален.

Находки в шахтовых гробницах Микен и других комплексах XVI—XV вв. до н. э. рисуют картину начала расцвета микенского государства. В руках басилевсов сосредоточиваются большие богатства. Усиление имущественного неравенства особенно быстро происходит в XVI в., когда создаются погребения круга А и закладываются основы позднейшего могущества Микен. В этот период происходит тесное знакомство микенских ремесленников с искусством Крита. Заимствуя очень многое у своего более развитого соседа, микенцы в то же время сохраняют самобытные черты своего искусства, а с XV в., когда Крит попадает под их господство, начинают оказывать непосредственное воздействие на развитие его искусства.

ИСКУССТВО ВРЕМЕНИ РАСЦВЕТА МИКЕНСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Расцвет микенской цивилизации падает на века, следующие за эпохой шахтовых гробниц. Центром ее остается Пелопоннес, где расположены главные города этого времени, среди которых выделяются Микены, Тиринф и Пилос. Но она распространяется гораздо шире, охватывая не только среднюю Грецию вплоть до Иолка в Фессалии, но и берега Средиземного моря, от Милета на малоазийском побережье, где обнаружены остатки микенского поселения, и до Южной Италии и Сицилии, где сделаны многочисленные находки микенской керамики. Хеттские документы упоминают о могущественных «Аххиява», под которыми следует понимать ахейцев. В XV в. до н. э. поселения микенцев появляются на о. Кипр, несколько позже — на сирийском побережье. Изделия микенских ремесленников встречаются и в Египте. Выше уже говорилось, что в XV в. до н. э. микенцы, очевидно, захватили Крит и сохранили там господство в течение ряда десятилетий, если не до конца существования эгейской культуры. Политическая история микенского общества вплоть до XIII в. до н. э. известна очень мало; вызывает споры и вопрос об организации микенского общества. Оно, несомненно, было рабовладельческим уже на довольно высокой ступени развития рабства. Велико было расслоение внутри самих ахейцев; во главе каждой общины стоял царь — басилевс, исполнявший, очевидно, и функции верховного жреца. Видимо, уже тогда в Греции складывается система небольших, более или менее самостоятельных государств, состоявших из крупного центра городского типа, объединяющего вокруг себя прилегающую территорию. Неясно соотношение этих государств: находились ли они в вассальной зависимости от нескольких более крупных, из которых самым значительным были, конечно, Микены, или же они были вполне самостоятельны и соединяли свои силы под предводительством общего вождя лишь в случае грозящей всем опасности или для большого военного предприятия, вроде похода ахейцев на Трою? Как и для Крита, мы гораздо лучше знаем культуру и искусство микенской Греции, чем ее историю.

Архитектура. Критская культура развивалась мирным путем, на острове не было мощных оборонительных сооружений. Культура микенской Греции характеризуется ярко выраженным военным характером. Погребальный инвентарь царских гробниц в Микенах показывает, что здесь похоронены воины, военные вожди, сражавшиеся, как говорит Гомер, в первых рядах. Микенская архитектура, прежде всего, оборонительная; монументальные стены крепостей Тиринфа и Микен и сейчас, в полуразрушенном состоянии, производят колоссаль

175

ное впечатление. Лучше всего принципы крепостного строительства ахейцев прослеживаются на примере Тиринфа.

Если верить легендам, сохраненным греческими авторами, Тиринф был построен в более раннее время, чем Микены. Страбон рассказывает, что его построили для царя Пройта великаны — одноглазые циклопы, приведенные им из Ликии. В этом рассказе отражено то впечатление сверхъестественной мощи, которое производили сложенные из гигантских камней стены Тиринфа на позднейших греков. Им казалось, что люди не в силах соорудить такие постройки, и они приписали их создание мифическим великанам, по имени которых эти стены и теперь еще называются циклопическими. Крепостные стены как Тиринфа, так и Микен, в том виде, в каком они дошли до нас, относятся, к последнему периоду микенской эпохи, к XIII в. до н. э. Несомненно, однако, что укрепления существовали здесь раньше. Пример поселения Дорион IV показывает, что ахейские городища окружались оборонительными стенами еще в среднеэлладский период. Когда были созданы первые

189 Крепость в Тиринфе. XIV—XIII вв. до н. э. План

1 вход в крепость
2 проход между внешними и внутренними стенами
3 галерея и казематы в крепостных стенах
4 большие пропилеи
5 малые пропилеи
6 центральный двор
7 большой мегарон
8 малый мегарон
9 запасной выход 10 нижний город

укрепления Тиринфа, трудно установить с точностью. Первоначально, видимо, были возведены стены лишь вокруг акрополя города, где возвышался дворец правителя. Первая фаза укреплений Тиринфа отличалась простым планом; расположенный в юго-восточном углу городища вход был фланкирован двумя башнями. Затем цитадель была расширена с севера за счет присоединения расположенной несколько ниже площадки (так называемый средний город), а перед главными крепостными воротами был сооружен обрамленный стенами узкий проход — зародыш той сложной системы входных укреплений, которая получила окончательное развитие в третьей фазе строительства цитадели; именно тогда было обнесено оградой обширное пространство нижнего города, расположенного к северу от акрополя, устроен, запасной, потайной вход с западной стороны и воздвигнуты монументальные внешние стены цитадели, обрамляющие длинный проход, ведущий от внешних ворот к внутренним.

Холм, на котором расположен Тиринф, поднимается на высоту 18—20 м над уровнем окружающей равнины, недалеко от побережья Арголидского залива Эгейского моря, поблизости от современного города Навплиона. Крепость преграждала путь от моря в глубь страны, защищала цветущую равнину Аргоса от набегов морских пиратов и в то же время, вероятно, играла значительную роль в морской торговле микенской Греции. Этим объясняется большое значение, какое имел Тиринф, и то внимание, с каким были воздвигнуты его укрепления. Желтовато-бурые камни крепостных стен городища издали сливаются с холмом, но при приближении к нему все более четко вырисовываются гигантские необработанные глыбы известняка, некоторые из которых весят до 12 тонн. Сложенные из этих огромных камней стены действительно кажутся делом рук великанов. Камни держатся друг на друге без какой-либо цементирующей смеси, лишь силой своей тяжести. Промежутки между ними заложены мелкими камнями. Толщина стен Тиринфа, имевших два панциря и заполненных внутри землей и бутом, превышала 4,5 м, а местами— там, где внутри них были сооружены казематы, — достигала 17 м. Сохранились эти каменные стены на максимальную высоту 7,5 м. От увенчивавших их первоначально сырцовых стен ничего не осталось.

Главный вход в крепость —с востока. Мощенный камнем пандус, шедший с севера вдоль стены, подводил к широкому трехметровому проему в стене,

176

видимо, никогда не закрывавшемуся воротами. Уже в этом внешнем подходе к крепости сказывается продуманность ее оборонительного устройства. Враг, пытавшийся проникнуть в крепость, поднимался по пандусу, повернувшись к стенам, на которых находились ее защитники, правым боком, не прикрытым щитом. Пройдя же входные ворота, враги оказывались в узком проходе, ограниченном внешней и внутренней стенами крепости. На юг Этот проход вел к внутреннему входу в акрополь, на север он приводил к нижнему городу — эта часть крепости еще не раскопана полностью. Двое ворот преграждали путь тому, кто направлялся по южному проходу. Большие, сделанные из целого камня столбы ограничивают пролеты этих ворот; из таких же блоков были сделаны пороги и не-сохранившиеся перекрытия ворог — о последнем можно заключить по аналогий с хорошо сохранившимися Львиными воротами Микен. Проемы и первых и вторых ворот закрывались деревянными дверями; в боковых столбах и сейчас видны отверстия, куда входили болты, запиравшие их. Врагам нелегко было преодолеть эту двойную преграду, тем более что в ведшем к ней узком проходе они снова оказывались под ударами находившихся на внутренних стенах защитников крепости. Лишь пройдя эти двое ворот, можно было достичь первого, внешнего двора акрополя, расположенного перед главными пропилеями дворца. Этот двор с юга ограничивается монументальной стеной, в толще которой устроен сводчатый проход с открывающимися в него казематами, служившими для хранения припасов и вооружения. Теперь внешний панцирь стены разрушился, и помещения казематов оказались открытыми, а некогда они были наглухо закрыты снаружи; такая же галерея с казематами устроена в толще южной стены крепости — в нее проникали по лестнице из внутренних помещений крепости, и теперь еще хорошо сохранившейся. Внутристенные галереи Тиринфа являются особенностью этой крепости; они показывают высоту инженерного искусства микенских строителей, сумевших создать из почти необработанных камней прочное сооружение, простоявшее неразрушенным многие века. Стены галереи до высоты 1,70 м выложены вертикально, затем они начи

190 Крепость в Тиринфе. Внешние стены

177

нают сближаться, образуя так называемый ложный свод Л-образной формы. Ложным свод назван потому, что он образован не специально выложенной кладкой, а горизонтальными рядами камней, из которых каждый верхний слегка выдвигается над нижним; получающиеся таким образом ступеньки затем отесываются, и образуется довольно ровная поверхность. Такие своды являются характерной особенностью микенской архитектуры, они широко применялись и в крепостных и в погребальных сооружениях. В Тиринфе они встречаются неоднократно.

Строители тиринфской цитадели снабдили ее помимо главного входа вторым, запасным, или потайным ходом, начинавшимся в среднем городе, с западной стороны крепости. Узкая высеченная в скале лестница спускалась по склону холма под защитой возвышавшегося здесь бастиона, а затем переходила в сводчатый проход в толще стены; он открывается наружу малозаметным проемом, завершающимся заостренным ложным сводом. Лишь в последние годы был разрешен вопрос о том, как снабжалась тиринфская крепость водой

в случае осады. В 1962 г. при реставрации стен в нижнем городе открыли в северо-западном углу проход, который шел под оборонительной стеной и, углубившись под землю, заканчивался на расстоянии около 20 м от крепости у подземного источника. Проход обрамлен стенами, сложенными из камня и смыкающимися вверху уже знакомым нам ложным сводом. Пол прохода образует твердая скала, в которой высечены ступени, спускающиеся к воде. Немного южнее первого прохода был открыт второй, видимо, также ведший первоначально к источнику, но потом по каким-то причинам заброшенный. Сделанные в этих проходах находки, главным образом обломки керамики, найденные в заполнявшей их земле, показывают, что эти потайные ходы функционировали в самый последний период существования крепости.

Нижний город, где открыт подземный проход к источнику, являлся местом убежища окрестных жителей на случай опасности; в окружающей его стене есть три узких прохода, в толще стены с востока и запада обнаружен ряд ниш прямоугольной формы, вероятно, служивших кладовыми.

191 Крепость в Тиринфе. Проход между внешними и внутренними стенами

178

Продуманность системы защиты, тщательность планировки, высокое качество кладки из огромных, почти необработанных глыб камня являются отличительными чертами не только Тиринфа, но и других крепостей этого времени, прежде всего самих Микен.

Микены расположены на высоком скалистом холме (высота — 280 м над уровнем моря), в северной части плодородной аргосской равнины, в 15 км от берега моря. С севера они защищены от холодных ветров горой св. Ильи. Территория микенского акрополя, огражденного крепостной стеной, больше площади, занимаемой цитаделью Тиринфа, — 30 000 кв. м против 20 000 кв. м, периметр стены — 900 м. Оборонительные сооружения Микен сохранились относительно хорошо почти на всем их протяжении, но особенное впечатление производит та сторона крепости, где расположен главный вход в нее — Львиные ворота. Остается неустановленным, существовала ли микенская крепость в период сооружения шахтовых гробниц. Исследователь Микен, английский археолог Уэйс, считал, что в этот период оборонительной стеной

192 Крепость в Тиринфе. Потайной ход

была ограждена вершина холма, где находился дворец басилевса. Но новейшие исследования показали, что циклопическая кладка, которую он принял за остатки этой стены, в действительности является подпорной стеной, укреплявшей склоны холма.

Существующие ныне укрепления Микен относятся к более позднему времени. Первоначально крепость с юго-западной стороны была значительно меньше, тут прослежены остатки стен, проходивших по высокому краю холма. Расположенная у его подножия часть акрополя вместе с кругом царских гробниц А оставалась за пределами крепостных стен. Во второй строительный период крепость была сильно расширена с этой стороны. Были сооружены новые, так называемые Львиные ворота; круг гробниц А оказался внутри стен, близ ворот. Тогда же была устроена вокруг него новая ограда. Наконец, еще позже была сделана небольшая пристройка к крепости с северо-восточной стороны, для обороны расположенного здесь источника.

Точная датировка всех этих последовательных строительных периодов не установлена окончательно. Уэйс относил сооружение Львиных ворот и новой ограды круга А к концу XIV в. до н. э.> другой же крупный исследователь древних Микен, Милонас, датирует XIV в. только крепостную стену первого периода, а позднейшие перестройки, в том числе и Львиные ворота, относит уже к XIII в. до н. э. Так или иначе, величественные крепостные стены Микен принадлежат позднему периоду существования города. Как и стены Тиринфа, в большей части они представляют собой циклоническую кладку из громадных известняковых глыб, совсем не обработанных или лишь грубо оббитых молотком. Стены имеют два панциря, внутренний и внешний, пространство между которыми заполнено мелким камнем, землей и глиной. Толщина стен колеблется от 5 до 8 м. Внутренних галерей и камер в стенах Микен нет. Лишь в позднее время к северной стене были пристроены кладовые, возможно, в подражание Тиринфу. Сохранились стены местами на высоту более 8 м, но первоначальная высота их неизвестна, так как не установлено, завершались ли они стеной из сырцовых кирпичей или нет. Строители прекрасно использовали природный ландшафт, возведя свои стены на гребнях материковой скалы, так что они кажутся порой ее естественным продолжением. Особенно ярко это чувствуется в проходе у Львиных ворот, обрамленном с севера длинной стеной циклопической кладки, как бы вырастающей из поднимающегося над уровнем земли скалистого основания. Наряду с циклопическими стенами в Микенах есть участки стен, построенные в другой технике и материале; они сложены ровной и правильной кладкой из довольно хороню обработанных почти прямоугольных каменных блоков, до-

179

193 Крепость в Тиринфе. Галерея и казематы

180

стигающих иногда 3 м в длину. Такова стена, в которой сделаны Львиные ворота, и бастион к югу от них.

Львиные ворота, несомненно, являются наиболее интересной частью микенской крепости. Это монументальное сооружение из больших блоков конгломерата правильной формы, образующих порог и боковые столбы. Пролет ворот — правильный квадрат со стороной 3,1 м — закрывался деревянными створками дверей; в боковых столбах сохранились отверстия от запоров, а на плите порога видны желоба, прорезанные пересекавшими его колесами повозок. Ворота перекрыты одним громадным каменным блоком, которому сверху придана округлая форма. Чтобы облегчить колоссальную тяжесть этого блока, строители применили остроумный прием, являющийся особенностью микенской архитектуры. Они оставили в кладке стены над воротами пустой треугольник, заложив его плитой из плотного известняка с рельефным изображением двух львов, стоящих по сторонам возвышающейся на алтаре колонны. Этот рельеф, давший название воротам, служил своего рода магическим символом, апотропеем, охранявшим вход в крепость. В то же время плита, более легкая, чем кладка, которую она заменила, не давила особенно сильно на перекрытие ворот, а тяжесть обрамляющих ее по принципу ложного свода каменных блоков распределялась равномерно на боковые стены.

Подход к Львиным воротам с юга был защищен выступающим вперед прямоугольным бастионом, сложенным из правильных прямоугольных блоков. Таким образом, здесь был использован тот же принцип обороны, который с особенной последовательностью был применен строителями Тиринфа: враги, пытавшиеся прорваться к воротам, оказывались в узком пространстве, между стеной и бастионом, с высоты которых их могли поражать защитники крепости. За воротами внутри крепости находился узкий двор, обрамленный с обеих сторон стенами, где легко было защищаться от прорвавшихся сквозь ворота врагов.

Как и в любой другой микенской крепости, в Микенах помимо главных существовали вторые ворота, так сказать, «черный ход». Они устроены в се-

194 Микены. Вид с воздуха

181

195 Микены. План акрополя и города. XVI— XIII вв. до н. э.

1 Львиные ворота 7 так называемый
2 круг гробниц А толос Клитемнестры
3 круг гробниц Б 8 так называемый
4 микенский дворец толос Эгисфа
5 источник 9 «Львиный» толос
6 гробница Атрея 10 «дом торговца маслом»

веро-западном углу цитадели по тому же принципу, что и Львиные ворота, в конце узкого прохода, образованного двумя расположенными параллельно стенами; сооружены они из каменных блоков, но вместо разгрузочного треугольника применен другой, более простой прием: две плиты, поставленные под углом друг к другу, образуют над воротами пустое пространство, перекрытое кладкой стены.

В пристроенной к северо-восточному концу микенской цитадели ограде были сделаны две узкие лазейки, северная из которых могла служить тайным ходом для внезапных вылазок во время осады, в то время как южная вела к платформе, на которой был устроен наблюдательный пункт. Как уже говорилось, эта ограда была устроена для защиты находившегося здесь подземного источника, к которому ведет длинная, высеченная в скале лестница со сводчатым потолком. Проход начинался под крепостной стеной и вел на север, затем поворачивал на запад и заканчивался у находившейся глубоко под землей цистерны, в которой скапливалась вода подземных источников, поступавшая в нее через специально проложенные трубы.

Между крепостями Микен и Тиринфа много общего — одинаковое устройство ворот и системы защиты подходов к ним, обязательное наличие второго, запасного выхода из крепости, сооружение проходов к подземным источникам для снабжения водой населения крепости в случае осады. Сходна техника циклопической кладки стен, требовавшая громадных усилий большого количества людей и осуществлявшаяся, очевидно, силами рабов. В то же время продуманность планировки крепостей, такие интересные приемы, как разгрузочный треугольник над входными проемами и перекрытия в виде ложных сводов, свидетельствуют о высоком развитии строительного искусства в микенской Греции. Из найденных в Пилосе табличек с надписями линейным шрифтом Б известно о существовании специальной корпорации каменщиков, объединявшей, очевидно, настоящих мастеров своего дела, под руководством которых трудились многочисленные чернорабочие.

Из других крепостей микенского времени можно упомянуть древнюю цитадель на Акрополе Афин, где сохранились остатки окружавшей его циклопической стены. Раскопки, произведенные в 30-х гг. нашего века, позволили установить, что вход, ведший на Акрополь, был устроен по тому же принципу, что в Микенах и Тиринфе: узкий проход, обрамленный стенами и башней, не позволял подойти к воротам большому числу людей, причем враги, идя по нему, должны были подставлять правую, не защищенную щитом сторону ударам обороняющихся. Как и в крепостях Пелопоннеса, афинская цитадель имела второй, запасной вход с восточной, противоположной главным воротам стороны. В конце микенской эпохи на Акрополе был сооружен подземный проход к расположенному глубоко под поверхностью скалы источнику. Большой интерес представляет крепость в Гла (Беотия), которую без особой уверенности идентифицируют с микенским центром Арне. Эта крепость, расположенная на скалистой возвышенности, превосходит все остальные микенские цитадели своими размерами — ее площадь достигает 200 000 кв. м, а периметр стен превышает 3 км. Стены, прослеживающиеся на всем протяжении, сложены в основном правильными рядами из прямоугольных блоков. Четверо ворот ведут во внутреннее пространство крепости, где открыт дворец позднемикенского времени. Его своеобразный план позволяет предположить, что он предназначался не для одного, а для нескольких властителей. Вполне убедительным является предположение, что в Гла мы имеем крепость не обычного типа, но убежище для жителей многих расположенных поблизости поселений, которые спасались здесь в случае военной опасности вместе со своими вождями. Это —

182

единственный пример такого рода сооружения в микенской Греции.

Крепостные сооружения свидетельствуют о высоком уровне, достигнутом микенцами в строительстве. Не менее интересные сведения для характеристики микенской архитектуры дают жилые постройки городов, прежде всего дворцы базилевсов, существовавшие в каждом крупном микенском центре. Хорошо известны дворцы в Микенах и Тиринфе, засвидетельствованы дворцы в Фивах (Беотия) и Иолке (Фессалия), в Гла и Афинах? Но наиболее полное представление об этом виде сооружений дает дворец в Пилосе, раскопки которого недавно завершены археологами.

Столица мудрого старца Нестора— «песчаный Пилое»— расположена на холме Эпано Энглианос, возвышающемся на берегу Наваринской бухты, в юго-западной части Пелопоннеса. Место это, как свидетельствуют найденные в этом районе погребения, в том числе ранний толос в Мирсинохори, было обитаемо уже в XVI в. до н. э. К этому времени восходят остатки оборонительных стен, обнаруженные на пилосском акрополе. Археологи открыли основания стен, ворота шириной 3,5 м и фланкирующие их башни на северо-восточном конце холма. Эти укрепления, как и другие современные им постройки на вершине акрополя, просуществовали, видимо, до конца XIV в. до н. э., когда были уничтожены большим пожаром. При следующих строительных работах, развернувшихся в первой половине XIII в. до н. э., вершина холма была выровнена, причем были уничтожены все более ранние сооружения — этим объясняется незначительность дошедших до нас остатков оборонительных стен акрополя Пилоса. Американский археолог Бледжен предполагает, что это разрушение Пилоса и последующее сооружение новых построек на его акрополе связаны с захватом города Нелеем, выходцем из фессалийского города Иолка. Согласно греческим мифам, Нелей захватил Пилос и утвердил в нем свое господство; ему наследовал его сын Нестор, которого Гомер в «Илиаде» называет мудрейшим из греков. Греческие легенды и мифы, как неоднократно убеждались исследователи, всегда содержат зерно истины, являются поэтическими отзвуками действи

196 Микены. Львиные ворота. Конец XIV—XIII в. до н. э.

184

тельно бывших событий. В данном случае реальная история Пилоса, восстановленная на основе точных археологических наблюдений, соответствует мифическому рассказу. После разрушения города, которое можно связать с захватом его Нелеем, в начале XIII в. до н. э. на вершине акрополя Пилоса был воздвигнут скромный по размеру дворец; через некоторое время сооружается новый, более обширный и богатый дворцовый комплекс; ранние постройки были включены в него как его боковое крыло. Если строительство первого дворца было осуществлено Нелеем, то создание второго можно отнести ко времени правления его сына Нестора. Здесь он, возвратившись из похода под Трою, принимал сына Одиссея Телемаха, о чем рассказывается в III песне поэмы Гомера «Одиссея»; в этом дворце, просуществовавшем до конца XIII в. до н. э., правили сын и внук Нестора. Остатки этого дворца, забытые на многие столетия, были открыты в наши дни археологами. Дворец Пилоса в том виде, в каком он дошел до нас, состоит из трех довольно четко разделяющихся комплексов: центрального, главного дворца, ориентированного с юго-востока на северо-запад, примыкающего к нему с запада комплекса старого дворца, использовавшегося, видимо, в последний период существования дворца как подсобное здание, и расположенных с востока помещений ремесленных мастерских и складов.

Центральный дворец представляет собой почти правильный в плане прямоугольник размером 50 Х 32 м. Перед его юго-восточным фасадом расположен передний мощеный двор. На него выходят главные пропилеи дворца. Пропилеи состоят из внешнего и внутреннего портиков, разделенных стеной с проходом в центре. По оси обоих портиков стояло по одной колонне — еще сохранились на месте их каменные базы; отпечатки деревянных стволов в окружавшей их земле показывают, что они имели по 64 узких каннелюры. Центрическое расположение колонн в портиках очень интересно, оно не характерно ни для самого пилосского дворца (во всех его остальных портиках стоят по две колонны), ни ддя микенской архитектуры в целом. Оно являлось отличительной чертой архитектуры Крита. Строитель пилосского дворца мог заимствовать эту особенность у критских сооружений, с которыми он, несомненно, был знаком. Впрочем, вполне вероятно, что он ограничился в данном случае одной колонной просто ввиду недостатка места — ширина пропилея невелика. По сторонам пропилеев расположены помещения: с одной стороны — привратной стражи, с другой — архива, в котором была найдена большая часть глиняных табличек с надписями линейным шрифтом Б.

Через главный вход посетитель попадал во внутренний двор дворца, сравнительно небольшой по размеру, в который выходил портик центрального

197 Микены. Потайной ход. XIII в. до н. э.

мегарона, занимавший всю ширину двора. Портик имел две деревянные колонны, от которых сохранились каменные базы. Пол его покрыт стуком, некогда украшенным росписью, стены облицованы каменными плитами. За портиком находился продомос — вытянутый в ширину проходной зал, предшествовавший самому мегарону. Стены его, как и стуковый пол, были покрыты росписью; сохранились лишь незначительные обломки штукатурки, по которым можно предположить, что тут была изображена процессия. Справа от дверей находились каменные платформы, служившие местом для стражи; может быть, здесь укреплялись факелы или другие светильники, освещавшие дворец в ночное время. Так как в дверных проемах нет никаких следов дверей, следует думать, что они их и не имели. Мегарон, являвшийся центром дворца — и композиционным и по своему назначению, — представляет обширное — 12,9X11 м — прямоугольное помещение. По середине его находится большой круглый очаг 4 м в диаметре, поднимавшийся на высоту 15—20 см от уровня пола. Широкий плоский бордюр окружал слегка углубленное место для огня. Очаг был покрыт стуком, слой которого трижды возобновлялся. Довольно хорошо сохранилась покрывавшая его роспись; на вертикальных краях очага изображены языки пламени, черные и красные поочередно; верхний край украшен полосами треугольни-

184

кон и спиралей, исполненными черной, желтой, белой и красной красками. Четыре деревянные колонны, стволы которых имели по 32 каннелюры, стояли на каменных базах вокруг очага. Они поддерживали перекрытие с открытым фонарем в центре зала, служившим и для освещения и для выхода дыма; впрочем, для последней цели был устроен и специальный дымоход из терракотовых труб, проходивших через крышу.

У северной стены мегарона стоял трон, вероятно, деревянный — сохранился его отпечаток на обмазанном стуком полу. Пол разделен врезанными линиями на квадраты, заполненные геометрическими узорами красного, желтого, синего, белого, черного цвета; лишь в квадрате против трона помещено изображение осьминога. Стены мегарона были украшены фресками. По сторонам трона изображены в геральдической схеме грифоны и львы; в восточном углу сохранилась фигура сидящего человека, играющего на лире. Мегарон, несомненно, являлся не только центральным залом дворца, местом торжественных приемов, но предназначался также для совершения царем определенных религиозных обрядов. На это указывает найденный здесь жертвенный столик круглой формы, сделанный из глины, обмазанный стуком, а также специально сделанные в полу, справа от трона, углубления, соединенные желобом, очевидно, для совершения возлияний.

По сторонам мегарона вдоль всего здания идут два длинных узких коридора, сообщающиеся с продомосом. В эти коридоры открываются многочисленные помещения кладовых, в которых было найдено несколько тысяч ваз, преимущественно простых, без росписи. Местами эта посуда лежала рядами вдоль стен; видимо, она хранилась на полках, упавших в момент гибели дворца. Коридоры завершались двумя кладовыми, расположенными за задней стеной мегарона. В них на первоначальном месте были найдены большие пифосы, впущенные в обмазанные стуком глиняные скамьи, расположенные вдоль стен. Такая же кладовая, но большего размера занимала северный угол здания. В пифосах хранилось оливковое масло, о чем свидетельствует найденная здесь табличка с соответствующей надписью. В помещениях были обнару-

198 Дворец в Пилосе. XIII в. до н.э. План

1 пропилеи дворца
2 внутренний двор
3 помещение «архива»
4 продомос
5 большой мегарон
6 помещения кладовых
7 малый мегарон
8 ванная комната
9 центральный зал старой части дворца
10 северо-восточный комплекс

185

жены помимо керамики обломки изделий из слоновой кости, видимо, упавшие сюда с верхнего Этажа. О существовании второго — этажа, где, вероятно, находились жилые комнаты; — свидетельствуют лестницы, расположенные по сторонам боковых коридоров против выходов из продомоса. Наиболее интересные помимо мегарона помещения первого этажа дворца расположены в его восточном углу. К ним можно попасть через небольшой двухколонный портик, выходящий на внутренний двор с северо-восточной стороны. Узкий коридор ведет отсюда к небольшому квадратному в плане залу с круглым очагом в центре. Этот малый мегарон получил условное название «мегарона царицы», хотя, конечно, нет никаких доказательств, что эти жилые апартаменты принадлежали представительницам царской семьи. Скорее, в этих изолированных комнатах следует видеть помещения, предназначавшиеся для гостей. Устройство и роспись очага, найденного здесь, напоминают очаг центрального мегарона. Стуковый пол и стены Этого зала были покрыты росписью, сильно пострадавшей от пожара; судя по фрагментам фресок, здесь были изображены в натуральную величину лежащие грифоны и львы. В небольшой комнате, отделенной от малого мегарона проходом, хорошо сохранилась роспись пола: в квадратах, стороны которых равны 35 см, поочередно изображены осьминоги, дельфины и другие морские существа. Помещение рядом было уборной — в углу его находится каменная плита с отверстием, помещенная над проходящим под полом водостоком.

К малому мегарону примыкает не смежное с ним помещение ванной комнаты — одно из самых интересных в пилосском дворце. Попасть в него можно через северо-восточный коридор. Зд^есь сохранилась терракотовая ванна, по форме очень похожая несовременные, украшенная внутри и снаружи росписью. Она вставлена в глиняную, обмазанную стуком подставку. Специальная подножка облегчает доступ в ванну. Внутри ванны найден разбитый сосуд, которым, вероятно, пользовались при купании. В углу комнаты стоит пифос, предназначавшийся для воды; в этом сосуде также найдено несколько разбитых киликов. В северо-восточной стене был устроен сток, выводивший использованную воду в подземный канал. Перед помещением ванной находилась специальная комната, типа прихожей, которая маленьким одноколонным портиком соединяется с небольшим огражденным двором; другой такой же дворик примыкает к соседнему «мегарону царицы».

Северо-восточнее центрального комплекса, отделенные от него широким проходом, расположены несколько помещений, интересных по своему назначению. Они группируются вокруг мощеного двора. Особенно любопытна маленькая изолированная комната, открытый вход в которую обрамлен антами; перед ней находится большой известняковый блок, обмазанный стуком и покрытый росписью. Предполагают, что это святилище с алтарем. Другие помещения, выходящие на этот двор, значительного размера, судя по надписям на найденных здесь табличках, служили местом хранения оружия и военного снаряжения и, может быть, также мастерской, где это оружие чинилось. Расположенное севернее этого комплекса большое изолированное помещение, в котором было обнаружено много впущенных в пол пифосов, стоявших правильными рядами, служило, очевидно, винным складом дворца.

Юго-западная часть комплекса, включавшая ранний дворец, повреждена сильнее, чем остальные: здесь современные жители окрестных поселений добывали камень для своих построек. Лучше всего сохранилась центральная его часть, состоящая из большого двухколонного вестибюля, выходившего на открытый мощеный двор, расположенный между главным зданием дворца и старым дворцом. В вестибюле найдены остатки стенных росписей с изображениями грифонов. Нижняя часть стен была расписана под пестрый мрамор. Интересный фрагмент штукатурки с фигурой воина в шлеме, вокруг которого лежат поверженные враги, возможно, упал сюда из верхнего помещения. В центре вестибюля, против широкого входа в левой стене, ведшего в большой, но плохо сохранившийся зал, стояла одна колонна. В зале найдены основания четырех колонн, расположенных не в его центре, как свойственно мегарону, но ближе к входу; поэтому возникло предположение, что первоначально тут была еще одна пара колонн, а весь зал имел гипостильный характер, подобно одному из залов дворца в Маллии. Однако это предположение не подтверждено; с другой стороны, отсутствие следов очага и ацентрическое расположение колонн не позволяют видеть в этом помещении мегарон обычного типа; к тому же оно расположено не по центральной оси здания, как характерно для мегарона. Помимо этих двух помещений в юго-западном крыле дворца открыто много других комнат, служивших, по крайней мере в последний период жизни дворца, кладовыми, где найдено большое количество простой керамики.

Пилосский дворец является типичным образцом дворцового здания микенского времени. Бросается в глаза его глубокое, принципиальное отличие от минойских дворцов, несмотря на известное сходство в украшении и отделке стен и полов здания. Это отличие заключается прежде всего в его планировке, в основе которой лежит мегаронный тип постройки, имеющий длительную историю на территории Греции. Мегарон в Греции появился, как мы видели, еще в неолитический период и с тех пор продолжал существовать и развиваться, пока не нашел свое наиболее совершенное воплощение

186

в микенских дворцах. Центризм и симметрия, расположение главных помещений по центральной оси здания — черты, абсолютно не свойственные живописной планировке критской архитектуры, — являются в то же время основополагающими особенностями архитектуры микенской. И если в области архитектурного декора микенцы многое заимствовали у своих островных соседей, например колонну, расширяющуюся кверху, и обычай украшать полы и стены росписью, то в основных принципах архитектурного построения они следуют традициям, утвердившимся на территории Греции в более ранние периоды. Интересна такая особенность дворца Пилоса, как длинные коридоры, симметрично обрамляющие центральный мегарон с двух сторон. Это вызывает в памяти план «дома с черепицей» в Лерне, являющегося отдаленным прообразом микенских дворцов.

Другие известные нам микенские дворцы имеют большое сходство с дворцом Нестора. Во всех них центром дворца является мегарон с предшествующими ему продомосом и портиком, выходящим на внутренний двор.

В Тиринфе, дворец которого до открытия в Пи-лосе считался наиболее хорошо сохранившимся из микенских дворцов, внутренний двор с трех сторон обрамлен колоннадой. На него выходит двухколонный портик центрального мегарона; с продомосом он соединен тремя дверными проемами, но из продомоса в мегарон ведет всего одна дверь в центре, как и в Пилосе. Идентично устройство мегарона — четыре колонны окружали очаг, справа от которого стоял трон. В тиринфском дворце также имелся малый мегарон; он был изолирован от главных помещений, являлся как бы отдельным, обособленным зданием со своим маленьким внутренним двориком. В отличие от большого мегарона у него был глубокий портик без продомоса. Среди многочисленных примыкающих с востока и запада к центральной части дворца помещений есть ванная комната, пол которой сделан из одной большой известняковой плиты. Залы дворца в Тиринфе имели расписные стуковые полы и были богато украшены росписью. Именно в Тиринфе были найдены лучшие из открытых в Греции фрагментов микенских фресок.

199 Дворец в Пилосе. Общий вид

187

Дворец в Микенах несколько своеобразнее двух предыдущих. Но, как и там, центральной его частью является мегарон с продомосом и портиком, выходящим на внутренний двор. Слева мегарон фланкирован длинным коридором, за которым расположены основные жилые и хозяйственные помещения дворца, от которых почти не осталось следов. Такая асимметричная планировка объясняется особенностями местоположения дворца на склоне холма акрополя. Очевидно, в момент строительства этого дворца вершина холма была еще занята зданием старого дворца, существовавшего здесь в более раннее время. Теперь южная часть склона вместе с углом мегарона обрушилась, что не позволяет установить с точностью, как завершался дворец с южной стороны.

Что касается методов возведения стен, то во всех трех дворцах они сходны. Везде применена кладка из сырцовых кирпичей на каменном фундаменте. Деревянные столбы, поставленные вертикально и положенные горизонтально, образовывали прочный каркас сырцовых стен. Там, где здание было двухэтажным, стены нижнего этажа делались из камня, верхнего — из сырца. Любопытен рациональный прием каменной кладки: аккуратные, тщательно выложенные горизонтальные ряды хорошо отесанных блоков образовывали внешний панцирь стены, с внутренней стороны стены складывались значительно небрежнее, из рваного камня вперемежку с большими блоками — тут не нужно было заботиться о тщательной отделке поверхности, так как стены покрывались штукатуркой. Остается неясным вопрос о перекрытии микенских дворцов. Никаких остатков их крыш не сохранилось. Основываясь на сведениях, почерпнутых из греческого эпоса, можно предположить, что они делались и плоскими и двускатными.

Новые раскопки в Микенах познакомили нас с домами зажиточных горожан, расположенными как внутри крепостной стены акрополя, так и за ее пределами. Это первые сведения о микенском го-роде, которыми мы располагаем, так как, несмотря на то, что наличие городских поселений вокруг микенских цитаделей хорошо засвидетельствовано, они до сих пор остаются мало изученными. Самый обширный из найденных на микен

200 Дворец в Микенах. Мегарон. XIII в. до н.э.

188

ском акрополе домов, так называемый дом с колоннами, расположен недалеко от дворца, в юго-восточной части плато. Его план напоминает планировку дворцов: помещение мегаронного типа выходит на внутренний двор, обрамленный колоннами, по которым дом получил свое название; к двору примыкают кладовые и другие помещения. Этот дом, вероятно, принадлежал важному должностному лицу или члену царской семьи. Более скромны дома, обнаруженные в нижней части цитадели, близ круга гробниц А. Они теснятся на небольшом отведенном им пространстве; здесь открыто пять домов, носящих условные названия — «дом вазы с воинами», «южный дом», «дом Цзунтаса» и другие. Несмотря на различие планов, все они имеют общие черты — маленький внутренний дворик и выходящий на него мегарон; в подвальных этажах домов располагались кладовые. Найденные в них остатки стенных росписей и различные ценные предметы, вроде вазы с воинами, давшей название одному из этих домов, свидетельствуют о зажиточности их владельцев. Вероятно, здесь жили приближенные микенских правителей, рядовое же население города жило за пределами стен цитадели, находя в ней убежище лишь в случае военной опасности.

Из открытых вне микенского акрополя домов интересны три, расположенные южнее Львиных ворот, близ современной дороги, ведущей к Микенам. От этих домов сохранились, по существу, только подвальные этажи. Центральный дом назван «домом торговца маслом» по найденному в нем большому количеству сосудов, содержавших некогда масло. Подвальные помещения этого дома состояли из длинного коридора, к востоку от которого располагались шесть комнат; найденные в них остатки фресок, вероятно, упали с верхних Этажей при разрушении дома. Севернее этого дома раскопан «дом щитов», получивший свое название по обнаруженным в нем многочисленным миниатюрным изображениям восьмеркообразных щитов из слоновой кости; они вместе с другими изделиями из этого материала, найденными тут, служили инкрустацией деревянной мебели. Но лучшие из рельефных табличек слоновой кости — с изображениями сфинксов — были найдены не здесь, а в «доме сфинксов», расположенном южнее «дома торговца маслом». "Здесь тоже раскопан длинный коридор, в который выходят несколько комнат. Близ этого комплекса зданий открыт так называемый «западный дом» с многочисленными пифосами с маслом: Возможно, что все эти здания являются хозяйственными постройками, принадлежавшими не частным лицам, а правителю Микен. В здании, обнаруженном севернее гробницы Атрея, центральное место занимает помещение типа мегарона с круглым очагом в центре. На основании этих разрозненных сведений можно сделать вывод, что дома зажиточной части городского населения в своей планировке следовали тем же принципам, что и дворцы; центром здания являлся мегарон, а в подвальных этажах находились помещения кладовых. Дома рядового населения, открытые в Кораку и Агиос Космас, также построены по мегаронному типу, значительно упрощенному; они состоят из открытого портика с одной или двумя колоннами и следующего за ним помещения с очагом; два столба, расположенные по центральной оси, поддерживали крышу; иногда за мегароном находилось еще одно помещение. Таким образом, мегаронный тип постройки был основой микенской архитектуры; позже он лег в основу развития греческой архитектуры. Большой интерес представляют погребальные сооружения времени расцвета микенской культуры. Шахтовые гробницы, характерные для самих Микен начального периода их развития, не получили распространения и быстро были вытеснены двумя другими типами погребений, появившимися еще в период функционирования шахтовых гробниц. Это камерные и толосовые гробницы. Первые из них, вырытые в земле или высеченные в мягком скалистом грунте, состояли из собственно погребальной камеры и дромоса — открытого прохода, который шел к ней с поверхности земли. Первоначально дромос был невелик, к концу микенского периода он становится более длинным. Он вел к прямоугольной двери в камеру, закладывавшейся каменной стенкой после погребения. Камеры были различными но плану — круглые, прямоугольные; различную форму имел и их потолок — то плоскую, то сводчатую; это обычно зависело от того грунта, в котором высекалась камера. Иногда она имела боковые камеры или ниши. Хорошие образцы таких камерных склепов дает некрополь на холме Калькани, расположенном примерно в 700 м к югу от Микен. Эти сравнительно небольшие склепы, размеры которых не превышает 3—4 м в длину, служили семейными могилами в течение двух-трех столетий. В них найдено большое количество различных погребальных даров, включающих оружие и украшения, но главным образом расписную керамику.

Интересен царский некрополь Афин, открытый в 30-х гг. нашего столетия на территории позднейшей агоры. Здесь было найдено большое число низких прямоугольных камер, высеченных в склонах холмов из мягкого известняка; короткие дромосы вели в эти камеры; обнаруженный в них погребальный инвентарь неизмеримо беднее роскошных царских погребений Микен — Афины микенского периода были небольшим бедным городом; но все же и отсюда происходит ряд высокохудожественных образцов керамики и изделий из слоновой кости.

Происхождение камерных склепов вполне ясно: генезис их можно начинать с естественных пещер, использовавшихся для погребений в более раннее

189

201 Большой толос близ Микен (так называемая гробница Атрея). XIII в. до н. э. План

1 высеченная в скале погребальная камера
2 центральная камера
3 вход в гробницу, перекрытый плитами
4 дромос

время, как это было на Крите. Непосредственными предшественниками этих склепов являются обширные грунтовые могилы, служившие не для одного, а для нескольких погребений; для удобства производства вторичных захоронений и них были устроены боковые входы. Образцы таких могил XVII в. до н. э. известны по некрополю Элевсина. Видимо, появление нового типа погребений было обусловлено переходом к семейным захоронениям и ростом зажиточности среди определенной части населения. Попытки ряда ученых объяснить появление в микенской Греции камерных могил влиянием египетских погребальных сооружений представляются неубедительными и ненужными. Наиболее интересными и совершенными погребальными сооружениями микенской Греции являются толосы — монументальные круглые в плане постройки, увенчанные ульеобразным ложным сводом; длинный коридор — дромос, — обычно открытый сверху, ведет в эти толосы, которые после постройки засыпались землей, образовывавшей род кургана. Древнейшие толосы появились еще в конце XVI в. до н. э.; видимо, заслуга их введения на территории Греции принадлежит Пилосу, в районе которого найдены самые ранние их образцы. В Микенах в это время еще процветала практика строительства шахтовых могил. Одним из древнейших является уже упомянутый выше толос в Мирсинохори, принадлежащий к немногим

неразграбленным толосам, найденным в Греции. Толос в Мирсинохори сохранился благодаря тому, что рухнувший в древности купол надежно перекрыл все его содержимое. Архитектура этой гробницы несколько отличается от более поздних и более совершенных толосов Микен. Погребальная камера ее невелика — всего 5 м в диаметре; дромос, ведущий в нее, выкопан в твердом грунте и еще не облицован камнем; погребения осуществлены в двух прямоугольных ямах, устроенных в полу камеры и перекрытых каменными плитами; в сочетании этих ям, напоминающих ящичные погребения, с толосовой камерой можно видеть попытку соединения более ранних форм могильных сооружений с новыми. Одному из погребенных в этих могилах воинов принадлежали те два великолепных инкрустированных кинжала, о которых говорилось выше. Время сооружения толоса принято относить к началу XV в. до н. э. Последнее по времени погребение, устроенное прямо на полу камеры, сопровождалось многочисленными вазами так называемого дворцового стиля, датирующимися XV в. до н. э.

Важный вопрос, которому уделяли внимание многие исследователи, — это проблема происхождения толосовых гробниц. В основе своей они не отличаются принципиально от более скромных камерных погребений, которые иногда имели округлую в плане форму. Толосы состоят из тех же частей — камеры и дромоса, но характеризуются более внушительными размерами, более совершенной строительной техникой. В большинстве своем они предназначались для царских погребений, как о том свидетельствует богатый инвентарь, найденный в неразграбленных толосах. Камерные же могилы были местом погребения рядовых жителей городов и селений. Но почему для царских погребений была избрана именно такая форма гробницы, откуда она пришла в Грецию, — этот вопрос долгое время оставался без ответа. Было бы естественно связать их с более ранними толосами, существовавшими на Крите еще в III тысячелетии до н. э., но против этого выдвигались два возрая«е-ния: во-первых, долгое время считалось, что критские толосы раннеминойского времени имели плоское перекрытие; во-вторых, слишком большим — в несколько столетий — казался промежуток, отделявший их от времени возникновения микенских толосов. Открытия, сделанные в последние годы на Крите, показали, что раннеминойские толосы уже имели каменное сводчатое перекрытие, являвшееся зародышем позднейших ложных сводов,

190

получивших такое полное развитие в микенской архитектуре. Кроме того, было доказано существование толосов на Крите и в начале II тысячелетия, причем некоторые из них продолжали использоваться вплоть до XVI в. до н. э. Таким образом, идея происхождения микенских толосов с Крита получила важные подтверждения, хотя и не может еще считаться полностью доказанной. Но полное развитие архитектура толосов получила именно в микенской Греции, и поэтому они могут считаться вполне местным явлением. На Крите эта форма погребальных сооружений постепенно перестала применяться. В период микенского владычества распространились камерные гробницы материкового типа, в позднее время — погребения в расписных терракотовых гробах — ларнаках. Изучение толосов материковой Греции, прежде всего микенских толосов, позволило исследователям выделить три группы, соответствующие трем Этанам развития этих сооружений. В более ранних, примером которых служит так называемый толос Эгисфа, расположенный ближе всего к Львиным воротам в Микенах, стены камеры сложены из необработанных рваных камней, дромос не облицован каменной кладкой, над входом отсутствует разгрузочный треугольник. В Микенах толосовые погребения распространяются в период, следующий за шахтовыми гробницами круга А. В толосе Эгисфа были найдены обломки расписных ваз «дворцового стиля», что позволяет датировать его и всю первую группу толосов XV в. до н. э. Примером толосов второй группы может служить так называемая Львиная могила в Микенах. Она расположена прямо против Львиных ворот, по другую сторону подходящей к ним современной дороги и именно от них получила свое название. Заметны черты прогресса в ее архитектуре. Ведущий к ней дромос, вырытый в земле, получил облицовку в виде сложенных из рваного камня стен; дромос переходил в крытый коридор, 2,5 м ширины и 5 м длины, который вел в камеру. Его перекрывали три большие каменные плиты, самая крупная из которых находилась над входом в камеру. Видимо, здесь уже была применена система разгрузочного треугольника. Фасад гробницы, примыкающий к дромосу, был сложен из больших

202 Гробница Атрея. Общий вид

191

203 Гробница Атрея. Дромос

192

хорошо отесанных блоков, остальная ее часть — из более мелких, но уже регулярно уложенных камней. Появляющиеся здесь черты нашли дальнейшее развитие в третьей группе толосовых гробниц, относящихся к последнему периоду расцвета микенской культуры. К этой группе принадлежат наиболее выдающиеся постройки такого рода, например толос Клитемнестры, расположенный близ круга гробниц Б, и самый большой из микенских толосов, известный под условным названием «сокровищницы Атрея». Название это восходит к временам Павсания, греческого писателя II в. до н. э.> который в своем труде «Описание Эллады» рассказал о руинах Микен в том виде, какой они имели в его время. В числе других микенских памятников он упоминает о сокровищнице Атрея, подразумевая, видимо, именно этот толос. Во всяком случае, археологи XIX в. дали ему такое имя, и под ним он вошел в историю микенской архитектуры. Не менее часто его называют также «гробницей Атрея».

Толос расположен к югу от микенского акрополя, у самой дороги, идущей по склону холма. Его дромос, врезанный в склон холма, ориентирован довольно четко с востока на запад. Он имеет ширину 6 м при длине 36 м. Стены его облицованы кладкой из хорошо отесанных блоков конгломерата, постепенно повышающейся к фасаду гробницы. Передний конец дромоса был заложен стеной, от которой теперь сохранился только нижний ряд кладки. Фасад гробницы, достигающий 10,5 м в высоту, сохранился хорошо, хотя весь украшавший его некогда скульптурный декор теперь исчез. Некоторые его детали, найденные археологами, хранятся в различных музеях. На месте сохранились лишь стоящие по сторонам двери базы полуколонн. В центре фасада находится входной проем высотой 5,4 м; ширина его внизу 2,7 м, вверху он слегка сужается. Через него попадают в длинный коридор — 5,2 м, открывающийся в круглую камеру гробницы. В середине этого коридора — стомиона — находились двери, вероятно, деревянные; сохранился сложенный из камней порог. Стомион перекрыт двумя каменными блоками, из которых второй, внутренний, отличается колоссальными размерами и весит 120 тонн. Его внутренний край хорошо виден над входом изнутри камеры. Над перекрытием устроен разгрузочный треугольник, образованный сближающимися рядами кладки, по методу ложного свода.

Пол камеры представляет собой выровненную скалу, покрытую плотным слоем утрамбованной Земли. Диаметр камеры равняется 14,6 м. Стены сложены из 33 рядов прекрасно отесанных каменных блоков. Наклон их начинается с самых нижних рядов; каждый верхний ряд немного уже предыдущего; постепенно сближаясь, они смыкаются на высоте 13,4 м; верхнее кольцо закрыто плоским камнем, образующим вершину свода; выступы кладки были тщательно стесаны, так что получился ровный свод ульеобразной формы, характерной для поздних микенских толосов. Начиная с третьего ряда снизу, примерно на равных расстояниях (немногобольше 1 м) видны расположенные горизонтальными рядами маленькие отверстия в камнях. Очевидно, они служили для прикрепления бронзовых позолоченных розетт, покрывавших стены гробницы до самого верха и придававших ей чрезвычайно нарядный вид.

Гробница Атрея, в отличие от большинства других микенских толосов, имеет боковую камеру, служившую, вероятно, местом погребения царственного покойника, тогда как главная камера могла быть местом хранения погребальных даров. Боковая камера высечена в скале, к которой примыкает кладка толоса. Дверь в стене справа от входа ведет в эту камеру, похожую на обычную камерную гробницу, — лишнее доказательство того, что принципиальной разницы между этими двумя видами микенских погребальных сооружений не было. Боковая дверь сделана совершенно так же, как и центральный вход: дверной проем перекрыт

204 Гробница Атрея. Внутренняя камера

193

одной большой плитой, над которой устроен разгрузочный треугольник. Камера имеет почти правильную прямоугольную форму. Ее стены и потолок отесаны очень грубо; вероятно, первоначально они были покрыты облицовочными плитами, украшенными рельефами. Углубление в центре пола камеры могло предназначаться для столба, поддерживавшего облицовку потолка. Только еще одна толосовая гробница в Греции имеет боковую камеру — это большой, сильно разрушенный толос в Орхомене, в Беотии. Этот толос чрезвычайно похож на гробницу Атрея и своими размерами и наличием отверстий от бронзовых розеток в его стенах, но боковая камера в нем была построена из камня, а не высечена в скале. Шлиман, исследовавший этот памятник, открыл великолепно орнаментированную монументальную плиту, служившую потолком боковой камеры. Она покрыта сплошным узором спиралей, промежутки между которыми заполнены пальметтами. Центральная часть потолка выделена рамкой из двойного ряда розетт, по четкости и тонкости исполнения не уступающих изделиям из металла. Декор толоса в Орхомене позволяет составить представление и об убранстве боковой камеры гробницы Атрея.

Не менее богато был украшен рельефами фасад гробницы. Сохранились обломки сделанных из зеленого камня полуколонн, покрытых резным декором в виде ломаных линий и спиралей. Они стояли по сторонам главного входа. Микенцы заимствовали у Крита форму расширяющейся кверху колонны, но в их варианте это расширение выражено не столь резко. Колонны поддерживали фриз с пальметтами, проходивший над дверным проемом; выше находились рельефные полосы с орнаментом спиралей; разгрузочный треугольник был фланкирован полуколонками меньшего размера, стоявшими над нижними. Эта реконструкция скульптурного декора фасада толоса, осуществленная в результате изучения сохранившихся фрагментов, показывает строгую тектоничность построения. Ее орнаментальное богатство дополнялось полихромией — для декора были использованы камни зеленоватого и красноватого цвета. Гробница Атрея по особенностям строительных приемов идентична Львиным воротам Микен, дати

205 Плита с рельефным орнаментом из толоса в Орхомене. XIII в. до н. э.

194

рующимся началом XIII в. до н. э. Высказано даже предположение, что оба эти сооружения были построены одним и тем же архитектором, бывшим, несомненно, незаурядным мастером своего времени. Они относятся к последнему периоду расцвета микенской культуры. Гробница Атрея, как и крепостные сооружения Микен и Тиринфа и дворец в Пилосе, свидетельствует о высоком уровне, достигнутом архитектурой этого времени. Ее характеризует продуманность планировки, строгая тектоничность построения, тщательность исполнения. В этом отношении она, несомненно, продвинулась дальше по сравнению с архитектурой Крита. В больших толосовых гробницах впервые были созданы огромные сводчатые перекрытия, не опирающиеся на внутренние подпоры. Не только современные микенцам народы Египта и Передней Азии, но и позднейшие греки не умели создавать таких перекрытий — это снова смогли сделать лишь римские зодчие.

Но в отношении архитектурного декора, убранства внутренних помещений суровая, носившая ярко выраженный крепостной характер микенская архитектура явно уступала свободной и живописной архитектуре Крита. Декоративное искусство Микен, прежде всего монументальная живопись, во многом подражало критским образцам, как свидетельствуют сохранившиеся до нашего времени остатки фресок.

Фрески. Фрагменты фресковых росписей найдены во дворцах Микен и Тиринфа, Фив и Пилоса, немногочисленные остатки росписей дали некоторые микенские дома. Многие из этих росписей показывают прямую зависимость от минойских образцов: так, в Фивах, Тиринфе и Пилосе были найдены остатки изображений идущих в торжественной процессии женщин с дарами в руках. Они близко напоминают «фреску процессии» в Кносском дворце; как и там, они украшали входные помещения — в Тиринфе эти обломки были найдены близ пропилей, в Пилосе — в районе портика мегарона. Встречается повторение и других сцен, например игры с быком. Можно не сомневаться, что искусство фрески было введено в материковой Греции минойцами. Возможно, что они были первыми исполнителями росписей ранних дворцов. С другой стороны, наряду с критской тематикой быстро появляются росписи на местные темы — процесс, отмечавшийся, как мы видели выше, и в прикладном искусстве. Так, распространенными сюжетами были изображения охоты, излюбленного развлечения микенских правителей, а также военные сцены; фрагменты с этими изображениями были найдены в мегаронах дворцов Микен и Тиринфа. Но если сюжеты их и отличаются от минойских, то расположение на стенах залов узкими фризами аналогично тому, что мы видели в росписях Кносского дворца; сходна манера украшать нижние части стен геометрическими мотивами, отделяющимися от фигурных сцен узкими фризами с изображениями наутилусов, — такой мотив встречается в Пилосе. Стилистические отличия микенских фресковых росписей от критских лучше всего прослеживаются на изображении процессии женщин, несущих дары богине, из дворца в Фивах. Эта фреска относится к раннему дворцу и датируется XIV в. до н. э. Женские фигуры — первоначально их было девять или двенадцать — движутся мерным шагом, держа в руках вазы, цветы или шкатулки. Они одеты в критские одежды, с широкой юбкой и узким лифом, обнажающим грудь. Прическа с длинными спускающимися на плечи и на спину прядями и коротким крутым завитком над лбом напоминает прически критских дам. Но, несмотря на большое внешнее сходство, стиль росписи другой — несравненно более графичный и сухой, утративший живость и непосредственность таких фресок, как «Парижанка» или «Дама в голубом» из Кносса. Утрированы формы тела — чрезмерно подчеркнута высокая грудь женщин; орнаментальный характер приобретают завитки волос, свободно разбросанные у критских женщин. Если там рисунок строился на динамичном сочетании кривых линий, то здесь доминируют вертикали и горизонтали, подчеркиваемые обрамляющими фриз сверху и снизу полосами орнамента. Возможно, что на художника, создавшего эту роспись, оказал влияние иной тип микенских женщин, высоких и сильных, отличавшихся от изящных и подвижных женщин Крита. То же отличие чувствуется и в лицах — вместо пикантного курносого профиля «Парижанки» здесь появляется строгий правильный профиль с почти прямой линией лба и носа. В то же время эти большие — больше натуры — фигуры отличаются особой величавостью и монументальностью.

Близкие по сюжету изображения открыты в микенских дворцах. Судя по сохранившимся остаткам, фрески с изображениями процессий из Тиринфа и Пилоса, датирующиеся уже XIII веком до н. э., еще дальше отходят от своих критских прообразов, чем фиванские.

Эти отличительные черты микенских росписей еще ярче выступают во фресках на местные темы. Из Тиринфа происходят обломки фриза, состоявшего из небольших по размеру изображений охотничьих сцен (высота фриза 35,5 см). На одном из фрагментов представлен выезд женщин, отправляющихся на охоту; две женщины стоят неподвижно, полузакрытые кузовом колесницы; их прямые, мешкообразные одежды — видимо, воспроизводящие местную, отличающуюся от критской моду — подчеркивают застылость фигур. Лица их напоминают лицо женщины из фрески с изображением процессии; еще более орнаментально трактованы волосы. Деревья, на фоне кото-

195

206 Женщина, несущая дары. Фрагмент «фрески процессии» из дворца о Тиринфе. XIII в. до н. э.

196

207 Охота на кабана. Фрагмент фрески из дворца в Тиринфе. XIII в. до н.э.

рых происходит действие, кажутся какими-то условными символами, но не воспроизведением живой растительности; плоскостный стиль исполнения подчеркнут графичностью рисунка с темными четко обрисованными контурами.

Другой фрагмент из этой же росписи изображает центральный момент охоты — атаку на кабана. Сохранилась фигура несущегося во весь опор животного, преследуемого тремя собаками; в его оскаленную морду вонзаются копья охотников (их фигуры не сохранились). Этот фрагмент отличается более совершенной передачей движения, хотя и уступающей по выразительности лучшим фрескам Крита, таким, как «Дикая кошка» из Агиа Триады. Позы животных однообразны, они как бы застыли в стремительных прыжках; тело кабана трактовано очень орнаментально — шерсть передана параллельными заштрихованными полосами. Графичность характерна и для этого фрагмента.

Большой интерес представляют фрески, открытые в Пилосе. Столь же фрагментарные, как и фрески, происходящие из других микенских дворцов, они отличаются своеобразием сюжетов. В главном мегароне на стенах по сторонам трона находились изображения грифонов, лежащих в геральдических позах, за которыми виднелись полузакрытые ими фигуры львов. Мотив одной фигуры на фоне другой, видимо, интересовал пилосских живопис-

208 Певец с лирой в руках (так называемый Орфей). Фреска из дворца в Пилосе. XIII в. до н. э.

197

209 Летящие птицы. Фреска из дворца в Пилосе. XIII в. до н. э.

цев; он встречается и на другом фрагменте, где представлены две белые лошади, четкие контуры которых вырисовываются над узким фризом, украшенным наутилусами. Относительно лучше сохранилось изображение в восточном углу мегарона, где представлены фигура сидящего на высокой скале музыканта с большой лирой в руках и летящая перед ним птица. В этой фреске исследователи видят какой-то отзвук легенд о мифическом певце Орфее, очаровывавшем своей игрой и пением не только людей, но и птиц и животных. Фрески Пилоса сохранились плохо, и то, что мы видим сейчас перед собой, является тщательно произведенной реставрацией. Фигура «Орфея» увенчана чрезмерно маленькой головой. Длинная одежда обволакивает все его тело, скрывая его формы. Неправильная линия, обрамляющая верхний край картины, может быть сильно стилизованным изображением горного ландшафта, помещаемого, по критскому обычаю, сверху и снизу фрески. Это видно и на другом фрагменте фрески из Пилоса с синими птицами, летящими среди скал, обрамляющих фриз сверху и снизу. Эта фреска характеризуется более правильным по сравнению с «Орфеем» рисунком. Художнику при всей декоративности изображения удалось передать движение полета. Можно думать, что эти две фрески являются произведениями разных мастеров. Среди других фрагментов пилосских росписей надо отметить фигуру юноши, ведущего на поводке собаку, — изображение последней близко собакам в «Охоте на кабана» в Тиринфе. Однако другой фрагмент с головой собаки, происходящий из «мегарона царицы», отличается иным, более сложным рисунком. Особенно выразительно исполнен глаз животного. Хотя сравнительно небольшой имеющийся в нашем распоряжении материал не позволяет еще делать окончательные выводы, но все же можно с уверенностью сказать, что в Пилосе сущестствовала своя, самостоятельная и разнообразная по стилистическим приемам школа фресковых росписей.

Скульптура. Если в монументальной живописи, по крайней мере в начальном периоде ее существования, микенские мастера следовали критским образцам, то в другой области монументального искусства — в скульптуре — они были вполне самостоятельны, тем более что на Крите этого вида искусства, как было показано в предыдущей главе, не существовало вовсе. В микенской Греции памятников скульптуры сохранилось очень немного — возможно, они не были широко распространены. О ранних образцах микенской скульптуры, какими являются надгробные стелы, найденные в Микенах, было уже сказано выше. Обычай ставить каменные стелы над могилами сошел на нет с распространением новых типов погребальных coopv-

198

жений. Более поздние памятники такого рода неизвестны. От периода расцвета микенского искусства мы имеем совершенно уникальный памятник в виде монументального рельефа, увенчивавшего Львиные ворота в Микенах. Возможно, что аналогичные рельефы украшали ворота тиринфской крепости или заполняли разгрузочный треугольник в сокровищнице Атрея, но они не дошли до нас, и рельеф из Микен остается единственным свидетельством того высокого развития, какого достигла монументальная скульптура к XIII в. до н. э. За тот большой промежуток времени, который отделяет этот рельеф от надгробных стел, микенские скульпторы освоили технику работы в твердом камне, овладели искусством создания высоких рельефов. Рельеф исполнен на большой (высота 3 м) треугольной формы плите из твердого песчаника желтовато-бурого цвета. Два льва стоят на задних лапах, опираясь передними на профилированный прямоугольный алтарь, в центре которого возвышается колонна критского типа, несущая на капители часть антаблемента. У львов отсутствуют головы; пазы для крепления показывают, что головы были сделаны из другого материала, бронзы или камня, и прикреплены к туловищам. Вероятно, благодаря этому достигалась более тонкая и детальная передача морды животного.

Мотив колонны, стоящей на алтаре, имеющей значение фетиша или символа божества, неоднократно встречается среди критских памятников. Геральдическое изображение животных известно на геммах, но главным образом позднего времени, когда, возможно, на них оказывают воздействие микенские традиции. В микенском искусстве этот мотив получил чрезвычайно широкое распространение ввиду его соответствия основным принципам этого искусства — строгости и тектоничности построения, уравновешенности частей. Рельеф построен на сочетании вертикальных и горизонтальных линий, он прекрасно связан с архитектурой, в которую он включен как равноправная часть. Именно в Львиных воротах впервые появляется та живая связь архитектуры со скульптурой, которая позже станет одной из отличительных черт греческого искусства.

210 Львиные ворота в Микенах. Рельеф. XIII в. до н. э.

199

211 Голова из расписного стука из Микен.XIV - XIII вв. до н. э.

200

Исполнение самих фигур львов характеризуется обобщенностью, отсутствием излишней детализации; в то же время их тела трактованы вполне правильно, их трудные позы переданы убедительно. Статичность этого рельефа — черта, свойственная микенскому искусству. Значение изображения не вызывает сомнений. Львы были животными, посвященными богине, покровительнице зверей, имя которой — Потния — упоминается на табличках с надписями линейным шрифтом Б. Изображение их рядом с колонной, обозначающей место культа, указывает на священный характер охраняемого этим рельефом места, на то, что оно находится под покровительством верховного божества.

О микенской религии мы знаем немного. Некоторые черты она, очевидно, заимствовала с Крита, на что указывает, в частности, использование колонн в качестве священного символа. Как и на Крите, микенцы не знали храмов в позднейшем смысле слова и отправляли богослужение, видимо, во дворцах и домах. Царь продолжал исполнять обязанности жреца — на это указывает наличие алтаря и места для возлияний в мегароне Пилосского дворца. Но в то же время религия микенцев уже сильно отличалась от критской; это проявляется прежде всего в наличии идолов, изображений божества, помещавшихся в специально отведенных им помещениях, прообразах позднейших храмов. Миниатюрная капелла такого рода существовала и в Кносском дворце; она относится к тому периоду, когда дворец уже лежал в развалинах, и, несомненно, служила культам материковой Греции, принесенным на остров микенцами. К микенской эпохе восходит почитание многих из позднейших греческих богов. Изменение характера погребальных обрядов указывает на то, что загробный мир и потустороннее существование умерших занимают значительное место в верованиях микенской Греции. Очевидно, именно с этими верованиями связано появление в это время больших скульптурных изображений, знаменующих зарождение монументальной круглой пластики.

Еще Цзунтасом была найдена в Микенах скульптурная голова из расписного стука, размером примерно в половину натуральной величины. Моделировка головы, простая и обобщенная, дополняется хорошо сохранившейся росписью. Четко обозначены написанные черной краской симметричные локоны под широким плоским венком; странное выражение этому лицу придают выпуклые раскосые глаза под поднимающимися к вискам бровями и маленький, как бы усмехающийся рот; большие плоские уши трактованы орнаментально. Голова как бы сплюснута с затылка; чувствуется, что мастер, ее сделавший, только начинает овладевать объемной лепкой больших форм.

Долгое время эта голова оставалась единственным образцом микенской скульптуры; недавнее открытие, сделанное в местечке Агиа Ирини, на о. Кеос, показало, что изготовление большой скульптуры в микенское время не было исключительным явлением. Здесь открыты остатки святилища, в котором обнаружены фрагменты восемнадцати или девятнадцати глиняных статуй почти натуральной величины. Особенно интересны две головы, исполненные очень примитивно, но напоминающие по своему построению голову из Микен. Они также увенчаны плоским венком; очевидно, он был каким-то священным убором или атрибутом (кстати, это может служить аргументом в пользу того, что голова из Микен, которую обычно считают головой сфинкса, принадлежит такой же скульптуре). Глаза под ровными дугами бровей выпуклые, совершенно круглые. Рельефно передан маленький рот.

Эти фигуры могут быть изображениями божества, но, скорее, их все же следует считать статуями жриц, так как трудно предположить, что в одном святилище находилось такое количество идентичных изображений божества. О том же свидетельствуют и костюм их — широкая юбка — и обнажен-

212 Статуя богини или жрицы из микенского святилища в Агиа Ирини. XIII в. до н.э.

201

ная грудь: так обычно изображались на Крите и в Микенах прислужницы божества, участницы священных процессий и т. д. Интересна техника изготовления этих скульптур: они вылеплены от руки, головы их сплошные, тела же укреплялись на деревянном каркасе. Лишь с большими оговорками они могут считаться образцами монументальной скульптуры; по существу, это просто увеличенные во много раз глиняные статуэтки. Но важен самый факт появления изображений большого размера. Это первый шаг на пути, который много позднее приведет к развитию греческой пластики.

Мелкая терракотовая пластика в Микенах не была развита. Примитивные столбообразные статуэтки-идолы с клювообразным носом и руками — выступами, или поднятыми вверх («месяцеобразный тип»), или опущенными вниз и сливающимися с туловищем («круглый тип»), — вот те изделия, которые изготовляли микенские коропласты. Эти фигурки расписывались преимущественно простыми полосками; с художественной точки зрения они не представляют большого интереса.

213 Голова статуи из микенского святилища в Агиа Ирини. XIII в. до н. э.

214 Статуэтка из Тиринфа (так называемый месяцеобразный тип). XIV— XIII вв. до н. э.

Изделия из слоновой кости. Невысокий уровень микенской терракоты не означает, что в Микенах отсутствовала мелкая пластика. Известно значительное число превосходных миниатюрных изделий из слоновой кости: это различные предметы, украшенные рельефами, и круглая скульптура, обычно также служившая каким-либо украшением.

Среди всех происходящих из Микен изделий слоновой кости своими исключительно высокими художественными достоинствами выделяется скульптурная группа, найденная в 1939 г. Она изображает двух сидящих рядом, обнявшись, женщин в одинаковых типично критских одеждах — широкая с пышными оборками юбка и узкий прилегающий лиф, оставляющий обнаженной грудь. Перед ними помещена фигурка ребенка, опирающегося о колени одной из женщин и ласково обхватившего ручонкой руку другой. Спины обеих женских фигур прикрывает одно покрывало, что подчеркивает их единство. Группа, очевидно, изображает божественного младенца и его двух кормилиц; Этот мотив был широко распространен в древних религиях, неоднократно встречался и в более поздних греческих мифах, в частности в мифе о младенческих годах Зевса, проведенных на Крите. Исполнение этой миниатюрной группы — высота ее не превышает десяти сантиметров — поражает замечательной тонкостью и мастерством. Свободно переданы сложные позы женщин; правда,

202

215 Божественный младенец и кормилицы. Скульптурная группа из Микен. XV — XIV вв. до н. э.

203

скульптору не удалось избежать некоторых неправильностей в изображении ребенка. Особенно хороши тщательно разработанные красивые лица фигур (сохранились головы одной из женщин и ребенка). Перед нами, очевидно, работа критского мастера, напоминающая такие разнообразные выше произведения, как статуэтка акробата или миниатюрная фигурка сидящего ребенка; как и там, волосы фигур были сделаны из тонкой золотой проволоки, не сохранившейся до наших дней. Утрачена также и золотая инкрустация бровей и зрачков. Исполнил ли эту вещь критский мастер для микенского заказчика, или же она просто была доставлена с Крита, судить трудно; датируется это произведение XV или XIV в. до н. э. Четырнадцатым веком датируется один из лучших образцов микенских изделий из слоновой кости — большая (высота 16 см) цилиндрической формы пиксида, найденная в 1939 г. в камерной гробнице в Афинах. На ее крышке изображен грифон, терзающий лань, на боковых стенках представлены два грифона, напавшие на ланей. И композиционно и стилистически эти изображения напоминают золотые пластинки из могилы V круга А в Микенах, на которых были представлены львы, преследующие козла и оленя. В исполнении этих фигур чувствуются уроки, полученные от критского искусства, но в то же время формы стали более резкими и определенными. Любопытная деталь — у верхнего края рельефа помещены фигурки двух лежащих львов, изображенных так, как они видны сверху; критский прием исполнения пейзажа здесь перенесен на изображение животных.

Изделия микенских ремесленников из слоновой кости, найденные в погребениях и жилых домах, относятся к более позднему времени, главным образом к XIII в. до н. э. Интересны миниатюрные — высотой в несколько сантиметров — головки воинов в высоких шлемах, снабженных нащечниками и назатыльниками. Это круглые или полукруглые скульптурки, выточенные с большой аккуратностью; детально передан своеобразный материал, из которого сделан шлем, — нашитые в несколько рядов друг над другом кабаньи клыки. О таком шлеме упоминает в «Илиаде» Гомер (X, 261—265):

204

«... И покрыл его голову кожаным шлемом,
Крепко внутри он сплетен был из многих ремней,
а снаружи
Белые были клыки белозубого вепря нашиты,
Густо с обеих сторон, и туда и сюда простираясь
В стройных, красивых рядах; подкладкой же войлок являлся».

Остатки такого шлема в виде рассыпанных кабаньих клыков найдены в одной из шахтовых гробниц круга А; они были обнаружены и в недавно открытой камерной гробнице в Дендре вместе с металлическими латами и щитом. Миниатюрные головки из слоновой кости вполне верно передают головной убор микенских воинов; по трактовке человеческого лица они напоминают стуковую голову, происходящую из Микен.

216 Пиксида из камерной гробницы в Афинах. XIV в. до н. э.

Многочисленные рельефы из слоновой кости были найдены в домах, раскопанных в Микенах. Несколько пластинок с изображениями сфинксов были найдены в «доме сфинксов», которому они дали название. Лучшая из них украшала крышку ларца. Два сфинкса представлены друг против друга в геральдических позах, повторяющих композицию рельефа Львиных ворот; только каннелированная колонна с капителью типа колонн гробницы Атрея помещена не между фигурами сфинксов, а под ними. Крылатые фигуры мастерски вписаны в прямоугольную поверхность пластинки; орнаментальное исполнение их развернутых крыльев придает рельефу большую декоративность. Но, может быть, самым своеобразным примером микенского стиля с его стремлением к симметрии и уравновешенности является пластинка слоновой кости из микенского дворца в Фивах. Она также служила украшением шкатулки. На ней изображены фигуры двух прыгающих козлов, данные в смелых позах, с повернутыми назад головами, причем их тела, абсолютно симметричные, пересекают друг друга по диагоналям. Не менее интересна пластинка слоновой кости из Спаты (Аттика) с изображением льва, терзающего быка. Резкий поворот головы быка с изогнутыми рогами напоминает такие изделия критских мастеров, как рельефы с коровой и козой из Кносса. Изображение полно движения, но в то же время идеально заполняет прямоугольник.

217 Рельеф с изображением льва, терзающего быка, из Спаты. XIII в. до н. э.

218 Рельеф с изображением сфинксов из "дома сфинксов" в Микенах. XIII в. до н. э.

Изделия из металла. Микенские изделия из слоновой кости по четкости и ясности исполнения не уступают изделиям из металла. Близкой аналогией грифонам на пиксиде из Афин является золотая печать, найденная в разрушенном толосовом погребении близ Пилоса и датирующаяся XIV в. до н. э. На ней представлен лежащий грифон с развернутыми крыльями и поднятой головой; рисунок тонкий, но несколько дробный, перенасыщен деталями, украшающими фигуру грифона. Произведений торевтики в период, последовавший за шахтовыми гробницами, особенно изделий из драгоценных металлов, известно очень немного; в основном это объясняется тем, что подавляющее большинство погребений этого времени было разграблено еще в древности.

Техника инкрустации металлом по металлу, созданная критскими ювелирами, была воспринята их микенскими последователями. В одной из камерных гробниц близ Микен была найдена серебряная чаша с широким вместилищем и маленькой петлеобразной ручкой. Вдоль верхнего края ее идет ряд инкрустированных золотом и чернью бородатых голов. Из 21 головы сохранились далеко не все; инкрустация, вбитая в поверхность чаши, выпала из своих гнезд; это свидетельствует о том, что критская техника не всегда удачно применялась микенскими мастерами. Такие же головки, происходящие от аналогичного сосуда,

219 Головка воина в шлеме из Спаты. XIII в. до н. э.

были найдены в Пилосе, что позволяет с уверенностью датировать эти изделия XIII в. до н. э. Превосходные образцы микенского искусства встречаются иногда далеко за пределами материковой Греции. Микенские греки к этому времени, как уже говорилось выше, основали ряд поселений на островах Средиземного моря и на азиатском побережье. Еще в XV в. до н. э. первые микенцы появились на Кипре. Именно отсюда происходит один из лучших образцов микенской торевтики — большая серебряная чаша, мастерски украшенная инкрустированными золотом и чернью букраниями — головами быков — и цветами лотоса. Она датируется XIV в. до н. э. и была, вероятно, привезена кем-нибудь из переселенцев из метрополии. Похожая чаша была найдена в Дендре, в Арголиде. Что касается ювелирных украшений, то в этой области прикладного искусства микенские ремесленники в рассматриваемый период продолжали совершенствовать выработанную ранее технику. Особенно популярна была зернь, ею охотно украшались миниатюрные бусины различной формы. Превосходным образцом этой техники является подвеска в виде шара, украшенная рядами треугольничков из зерни, найденная в Энкоми на Кипре. Была освоена и новая техника — эмаль, то есть инкрустация золотого изделия вставками стеклянной пасты. Расплавленная паста вливалась в специально сделанные, в металле углубления. Перво-

206

220 Золотая печать с изображением грифона из толоса близ Пилоса. XIV в. до н. э.

221 Серебряная чаша с инкрустацией в виде человеческих голов из камерной гробницы в Микенах. XIII в. до н. э .

207

начально такими вставками — глазками синего цвета — украшались только бусины: они отличались большим разнообразием. Популярны были ожерелья, составленные из миниатюрных рельефных пластинок в виде листиков плюща или фигурок моллюсков-аргонавтов. Эти тонко исполненные рельефчики украшались эмалью и зернью. К концу микенской эпохи была освоена и более сложная техника перегородчатой эмали, когда гнезда для пасты делались из напаянных на поверхность изделия тонких металлических перегородок. Именно в этой технике сделан великолепный скипетр, увенчанный фигурками двух соколов. Он происходит из Куриона на Кипре и, вероятно, был сделан на месте микенскими мастерами, переселившимися сюда из Греции. Сама техника перегородчатой эмали могла быть заимствована из Египта и вскоре была надолго забыта — ювелиры классической Греции ее не знали.

Вазопись. Самой обширной областью микенского прикладного искусства была вазопись. На протяжении трех веков она прошла большой путь развития. В XIV в. до н. э. орнаментализация росписей, проявившаяся в вазах «дворцового стиля» XV в., усиливается, изображения морских животных и растений становятся все более стилизованными; усики растений и щупальца осьминогов превращаются в волнистые линии и завитки. Впрочем, ваз с подобными росписями немного; широко распространены лишь вытянутые кубки на высоких ножках, украшенные настолько стилизованными изображениями каких-то моллюсков, что трудно определить их название. На большинстве же сосудов доминируют различные геометрические орнаменты: спирали, волнистые линии, концентрические круги, а также чисто линейные мотивы — заштрихованные ромбы и треугольники, горизонтальные полосы. Большое число таких ваз дали позднемикенские камерные гробницы близ Микен. Большим разнообразием отличаются формы сосудов: наряду с излюбленными ранее чашами на низких ножках и уже упомянутыми кубками распространены различного вида кувшины, низкие плоскодонные алабастры с широким горлом, трехручные амфоры. Особой же любовью теперь поль-

222 Серебряная чаша с инкрустацией в виде букраниев из Энкоми. XIV в. до н. э.

208

зуются так называемые псевдоамфоры, сосуды с округлым туловом и стремеобразными ручками, примыкающими к ложному горлу. Встречаются также и фигурные аски в виде схематично исполненных птиц, украшенные геометрическим орнаментом. Несмотря на определенное упрощение росписи, техника исполнения сосудов высока — формы отличаются большой четкостью, глина тонко отмучена, хорошо обожжена. Роспись делается блестящим лаком высокого качества, цвет которого варьируется от черного до красного через все оттенки коричневого.

Важнейшей особенностью микенской керамики является распространение в ней начиная с XIV в. до н. э. совершенно отсутствовавших ранее изображений людей и животных. Несомненно, большую роль в этом сыграло влияние монументальной живописи. На стенках сосудов развертываются сложные сцены выезда на колеснице, несколько напоминающие упомянутую выше фреску из Тирипфа; реже встречаются сцены отъезда героя на корабле. Уникально изображение на лучшем образце подобного рода вазописи, каким является

223 Кубок с изображением моллюсков. XIV в. до н. э.

224 Кратер с изображением воинов из «дома кратера воинов» в Микенах. XIII в. до н. э.

209

225 Кратер с изображением воинов. Деталь росписи

210

жащий весы. Предполагают, что здесь представлен царь богов Зевс, взвешивающий человеческие души или судьбы перед началом решительного сражения. «Кратер Зевса» интересен и в другом отношении — здесь сочетаются старые мотивы с новыми: на обеих сторонах тулова изображены чрезвычайно стилизованные осьминоги. Но обычно росписи подобных ваз ограничиваются сценами выезда героев на колесницах или излюбленными фигурами быков, в популярности которых следует видеть отзвуки критского культа священных быков. Эти изображения отличаются примитивностью и схематизмом рисунка. Человеческие тела скрыты под трубообразной одеждой, орнаментированной точками или крестиками. Аналогичным образом украшаются тела животных. При всей схематичности эти вазы настолько индивидуальны, что можно выделить сосуды, расписанные одним мастером; так, например, на вазах «мастера протом» изображены передние части фигур быков, обильно украшенные крестиками.

Хотя подавляющее большинство подобных сосудов происходит из микенских поселений Малой Азии известный кратер с воинами, найденный в одном из домов в пределах микенского акрополя. Он относится к позднему периоду микенской вазописи.

226 Кратер с изображением быков из Энкоми. XIII в. до н. э.

На стенках этого широкого сосуда — кратера — представлено шествие идущих вправо в полном вооружении воинов. На них шлемы с высокими султанами, панцири и поножи, в руках — копья и круглые щиты; слева их провожает женщина, поднимающая горестным жестом руки. Рисунок четкий и уверенный, но пропорции не соблюдены; несмотря на это, большеголовые фигуры с длинными носами и короткими руками производят большое впечатление ритмом построения и известной монументальностью, сближающей их с фресковыми росписями.

Трудно определить сюжет подобных изображений.

Возможно, что многие из них имеют мифологическое значение, остающееся нам неясным. Подавляющее большинство ваз с изображениями людей и животных найдены вне материковой Греции, в тех периферийных районах Эгейского и Средиземного морей, где начиная с XIV в. до н. э. расселяются микенские колонисты. Многочисленные вазы такого типа найдены на о. Кипр. Из Энкоми происходит один из лучших кратеров с подобной росписью — так называемый «кратер Зевса». Сюжет его росписи явно мифологический: изображена колесница, перед ней стоят обнаженный герой с луком в руках и человек в длинной одежде, дер-

227 Кратер с изображением выезда на колеснице (так называемый кратер Зевса) из Энкоми. XIII в. до н. э.

211

228 Ларнак с изображением осьминога и папирусов из Пахиаммоса. Он. 1300 г. до н. э.

и Кипра, нельзя считать, что именно там сложился этот своеобразный позднемикенский стиль, так как ряд таких ваз был найден и в материковой Греции. Но здесь более значительную роль играли вазы, продолжающие традиции предшествующего времени, тогда как в поселениях, основанных вне Греции, свободнее развивались новые мотивы.

ИСКУССТВО КРИТА КОНЦА И ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ ДО Н. Э.

Искусство Крита позднего периода существования Эгейской культуры, после падения Кносского дворца, представлено почти исключительно вазами и терракотами. Оно идет в общем русле позднемикенского искусства, но сохраняет известную самобытность. В росписи критских ваз конца XIV— XIII в. до н. э. особенной популярностью пользуются птицы, летящие или идущие. Типичным образцом таких росписей является алабастр с фигуркой птицы, летящей над морем с рыбой в когтях, найденный в одном из погребений некрополя Калювия близ Феста; датируется он около 1300 г. до н. э. Густой заполнительный орнамент сплошь покрывает фон вазы. Волнистые линии и треугольники перекликаются с орнаментальной штрихов-

229 Алабастр с изображением птицы и рыбы из некрополя близ Феста. Ок. 1300 г. до н. э.

212

230 Статуэтка быка с орнаментальной росписью из Агиа Триады. XIV—XIII вв. до н. э.

кой, заполняющей фигуру птицы. Она как бы растворяется среди окружающих ее узоров, так же как с трудом различимое растение папируса, изображенное перед ней. Подобная роспись, теряющая четкость рисунка, но сохраняющая декоративную связь с формой вазы, дополняется чисто геометрическими орнаментами в виде шахматных узоров, кругов или простых горизонтальных линий. Нередки среди поздних критских сосудов и вазы только с такими орнаментами — например, фляги с круглым туловом, боковые стороны которых украшены концентрическими кругами.

Близки расписной керамике по стилю и технике другие распространенные в эту эпоху на Крите памятники — глиняные саркофаги — ларнаки, имеющие форму то прямоугольного ящика, то ванны со скругленными углами. На ларнаке из Пахиаммоса изображены на одной стороне осьминог и растения папируса, разделенные полосой чешуйчатого орнамента. И то и другое изображение стилизованы почти до полной неузнаваемости, превратились из живых воспроизведений реальной природы, какими они были на вазах времени расцвета критского искусства, в отвлеченные, схематические узоры. То же можно видеть и на других ларнаках. Например, на саркофаге из Гурнии представлена корова с сосущим ее теленком — мотив, с подлинным реализмом воспроизведенный на фаянсовом рельефе из Кносса, здесь превра-

231 Статуэтки богини из Кносса. XIII в. до н. э. Деталь

213

щается в узорчатую схему, не лишенную, впрочем, декоративности и вполне удовлетворяющую своей задаче — служить украшением поверхности определенного предмета.

Аналогичные черты отмечаются и в критских терракотовых статуэтках, датирующихся XIV— XIII вв. до н. э. Фигурка быка из Агиа Триады расписана условными орнаментальными узорами, не имеющими ничего общего с действительной расцветкой животного. Статуэтка довольно большого размера: длина фигуры — 48 см. Крупные размеры характерны и для человеческих изображений — в этом могло проявиться влияние искусства материковой Греции. Но, в отличие от микенских ленных терракот, критские статуэтки делались частично на гончарном круге. Именно так исполнялись нижние части этих фигур, имеющие вид широкого цилиндра. Голова и руки вылеплены отдельно и потом прикреплены к фигуре, так же как мелкие детали. Превосходными образцами подобных терракот являются статуэтки из Гази на северном побережье центрального Крита. Они достигают размеров 52, 62, 79 см. Позы их стандартны — руки молитвенным жестом подняты вверх; головы увенчаны изображениями маковых головок (на самой большой фигурке) или священных птиц. Полагают, что это культовые скульптур-ки, изображающие богинь, но не исключено, что некоторые из них представляют адорантов (молящихся божеству). Подобные же статуэтки были найдены в позднем святилище в Кноссе. Одна из них исполнена в традиционной позе, другая — с повернутой головой и прижатыми к груди руками. Несмотря на условность и схематизм исполнения, эта последняя фигурка сохранила что-то от выразительности ранних статуэток Крита. Геометрическая роспись, покрывающая эти фигурки, придает им еще более условный вид.

ИСКУССТВО ТРОИ

В то время как на греческом материке процветало государство ахейцев, в северо-западном углу Эгейского бассейна, на побережье Малой Азии существовал другой культурный центр, древняя Троя. Развиваясь параллельно с микенской Грецией, вступая с ней в постоянные контакты, Троя непосредственно столкнулась с ней в конце рассматриваемого периода; эта кровопролитная схватка надолго сохранилась в памяти потомков и послужила основой поэм Гомера.

Поселение конца ранней бронзы, Троя V (около 1800 г. до н. э.) после разрушения, причиненного неизвестной нам катастрофой, сменилась новым, более обширным городом, Троей VI, просущест

вовавшей многие столетия. Данные, полученные при тщательном изучении открытых археологами остатков, свидетельствуют о полной смене культуры. Город, выросший на руинах предшествующего поселения, строится по иному плану, возводятся монументальные оборонительные сооружения, отличающиеся от более ранних стен рядом конструктивных особенностей. Происходящие из слоев Трои VI находки характеризуются совершенно новыми чертами. Старые типы керамики полностью исчезают. Все это свидетельствует о смене населения, о приходе в Троаду новых племен. Целый ряд параллелей между троянской культурой и микенской Грецией позволяет предположить с большой уверенностью, что этими пришельцами были родственные ахейцам греческие племена, проникшие сюда с севера. Они, вероятно, ассимилировались с остатками местного исконного населения и испытали воздействие соседних анатолийских культур. Этим могут объясняться некоторые своеобразные черты троянской культуры.

Поселение Троя VI насчитывает несколько фаз своего существования. Большая часть сохранившихся остатков городских сооружений относится к последней фазе. От городских стен, широким кольцом опоясывавших цитадель, до наших дней дошло несколько менее половины. Пять ворот делят их на шесть секций, из которых большое впечатление производят восточная и южная. Как и в микенских крепостях Греции, от увенчивавших монументальные каменные стены сырцовых стен остались лишь незначительные следы. Каменные стены достигают толщины 4,5 м, в высоту сохранились на несколько метров. Панцири этих стен сложены из массивных прямоугольных блоков твердого известняка, тщательно пригнанных друг к другу. Большие блоки помещены в нижних рядах, меньшего размера — в верхних. Стены имели легкий наклон, что увеличивало их прочность. Эта черта, отмечающаяся в оборонительных сооружениях Трои времени ранней бронзы, могла быть заимствована строителями стен Трои VI у своих предшественников. Вертикальные желоба прорезают эти стены во всю высоту через более или менее регулярные промежутки. Они отмечают углы, образованные поворотами стены, — своеобразный прием, не встречающийся в архитектуре материковой Греции.

Южные ворота Трои, считающиеся главными воротами крепости, представляли простой проем в стене шириной три с лишним метра. Их защищала расположенная западнее монументальная башня, выступавшая на 10 м за пределы стены. Более сложно устроены восточные ворота. К ним вел неширокий — 2 м — проход между двумя параллельными стенами, образованными собственно оборонительной стеной и выступом башни; это тот же прием, который в значительно более разработанном виде был применен в Тиринфе.

214

Башни защищали подступы к воротам. Монументальная северо-восточная башня, кладка которой сохранилась на высоту 26 рядов и которая производит наиболее величественное впечатление из всех троянских укреплений, была сооружена для защиты находившегося внутри нее колодца или цистерны для воды и для охраны узкого потайного хода, устроенного у ее южной стены.

В западной части оборонительных сооружений Трои сохранилась секция, отличающаяся от остальных меньшей толщиной, построенная из более мелких камней. Как установили исследователи, Это остаток ранних стен Трои VI, относящихся к средней фазе ее существования. В поздней фазе были произведены большие работы по перестройке и укреплению системы обороны города, правда, но каким-то причинам не завершенные полностью. Вся центральная часть цитадели Трои VI была уничтожена в римское время при строительстве храма Афины и много позже в результате деятельности Шлимана. Однако с внутренней стороны оборонительных стен археологам, работавшим после него, удалось расчистить остатки нескольких домов, дающих представление о жилой архитектуре Трои. Большинство домов — прямоугольные в плане, с фундаментами, построенными из больших камней, со стенами из сырцового кирпича или из небольших блоков. Некоторые дома воспроизводят тип мегарона, каким он сложился еще в III тысячелетии до н. э. Они состоят из прямоугольного внутреннего помещения и предшествующего ему открытого портика. Наряду с ними есть дома и другого плана. Интересен так называемый дом со столбами — одно из самых значительных зданий Трои VI. Он имеет два помещения, в большем из которых по оси стояло два массивных квадратных в плане столба. От одного сохранился только фундамент, другой, сложенный из аккуратных блоков известняка, еще поднимается на высоту 1,07 м. Столбы, постепенно сужавшиеся кверху, поддерживали перекрытие дома, которое было, очевидно, плоским. Следует отметить любопытную деталь: в плитах, из которых сложен столб, видны углубления правильной формы от деревянных брусков, некогда скреплявших их; Этот технический прием является отдаленным про-

232 Троя VI. Крепостные стены. XV—XIV вв. до н.э.

215

образом употреблявшихся в классической греческой архитектуре свинцовых пиронов.

«Дом со столбами» не был исключительным явлением. Другой дом, названный VIF, открыт около восточных ворот. Стены его сложены из грубых камней циклопической кладкой, укрепленной деревянными блоками. Как и в других домах Трои, пол был из твердой утрамбованной земли. Прослеживаются два строительных периода: первоначально, как и в «доме со столбами», по продольной оси стояли две опоры, поддерживавшие перекрытие или второй этаж. Затем эти столбы были заменены двумя рядами колонн, по пять в каждом ряду, разделившими здание на три нефа — далекий прообраз позднейших греческих храмов. Базы этих колонн хорошо видны на земляном полу здания. Эти дома во многом загадочны. Неясно их назначение и происхождение их плана, свидетельствующее о том, что в троянской архитектуре наряду с чертами, сходными с микенской, имелись и специфические особенности.

Несмотря на то что открыта лишь небольшая сохранившаяся часть города, можно утверждать, что Троя VI была построена по определенному плану. Большинство домов расположено вдоль дорог, радиально сходившихся от городских ворот к центру. Причем строители так строго следовали этой планировке, что нередко слегка скашивали стены домов, чтобы не нарушить линии улиц.

В Трое VI не было найдено никаких особенно выдающихся художественных произведений. Для ранних слоев характерна серая минийская керамика, близко напоминающая элладскую. Особенностью троянских ваз этого типа являются ручки в виде голов животных, исполненных очень примитивно, но не лишенных выразительности. Если в материковой Греции минийская керамика уже к середине тысячелетия была вытеснена новыми типами сосудов, то в Трое она существовала до XIII в. до н. э. В последние века перед гибелью Трои VI появляются вазы, исполненные в технике серых минийских, но воспроизводящие чисто микенские формы, вроде псевдоамфор со стремеобразными ручками. Наряду с местной керамикой в Трое бытовали вазы микенского происхождения, несомненно, привозные, подтверждающие наличие

233 Дом VIF близ восточных ворот Трои VI

216

тесных связей Трои с материковой Грецией. Именно эти находки позволили уточнить время гибели Трои VI, приходящееся примерно на 1300 г. до н. э. Причиной разрушения города послужило страшное землетрясение. Следы его прослеживаются во многих местах цитадели. Сразу же после катастрофы город был восстановлен спасшимися жителями: были починены оборонительные стены, причем широко использовался материал от разрушенных зданий. Жилые дома этого восстановленного города, называемого Троей VII А, маленькие, прилепившиеся к внутренней стороне оборонительных стен, свидетельствуют о том, что жители спешили скорее обосноваться на старом пепелище. Дома эти состоят из одного или нескольких небольших помещений, в которых находятся пифосы для хранения припасов. Многочисленность этих домов с пифосами свидетельствует, что в стенах Трои VII А собралось много людей, создавших большие запасы пищи перед гибелью города, которую найденная в нем микенская керамика позволяет датировать около середины XIII в. до н. э. Его разрушение, сопровождавшееся сильными пожарами и гибелью многих людей, несомненно, явилось результатом военного нападения. Эти события связываются вполне убедительно с Троянской войной, воспетой Гомером. Датой ее в свете новых археологических открытий принято считать 1260—1250 гг. до н. э.

Разрушение Трои VII А не явилось окончательной гибелью поселения. Ее жители, спасшиеся от разгрома, быстро вернулись на старые места. По вскоре их вытеснили пришельцы, принесшие совершенно новые типы керамики, грубой лепной, много уступавшей предшествующей. Аналогии, которые эта керамика находит в районах Нижнего Дуная, указывают, откуда могли прийти новые жители Трои. Они продержались здесь недолго. Около 1100 г. до н. э. город был окончательно покинут на многие столетия. Очевидно, последний Эпизод его истории следует связывать с происходившими в XII в. до н. э. в Восточном Средиземноморье большими передвижениями различных племен, захватившими и материковую Грецию и явившимися причиной гибели микенской цивилизации.

КОНЕЦ ЭГЕЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Микенская цивилизация в XIII в. до н. э. находилась в полном расцвете; об этом свидетельствуют великолепные дворцы и крепости микенских городов Пелопоннеса, находимые в них остатки монументальной живописи и скульптуры. Правда, в произведениях прикладного искусства, в частности в вазописи, прослеживается нарастание черт схе

матизма и геометризации, свидетельствующее о назревающем кризисе искусства. Но все же ничто не предвещало в XIII в. близкого конца микенского мира. Победоносный поход против Трои, казалось, еще более укрепил могущество ахейцев. Но не прошло и нескольких десятилетий после их возвращения на родину из-под Трои, как их цветущие города один за другим пали под ударами вторгшихся в Грецию с севера Балканского полуострова племен дорийских греков. Эти племена, стоявшие в культурном отношении на более низкой ступени развития по сравнению с микенцами, тем не менее владели уже железом, что определило их преимущество в военном отношении. Нашествие дорян, происходившее несколькими волнами, не было абсолютной неожиданностью для жителей микенских городов. Об угрозе нашествия знали, к нему готовились. Именно в последние десятилетия, как свидетельствуют новейшие археологические исследования, производятся разнообразные ремонтные работы во всех микенских крепостях, устраиваются подземные проходы к источникам в Тиринфе, в Афинах и в самих Микенах. Именно в это время предпринимается попытка соорудить, очевидно, объединенными усилиями всех жителей Пелопоннеса, оборонительную стену поперек Истмийского перешейка. Археологи нашли остатки этой стены, для постройки которой были использованы всевозможные вторично употребленные материалы; это свидетельствует о большой спешке, с которой ее воздвигали. Однако стена, которая должна была преградить доступ в Пелопоннес с севера, осталась незаконченной. Что помешало завершить ее строительство и почему мощные микенские крепости так быстро были захвачены пришельцами, мы не знаем. Но в начале XII в. до н. э. почти все крупные микенские центры средней Греции и Пелопоннеса оказались разрушенными и преданными огню. После этого многие из них, вроде Пилоса, были совершенно заброшены и вскоре забыты.

Лишь в Микенах продолжалась жизнь внутри цитадели. Здесь даже сооружаются новые постройки, в частности, зернохранилище около Львиных ворот, возможно, предназначавшееся для хранения припасов на случай осады. Здесь производится керамика, являющаяся последним созданием гибнущей микенской цивилизации. Вазы XII в. до н. э., происходящие из Микен, являются непосредственным, но гораздо более примитивным продолжением керамики предшествующего периода; сохраняются старые формы, особенно любимы двуручные чаши; орнамент состоит из волнистых и горизонтальных линий и S-образных завитков. По месту находки в микенском зернохранилище (англ.—Granary) эта вазопись называется «грэнэри-стилем». Наряду с ней существует небольшая группа ваз так называемого густого (close) стиля, излюбленной темой росписи которого яв-

217

234 Ваза «стиля грэнери» из Микен. XII в. до н. э.

ляются примитивные изображения птиц, чередующиеся с орнаментом, густо заполняющим поле фриза. Эти вазы существуют в течение XII в. до н. э. и исчезают вместе с окончательной гибелью микенской цивилизации и самих Микен под повторными ударами новых пришельцев — дорян. Одни только Афины избежали общей судьбы и не только не были разгромлены дорянами, но и дали убежище многим вытесненным из Пелопоннеса ахейцам. Именно с этого времени начинается подъем этого города. Ахейцы, покинув свои разоренные города, двинулись за пределы страны. В это время отмечается новый приток микенского населения на Кипр. Видимо, они проникли и дальше, на сирийское побережье, неся с собой свою культуру и искусство.

Два тысячелетия существовала эгейская культура, единая в своих основах и бесконечно разнообразная в деталях, подчас настолько существенных, что они определяли новое направление или стиль. Эта культура создала великолепные памятники архитектуры — дворцы Крита и крепости Пелопоннеса. Украшавшие эти дворцы фрески не уступают по своему совершенству наиболее знаменитым росписям Древнего Египта и отличаются особенным, своеобразным стилем. Изумительные по тонкости исполнения и декоративному мастерству

произведения прикладного искусства принадлежат к лучшим образцам художественного творчества народов древности. Справедливо ли, как это делали многие зарубежные ученые, объяснять достижения эгейского искусства влиянием и прямыми заимствованиями у народов древневосточных стран? Сопоставление культуры и искусства эгейского мира с современными ему древними цивилизациями, прежде всего с Египтом и странами Двуречья, естественно и закономерно. Эти культуры существовали и развивались неизолированно. Данные археологических раскопок свидетельствуют о их тесной связи между собой. На Крите и в микенской Греции неоднократно находили изделия египетских мастеров. Некоторые из этих изделий, как, например, вазы с картушами египетских фараонов времени правления гиксосов, найденные в Кноссе, являются царскими дарами, присланными в качестве свидетельства дружеских отношений между Египтом и Критом. К несколько более позднему времени относятся росписи фиванских гробниц в Египте, на которых изображены критяне, несущие дары египетскому фараону. На них очень верно воспроизведены критские вазы и другие изделия. В ряде мест долины Нила найдены и сами произведения критских ремесленников.

Во многих отраслях изобразительного искусства и архитектуры Эгеики и Древнего Востока отме

235 Ваза так называемого густого стиля из Микен. XII в. до н. э.

218

чается определенное сходство. Особенно охотно сравнивают дворцы Крита и Сирии и Анатолии, в которых также многочисленные помещения группируются вокруг открытых внутренних дворов. Но дворцы в Бейчесултане, Алалахе, Угарите датируются примерно XVIII в. до н. э., то есть тем временем, когда уже давно существовали Старые дворцы Крита, возникшие на рубеже III и II тысячелетий. Следовательно, скорее, можно говорить о воздействии Крита на эти азиатские постройки, если вообще необходимо говорить о воздействии, чтобы объяснить столь естественное в сходных условиях жизни совпадение некоторых черт планировки.

Можно было бы привести еще ряд примеров необоснованности тезиса о влиянии на искусство Эгеики искусства Египта или Передней Азии. Еще менее справедлива противоположная точка зрения, объяснявшая своеобразие египетского искусства периода Тель-Амарны минойским влиянием. От этого ошибочного положения большинство исследователей в настоящее время отказалось. Искусство Амарны вполне самобытно, его специфика объясняется условиями развития страны в этот кратковременный период. Черты сходства с более живым и свободным искусством Крита, отмечаемые в нем, объясняются тем, что Это искусство, вырвавшееся из рамок традиционной египетской религии, нашло в себе силы преодолеть в какой-то мере путы условностей, порождаемых этой религией и составляющих отличительную особенность традиционного древнеегипетского искусства.

Решая отрицательно вопрос об определяющем влиянии одной из древневосточных культур на Крит или Микены и обратно, нельзя игнорировать существовавшие между этими районами связи, при которых не могло не быть и обмена некоторыми техническими достижениями и отдельными сюжетами и декоративными мотивами. Так, из Месопотамии и Египта заимствовали эгейцы формы своих печатей — наиболее простого и доступного для людей древнего мира знака утверждения частной собственности. Египет, несомненно, оказал воздействие на совершенствование техники изготовления каменных сосудов, хотя само это искусство было известно в Эгеике со времен неолита. Из Египта же заимствовали критяне употребление фаянса. Вполне правдоподобно предположение, что и обычай закрывать лица умерших золотыми масками, короткое время существовавший в микенской практике, проник сюда из Египта, где он, как известно, был широко распространен.

В свою очередь в начале II тысячелетия до н. э. с Крита в Египет проник мотив спирали; отсюда он распространился на восток, в Сирию и на левантийское побережье. Несомненно, критского происхождения встречающееся в египетском искусстве изображение животных в схеме «летучего галопа», например, во фресковых росписях XV в. до н. э. (гробница Узерхет), на сосудах и клинках мечей этого времени. Можно было бы значительно расширить подобное сопоставление памятников искусства стран эгейского мира и Востока. Минойская схема изображения бегущих зверей встречается и в сирийских изделиях. Но все эти в конечном счете второстепенные заимствования не определяют лица той и другой культуры, хода ее развития. Эгейское искусство глубоко отличается от современного ему древневосточного искусства. И если в нем нет величия и монументальности египетской архитектуры и скульптуры или декоративной изысканности ассирийских рельефов, то есть свои, ему одному присущие особенности, такие, как живописность и естественность, стремление правдиво воспроизвести окружающую действительность, сочетающиеся со строгой функциональностью, с соблюдением верности декоративным задачам изображения. Эгейское искусство развивалось вполне самостоятельно рядом с другими столь же самобытными высокоразвитыми цивилизациями эпохи бронзы. Это искусство, по существу, явилось первым поднявшимся до высот реализма искусством на территории Европы. В этом его значение и непреходящая ценность для нас.

Не менее интересна и важна та роль, какую это искусство сыграло в развитии сменившего его на территории Греции искусства I тысячелетия до н. э. Долгое время это последнее называлось собственно греческим в отличие от догреческого, крито-микенского, и их различие подчеркивалось сильнее, чем сходство. И сейчас еще история греческого искусства обычно начинается с первых веков I тысячелетия до н. э., с так называемого геометрического стиля. Но теперь, когда установлена принадлежность ахейцев, носителей микенской культуры, к древнейшим греческим племенам, такая постановка вопроса незакономерна. Дорийское нашествие, разрушившее блестящую микенскую цивилизацию, явилось важным переломным пунктом, разделившим две большие исторические эпохи. Факт регресса общественного строя в Греции в последующий период несомненен. После падения микенских государств и расселения на территории Греции дорийских греков здесь устанавливается родовой строй, в котором рабство, достаточно развитое в микенском обществе, существовало, может быть, лишь в зачаточном виде. Понадобилось несколько веков для формирования в Греции нового классового рабовладельческого общества. Но, несмотря на такой явный регресс, сказавшийся не только в области общественных отношений, но и во всех областях культуры и искусства XI—IX вв. до н. э., греки унаследовали от своих предшественников многие их достижения. Было забыто искусство письма, в микенской Гре

219

ции распространенное лишь среди правящей верхушки. Однако сохранилось мастерство изготовления керамики на гончарном круге и росписи ее темным лаком. Археологические находки, сделанные главным образом в Афинах, позволяют шаг за шагом проследить переход от позднемикенской вазописи («грэнэри-стиля») к геометрической керамике X—VIII вв. до н. э. В середине XI в. до н. э. происходит важное нововведение, отмечающее начало геометрического стиля,— в росписи ваз начинает применяться циркуль, кривые, от руки сделанные круги и полукруги сменяются ровными и четкими окружностями. Таким образом, искусство вазописи не только не оскудело, но даже довольно быстро начало совершенствоваться.

В других областях искусства связь между двумя эпохами прослеживается не столь четко, как в вазописи, главным образом из-за недостатка имеющегося в нашем распоряжении материала. Но и в терракоте, например, можно отметить известное сходство между таким выдающимся образцом раннегеометрического стиля, как фигурка оленя из афинского Керамика, расписанная строгим шахматным орнаментом, и упомянутой выше статуэткой быка из Агиа Триады.

С падением микенских городов, естественно, пришли в упадок архитектура и монументальная живопись. В поселениях родовых общин не было места для сооружений, подобных роскошным дворцам Пилоса и Тиринфа. Но все же традиции Эгейской архитектуры в известной мере сохранились и перешли в греческую классическую архитектуру. Это касается и таких существенных ее черт, как дорическая колонна, несомненно, восходящая к колонне крито-микенской, и самого принципа построения греческих храмов, в основе которых лежит тин мегарона, существовавший на территории Греции несколько тысячелетий. У нас нет никаких данных, чтобы судить о сохранении традиций монументальной живописи и скульптуры в послемикенский период. Судя по всему, в этих областях искусства разрыв был наиболее глубоким. Монументальная греческая пластика, зародившаяся в архаическую эпоху, строится на иных принципах, чем микенская, и ведет свое происхождение не от больших глиняных скульптур Микен, а от деревянных статуй — ксоанов геометрической эпохи. Монументальные росписи также не получили непосредственного развития. Но они не были совсем забыты. Многие памятники микенского искусства могли сохраниться в быту греков начала I тысячелетия до н. э. или в виде пожертвований в храмы. Иначе каким образом мог бы Гомер дать в своих поэмах, формирование которых принято относить к VIII в. до н. э. столь точное и яркое описание утвари и вооружения сражавшихся под Троей героев, описание, полностью совпадающее с подлинными микенскими изделиями? Сохранялись — несомненно, в гораздо более хорошем состоянии, чем они, дошли до нас, — руины Микен, Тиринфа и других ахейских городов. Некоторые из архитектурных сооружений предшествующего периода использовались наследниками микенцев. Так, в развалинах дворца на афинском Акрополе был устроен храм. Именно эти сохранившиеся микенские памятники дали важный для дальнейшего развития греческого искусства толчок, когда в эпоху архаики, на новом этапе существования греческого общества, перед его искусством встала задача по-новому отобразить окружающую действительность. В этом убеждает сопоставление греческих вазовых росписей VII в. до н. э. с некоторыми микенскими фресками. Эгейское искусство имело большое значение не для одной только Греции. Искусство Кипра, отличавшееся в силу особенностей развития этого острова особой консервативностью, в течение многих столетий питалось его живыми традициями, принесенными сюда бежавшими от дорийского нашествия ахейцами. Именно здесь нашла дальнейшее развитие практика изготовления скульптур большого размера из глины, зародившаяся в микенской Греции и значительно усовершенствованная киприотами. И дальше на восток, на побережье Передней Азии, в различных произведениях искусства I тысячелетия до н. э. долго встречаются отзвуки эгейских традиций. Таковы, например, изделия из слоновой кости, найденные в Нимруде, но являющиеся работой финикийских ремесленников VIII в. до н. э. Рельефы, изображающие быка или корову, лижущую теленка, явно восходят по характеру передачи животных к известным критским рельефам, отделенным от них несколькими столетиями.

Эгейская культура, создавшая замечательные произведения искусства, обладающие большой непреходящей ценностью, не прошла бесследно, она внесла свой вклад в историю мирового искусства и явилась той основой, на которой выросло искусство классической Греции.

Подготовлено по изданию:

Сидорова Н. А.
Искусство Эгейского мира. М.: Искусство, 1972.