Не будет преувеличением сказать, что эпоха «темных веков» заметно проясняется, когда археологический материал дополняется данными гомеровского эпоса. Значение эпоса трудно переоценить, особенно если учесть, что в нем были заложены все первые и основные модели древних греков: религиозные, культурные, социально-политические. С него начиналась греческая культура и с него эллины начали новое вхождение в историю. Эпос не только создавал общегреческое культурное пространство, но и служил общей базой, своего рода стартовой площадкой для истории
античной Греции. Это была основа, из которой, как ветви из ствола дерева, вырастали все последующие формы и поиски греческой цивилизации.
Поэтому есть смысл присмотреться к тому, какое наследство оставил гомеровский эпос следующей эпохе. В области культуры это прежде всего незавершенность и брожение: религиозная картина мира еще не оформлена и не систематизирована, но в то же время уже появилась ее деформация и даже религиозный скепсис. Примитивные образы богов, их частая аморальность и комичность позволяют думать, что уже наступил канун антимифологического мышления и начался распад мифологического238. Рационалистические попытки Гомера спасти ситуацию и сделать богов гарантами морали и этики в принципе ничего не меняют, и становится очевидно, что его мир богов демифологизируется и переходит в область свободного художественного творчества239. Очевидно, именно такой слабостью и расплывчатостью объясняется антропоцентричность гомеровского эпоса. Бросается в глаза, что эпос обращен целиком в мир людей, что мир профанный занимает в нем несравненно больше места, чем мир сакральный. Формально все время подчеркивается зависимость человека от божественного мира и утверждается необходимость благочестия, но все внимание поэта обращено на человека и эта тенденция явно доминирует. Видимо, в этом уже проявляются семена будущей секуляризации греческой культуры. Во всяком случае, ясно, что в будущем эта тенденция должна была развиваться и доля человеческого в культуре должна была неуклонно возрастать, а доля сакрального уменьшаться. Это, в первую очередь, сказалось на социальной сфере: слабость гомеровской религии и начавшийся процесс демифологизации неизбежно вели к тому, что формирующееся общество идеи и принципы для своей организации очень рано стало искать уже не в религии, которая предлагала только нравственные нормы поведения, но в самих условиях общественной жизни. То была ориентация «по обстоятельствам», и религии оставалось только освящать то, что уже было найдено. Таким образом, в решении человеческих, социальных проблем несовершенная религия Гомера была отодвинута на второй план: не она диктовала формы общественной жизни, а человек сам их устраивал по своему усмотрению,
оставляя за религией лишь санкционирующую функцию. Это был очень важный фактор, обусловивший пути дальнейшего исторического развития греков.
Общее восприятие мира человеком начало меняться во второй половине VIII в. до н. э. Раньше мир воспринимался как одно упорядоченное целое, в котором существует гармония природы и человека240. Эта гармония достигалась за счет слияния индивида с коллективом и с космосом, что одинаково хорошо отразилось как в эпосе, так и в искусстве. Теперь этому начал приходить конец. Распрощавшись с первобытной простотой, человек утратил гармонию как в обществе, так и в космосе. Стройный порядок рухнул. Мир вдруг стал пестрым и наполнился несправедливостью и противоречиями, терзающими утратившее однородность общество. Из мира людей дисгармония была перенесена на космос, и цельное восприятие мира стало расплываться.
В социальной сфере наследие гомеровской эпохи также было неоднозначно и многогранно. Это наследие прежде всего состоит в том, что Гомер создал законченную модель идеального человека, служившую образцом для множества поколений древних греков. Этот образ у Гомера не связан конкретно с личностью того или иного героя, хотя почти все они, в той или иной мере, являются его носителями. Суть данного образа состоит в том, что Гомер представил в нем как абсолютную ценность набор качеств, поступков и мотиваций, которыми должен обладать достойный человек. Это центральная модель Гомера, это образец, которому каждый должен следовать. В центре этого идеала находится понятие доблести и стремление к ней. Доблестный муж, по Гомеру, должен быть благочестивым и отважным воином, мудрым оратором в собрании, хорошим хозяином ойкоса и земледельцем; он должен чтить и бояться богов, почитать старших, быть хорошим семьянином и поступать всегда согласно моральным нормам и неписаному кодексу чести, никогда не позволяя себе низких поступков.
Другую часть гомеровского наследия составляет социальная модель общества. Основные составляющие ее элементы следующие:
— на основании соответствия идеалу доблести определяется статус человека и строится иерархическая лестница общества;
— право на власть признается за «лучшими», харизматическими лидерами, доказавшими свое превосходство и свою харизму;
— считается, что высший статус в обществе доступен каждому, в зависимости от его заслуг и в этом все члены общества равны;
— в конечном счете, община, коллектив является высшей инстанцией.
Сразу можно заметить, что в этой модели странным образом совмещаются взаимоисключающие принципы: принцип теоретического равенства возможностей для всех и принцип иерархического построения общества, утверждающий фактическое социальное неравенство. Такая ситуация вызвана наличием в эпосе двух противоположных тенденций. Одна, идущая из глубины «темных веков», на первое место ставит общину и подчиняет индивида коллективу, а другая, более поздняя, берущая начало в эпоху Гомера, т. е. в VIII в. до н. э.241, возносит сильную аристократическую личность над коллективом и даже ставит волю такой личности выше воли большинства. Последняя тенденция возникла в уже неоднородном обществе и закрепляла социальное неравенство. Она брала верх над первой тенденцией, несмотря на пассивное пока еще сопротивление со стороны той. Само наличие таких полярных идеологических ориентаций неизбежно приводило к социальной напряженности.
Таким образом, нам остается только констатировать, что гомеровская социальная модель включала в себя две противоположные формы, происходящие из разных эпох. Они могут быть изучены и описаны с разных позиций: американский исследователь И. Моррис, например, утверждает, что в архаическую эпоху у древних греков, уже начиная с «темных веков», существовали две противоборствующие концепции социальной организации общества: эгалитарная и элитарная242. По сути дела, он говорит о тех же самых
тенденциях, которые мы только что описали, только мы предпочитаем слово «модели», а не «концепции». Две обозначенные нами тенденции в эпосе еще не являются никакими определенными концепциями, их никто специально не разрабатывал и не формировал. Это именно две стихийные, еще неоформленные и неосознанные до конца идеологические модели, или схемы. Обе они опирались на набор перечисленных выше социальных стереотипов. Мы можем говорить только о различных идеологических ориентациях разных социальных слоев, каждый из которых предпочитал ту модель, которая ему больше подходила. Аристократия опиралась, конечно же, на «героическую» элитарную модель, для которой определяющим принципом было: «лучшему — лучшая доля», а рядовые общинники ориентировались на эгалитарный идеал с его принципом «равных возможностей». Так в эпоху Гомера столкнулись две противоположные социальные модели. Им было суждено определять ход дальнейшего исторического развития Греции. Завязывался целый узел противоречий, начинался переход к новой эпохе, которой предстояло решать поставленные проблемы.
Эпос продолжал жить и после Гомера. Вместе с ним продолжали жить все его эпические модели и стереотипы. Они стали общим багажом всех греков, в том числе и афинян. В дальнейшем пути отдельных греческих государств и целых регионов по нарастающей расходились: одни племена более быстро меняли образ жизни и создавали новые модели, другие дольше жили по эпическим канонам и отставали в развитии, но для всех них Гомер был высшим авторитетом и его идеалы брались за образцы. Однако влияние эпических ценностей для разных общин было различно и со временем оно менялось. В следующих главах нам предстоит увидеть, как это было в Аттике. Эта дальнейшая жизнь эпических ценностей в греческом мире есть наилучшее доказательство аутентичности как самого эпоса, так и отраженного в нем мира. В этом смысле самый убедительный пример представляет собой Спарта. Это было государство, в котором эпический мир жил дольше всего. Когда другие города Греции стремительно развивались и меняли свой облик, Спарта отказалась от всякого исторического развития, свернула с магистрального пути развития и осталась жить по гомеровским идеалам в мире эпических ценностей. Поэтому в Спарте даже в классическую эпоху сохранялись не только идеологические стандарты Гомера, но и целый ряд общественных установлений и обычаев, которые в других местах уже исчезли. Некоторые исследователи на этом основании иронично окрестили Спарту «музеем
древностей»243. Можно сказать, что древняя идея равенства общинников нашла в Спарте максимальное выражение: было сделано все, чтобы формально ликвидировать социальное неравенство, даже деньги изъяты из обращения. Конечно, полного равенства среди спартанцев все равно не было, но их цари как две капли воды были похожи на гомеровских басилеев, их геронты — на гомеровских геронтов, а их народное собрание было такой же пассивной массой, как и у Гомера. Но главное, в основу организации и в Спарте был положен эпический принцип: «лучшему — лучшая доля». Так, например, в случае смерти одного из геронтов, на его место в совет старейшин в конкурсном состязании избирался новый кандидат, который, как пишет Плутарх, был не моложе шестидесяти лет (!) и был «лучшим в добродетелях и в мудрости» (εv αγαθοί και σωφρόσιν άριστον — Plut. Lyc, 26). Что же касается воинского идеала спартанцев, то о нем знает каждый школьник и нет нужды специально сравнивать его с гомеровским идеалом, чтобы убедиться в их самоочевидной тождественности.
Итак, гомеровский эпос действительно отражает историческую реальность. Более того, эпос показывает нам столкновение двух эпох, когда старое меняется и начинается переход к новой эпохе, к архаике. Старый гомеровский мир «темных веков» вошел в стадию брожения: начала меняться картина мира, его цельное восприятие стало утрачиваться, и мир погрузился в хаос человеческого бытия. Социальный порядок тоже начал меняться, возникли серьезные противоречия и проблемы. Человек стал искать пути преодоления хаоса и восстановления гармонии, космической и социальной. Начался «век экспериментов»244.