За последние годы благодаря планомерным археологическим раскопкам городов и сельской территории античного Боспора все отчетливее вырисовывается картина аграрных отношений, а также развитие сельских поселений и усадеб в различные периоды времени, характер деятельности обитателей сельской периферии. Если до середины 60-х годов XX в. об аграрной округе боспорских городов можно было говорить лишь приблизительно, то сейчас представляется возможным определить уровень заселенности земель, степень застройки сельской территории, очертить районы хоры, которые принадлежали полисам Боспора, и выделить земли, находившиеся в собственности его властителей — архонтов, династов и царей. Исследования последних лет создали основу для классификации усадеб и поселений в различные эпохи истории царства — архаическую, классическую, эллинистическую и римскую, а это позволило разработать подробную типологию сельских поселений1. Боспорское государство представляло собой объединение греческих полисов и включало обширные земли, населенные местными племенами. На протяжении почти всей его истории это государство находилось под властью верховных правителей — сначала Археанактидов, затем Спартокидов, которых сменили понтийские Митридатиды, а в римское время у власти стояли преемники последних, их отдаленные потомки, получившие римские родовые имена Тибериев Юлиев. Поэтому возникает такой важный вопрос, как в этих условиях осуществлялось соотношение царского и полисного землевладения, поскольку на Боспоре на протяжении всего времени его сущест-
вования были земли, прилегавшие к городам — греческим общинам граждан, откуда династы управляли государством, — и обширный массив земель, который не принадлежал городам, а находился под властью верховных правителей2.
Бытует мнение, что деление сельской территории на полисную и царскую восходит к V в. до н.э., точнее к 480 г. до н.э., когда греческие полисы Боспора объединились в политический союз, положивший начало Боспорскому царству, или к 438 г. до н.э., когда к власти пришли Спартокиды3. Определить, насколько это утверждение правомерно для классического и эллинистического периодов, — задача настоящей работы.
В VI в. до н.э. на берегах Керченского пролива, в древности называвшегося Боспором Киммерийским, были основаны греческие города Пантикапей, Нимфей, Феодосия, Фанагория, Гермонасса и Кепы 4. На протяжении столетия или чуть более они существовали самостоятельно и, согласно общеэллинским канонам становления и развития полисов, непременно должны были обладать сельской округой. Ведь основой благоприятного функционирования любой эллинской гражданской общины была собственность на землю. Как выглядела их хора в раннее время, точно сказать невозможно. Выдвигалось мнение, что все поселения в северо-восточной части Керченского полуострова (а это в основном так называемые "малые" города Мирмекий, Тиритака, Парфений, Порфмий, Зенонов Херсонес, Гермисий, возможно, Гераклий) могли принадлежать Пантикапею, крупнейшему полису в этой части Таврики, да и всего Северного Причерноморья, а поселения к юго-западу за Чурубашским озером — Нимфею5. Однако следует заметить, что
часть этих поселений фактически не исследовалась и неизвестно даже, где с точностью локализуются такие городки, как Гераклий и Гермисий. На азиатском Боспоре "малые" города появились в эпоху поздней архаики и ранней классики. Это Корокондама, Ахиллий, Патрей, Тирамба и, может быть, азиатский Киммерик. В источниках упоминается еще Стратоклея, но где она находилась, неизвестно. Были ли все они основаны в ходе Великой греческой колонизации или их вывели на хору крупнейших полисов региона в результате вторичной колонизации, пока неясно. Скорее всего они появились вследствие активного освоения округи Фанагории и Гермонассы жителями этих ведущих городов азиатской половины Боспора Киммерийского. Меньше оснований думать об участии в этом процессе Кеп, поскольку этот город соседствовал с Фанагорией и пространственное развитие его хоры на запад было невозможно, так как ее блокировала соседняя хора фанагорийцев. Можно было бы предполагать экспансию Кеп в район современного Фонталовского полуострова, бывшего в древности островом и носившего, по всей видимости, название Киммерида, если бы не было известно об освоении его Патреем, который был основан на северном берегу Таманского залива в третьей четверти VI в. до н.э.6 Нельзя исключать из этого процесса и Киммерик, также возникший в VI в. до н.э.7 Греческие источники называют в этом районе еще Тирамбу, которую локализуют на окраине современного поселка Пересыпь. Однако она появилась не ранее конца VI— начала V в. до н.э., и ее расцвет пришелся только на IV —III вв. до н.э.8, поэтому Тирамба не могла подчинить себе окрестные земли. Сам факт того, что она возникла позднее основания крупных полисов Тамани, заставляет относить начало распространения власти этих городов-государств на окрестные земли к VI в. до н.э. и связывать его с так называемой вторичной колонизацией.
Если взглянуть на археологическую карту Таманского полуострова, то легко заметить, что в VI — V вв. до н.э. и на протяжении почти всей античной эпохи самым крайним пунктом к вос-
току—северо-востоку от Кеп было поселение Ахтанизовская-4, которое датируется серединой VI в. до н.э. — III в. н.э.9 Оно связано с Фанагорией дорогой и указывает на то, что в организации этого не столь удаленного от Кеп района определенную роль могли сыграть фанагорийцы10. Любопытно сообщение Псевдо-Скилака (Ps.-Scyl. 70), что в стране синдов находятся эллинские города Фанагория, Кепы, Синдская гавань, Патус (Патрей? или скорее Баты). Эти сведения датируются не позднее IV в. до н.э., и они попали в перипл в результате компиляции разновременных источников, в том числе и тех, которые относятся еще к VI в. до н.э.11 Городок Патус некоторые считают Патреем, а другие — искаженным названием городка Баты на месте современного Новороссийска, что более справедливо. Упоминание этого местечка, а также Кеп и Фанагории (и Гермонассы, выпавшей позднее, как полагают, при переписке или редактировании перипла Скилака)12 предполагает самостоятельное существование этих городов, во всяком случае, до переименования Синдской гавани в Горгиппию во второй — третьей четверти IV в. до н.э. В настоящее время твердо установлено, что при Сатире I в последней декаде V в. до н.э. Кепы уже принадлежали Спартокидам, правившим в Пантикапее с 438 г. до н.э.13, тогда как Фанагория, чеканившая до 389 г. до н.э. свою монету, им еще не подчинялась14. Это означает, что сведения перипла Псевдо-Скилака отражают период до присоединения Фанагории, Синдской гавани (Горгиппии?) и Патуса (Патрея или Бат?) к Спартокидам, значит, они должны относиться ко време-
ни до конца V — начала IV в. до н.э. К этому времени Кепы, выделенные в перипле отдельно, были еще независимы от Боспора, т.е. в VI — конце V в. до н.э. это был самостоятельный эллинский полис. Фанагория, Патус-Баты или Патрей, Синд-Синдик или Синдская Гавань, впоследствии Горгиппия, были также еще независимыми, т.е. перипл рисует нам обстановку на Боспоре к концу V - началу IV в. до н.э., когда еще сама Синдика не была подвластна боспорским царям. В таком случае Фанагория, Патрей или Баты, Гермонасса, Синдская Гавань должны были иметь свои сельские округи. Хора Фанагории и Гермонассы, а также, очевидно, Патрея, охватывала острова Синдику, Фанагора и Киммериду (совр. Фанталовский п-ов).
Независимость эллинских полисов азиатского Боспора и наличие собственной хоры косвенно подтверждается тем, что многие из них выпускали свою монету, по крайней мере, в V в. до н.э., а Фанагория даже и в начале IV в. до н.э.15 Свои монеты в 490 - 470 гг. до н.э. чеканила также Гермонасса16. Что до монет с надписью ΣΙΝΔΩΝ, то мы выступаем категорически против точки зрения, что они выпущены Синдским царством или царями синдов, в частности царем Гекатеем17, поскольку их легенда и типология полностью противоречат традициям чекана монет царями или царствами, тем более варварскими18. Это полисный чекан, скорее всего Синдской Гавани, будущей Горгиппии, и его начало совпадает с выпуском редких монет Гермонассы, а окончание — с вводом в обращение автономных монет Фанагории. Не лишено интереса предположение о возможности выпуска этих монет союзом-симмахией греческих полисов Синдики, включая Гермонассу, Фанагорию, Синдик-СиндСиндскую Гавань19, но это пока только гипотеза, не подтверждаемая источниками. Монеты отчеканены в Синдике, в городе Синд-Синдская Гавань20, для обслуживания торгово-экономических связей с синдами и меотами, что обусловило их довольно обильный выпуск сравнительно с чеканом Гермонассы
и Фанагории. Но и это, к сожалению, пока лишь предположение. Во всяком случае, нумизматический материал V в. до н.э. из Пантикапея и городов азиатской половины Боспора противоречит заключению о присоединении полисов азиатской стороны к Боспорскому царству при Археанактидах и ранних Спартокидах и уж тем более идее о создании могущественной симмахии греческих городов Боспора в 480 г. до н.э., объединившихся в царство. При Археанактидах этот союз не выходил за рамки Пантикапея и входившего в состав его хоры Мирмекия, о чем мы уже подробно говорили. Монеты всегда являлись индикатором самостоятельности гражданской общины, а поскольку эта самостоятельность обусловливалась собственностью коллектива граждан на землю, то они служат косвенным признаком наличия полисной хоры.
И только с приходом к власти Сатира I, преемника первого из Спартокидов Спартака I, Кепы, очевидно, первыми из прежде независимых городов Тамани встали на сторону новой династии, власть которой не распространялась до этого дальше европейского Боспора. После подчинения сначала Нимфея, а позднее Феодосии и открытой экспансии Спартокидов при Левконе I на азиатский Боспор, когда он приступил к подчинению Синдики, Фанагория, Патрей и, возможно, Гермонасса, перешли на сторону новых властителей Боспора. Это могло быть вызвано возросшей агрессивностью меотов и синдов, проявившейся в конце правления Сатира, когда обозначилось стремление новой династии закрепиться на обеих сторонах пролива. К этому времени относятся события в легенде о царице меотов Тиргатао и синдском царе Гекатее (Polyaen. VIII. 55) — война, которую вели меоты и иксоматы под ее предводительством против синдов и Сатира, что создавало угрозу эллинским полисам в Синдике. Недавно найденная посвятительная надпись из Семибратнего городища (предполагаемой крепости Лабрита) показывает, что после завоевания Феодосии Левкон I начал активно присоединять внутренние районы Синдики21. Это нельзя было сделать, не укрепившись на северо-западе страны синдов и меотов, т.е. на берегах Керченского пролива на азиатской стороне. В таком случае уже к началу правления Левкона I и, видимо, до окончательного подчинения Феодосии в 60-х годах IV в. до н.э. греческие полисы на Тамани могли признать власть Спартокидов, что согласуется с датой прекращения чекана автономной монеты Фанагорией.
Тираннический по характеру, а значит, полисный по сути, режим Археанактидов и Спартокидов, официально называвших себя "архонтами", вызрел в недрах Пантикапея. При них будущая столица Боспорского государства энергично расширяла земельные владения, что создавало экономическую базу тирании. Естественно, получив земли на азиатской стороне пролива, Спартокиды и здесь содействовали сохранению полисного землевладения, в частности в Кепах22. Известно, что Гилон, бежавший из Нимфея (Schol. ad Demosph. VIII. P. 18, Dind. = SC. I. 2. P. 369), в награду за передачу этого так называемого владения афинян тиранам Боспора (Aeschin. III. 171), получил в управление Кепы — "какие-то местечки" (τόπους τινάς), которые, по убедительному предположению Н.И. Сокольского, означают сельскохозяйственную округу Кеп. Одно из сельских поселений этой окрути VI — V вв. до н.э. было обнаружено В.В. Веселовым и получило в науке обозначение "Кепы-1". Кепам принадлежала территория, с севера ограничивавшаяся низиной и тянувшаяся от северо-восточного угла Таманского залива на восток. С юга городские земли отделялись полосой от юго-восточного угла этого залива и простирались на восток до южного склона горы Цимбалка. Предполагают, что в этом месте проходила граница между хорой Кеп и хорой Фанагории23. Измену Гилона датируют концом V в. до н.э.24, тогда Фанагория еще не подчинялась Спартокидам, поэтому Кепы вместе с окрестной территорией могли представлять собой первый оплот Спартокидов на азиатском Боспоре, и оттуда началось распространение их власти на соседние города и земли.
Передача Кеп Гилону по распоряжению Сатира I не означает, что город и округа являлись "царским" владением Спартокидов. Гилон как не боспорец, а афинянин, получил от Сатира и, возможно, его соправителя — по боспорской традиции это мог быть один из сыновей тирана, т.е. либо Метродор, погибший чуть позднее в Синдике от рук Тиргатао, либо старший сын Горгипп (Polyaen. VIII. 55 ), также тесно связанный с Синди-
кой, либо сам будущий династ Левкои I, не менее остальных братьев занимавшийся делами меотов и синдов (ср. τύραννοι у Эсхина и δύνασται у схолиаста к Демосфену) — боспорское гражданство, может быть, даже с правом приобретения земли и дома. На это косвенно указывают выражения в схолиях к Демосфену — "получил на пропитание так называемые Кепы," и у Эсхина — " получил в дар так называемые Кепы". Пояснение в первом из них, что Гилон получил Κήπους, τόπους τινάς, может означать, что он стал обладателем земельного участка на хоре, т.е. садов или виноградников на сельской территории, давших название городу, в подчинении у которого эти самые сады и находились. Бывший афинянин не получил от Спартокидов на новом месте жительства никаких официальных должностей, по-видимому, он стал частным гражданином, облагодетельствованным властью тем, что получил право проживать в одном из городов Боспора, стать членом его гражданского коллектива, а значит, иметь какой-то имущественный, т.е. земельный, ценз-Случай с Гилоном, как его описывают схолии к Демосфеновому корпусу и Эсхин, сходен с изложением у Плутарха политической карьеры Фемистокла, изгнанного в Персию. Царь Артаксеркс дал ему три города "на хлеб, вино и рыбу" - Магнесию, Лампсак и Миунт, - а по сообщению некоторых историков, еще два города, Перкоту и Палескепсис, "на постель и на одежду" (Plut. Them. XXIX. 7). Эту уступку в современной науке понимают как дар персидского царя афинскому полководцу, назначенному правителем Магнесии и соседних городов вместе с их хорой. Как знак особого расположения все доходы и налоги, прежде поступавшие в царскую казну, были направлены на поддержку Фемистокла и его семьи25. Выдвигалось предположение, что Гилон был назначен правителем или наместником Сатира в Кепах и над окрестными землями наподобие эпимелета, чтобы взимать налоги и часть их использовать на свои нужды. Поэтому был сделан вывод о том, что в основе административно-территориального деления на Боспоре при ранних Спартокидах был полис, находившийся под жестким контролем центральной власти26. Даже если Гилон жил в Кепах под опекой Сатира и был его наместником, он все равно пользовался для "пропитания" ресурсами городской хоры Кеп или окрестных
земель, прилегавших к этому полису, ибо других в тот момент у боспорских тиранов еще не было.
Итак, Кепы изначально могли иметь в подчинении земли, как принято говорить, полисные, в том числе и в начале IV в. до н.э. Однако затем, но до присоединения к Спартокидам, город вместе с хорой мог войти в состав Фанагорийского города-государства. Во время обострения отношений с варварами на рубеже V—IV вв. до н.э. Кепы вновь стали самостоятельными и затем вошли в состав Боспора. Нельзя исключить, что после подчинения Спартокидам Фанагория начала осваивать Фанталовский полуостров, а Гермонасса приступила к расширению своей хоры на восток и юго-восток. В таком случае "малые" города Тирамба, Ахиллий, Корокондама выполняли на азиатском Боспоре такие же функции, какие на европейском были возложены на Мирмекий, Тиритаку, Китей, Акру, Зефирий, Киммерик и некоторые другие. Ведь не случайно, что, по сообщению ПсевдоСкимна, азиатский Киммерик был основан боспорскими тиранами (Ps.-Scymn. 896-899), т.е. он мог быть реколонизован заново не ранее IV в. до н.э.27, как и большинство других "малых" городов Боспора. Это делалось для усиления боспорского влияния на хоре, ее расширения и выгодного использования ресурсов, поэтому "малые" города иногда называют "аграрными", основанными для дальнейшего освоения сельской территории.
Для поздней архаики и ранней классики (середина — конец VI и начало V в. до н.э.) наибольшее количество сельских поселений приходится на азиатский Боспор, причем на Таманском полуострове их количество достигает шестидесяти трех. К сожалению, они не раскапывались, их датируют только по материалам разведок. Сельские поселения возникают в это время по берегам Гипаниса (совр. Кубань), в прибрежной полосе и во внутренних районах. Все они по структуре экономики тяготеют к Фанагории и Гермонассе28, на основании чего можно
сделать вывод, что они относились к городской хоре. К концу VI — началу V в. до н.э. общее число глубинных поселений на Тамани возрастает, что определенно связано с развитием этих полисов. Для подчинения окрестных земель полисным центрам в конце VI в. до н.э. создаются крупные поселения типа "аграрных городков", в частности Тирамба, а также большие поселения Голубицкая-2 и Ахтанизовская-429. Нельзя исключать вероятности того, что это были центры административно-хозяйственных округов на хоре крупных полисов.
На европейском Боспоре картина несколько иная: здесь насчитывается не более пяти-шести поселений, которые можно отнести к архаической эпохе. Во второй четверти VI в. до н.э. возник Мирмекий, и не столько вследствие "вторичной колонизации", как считалось ранее, сколько в целях закрепления окрестных земель за Пантикапейским полисом30. Это подтверждается чеканкой монет с изображением муравья — "говорящей" эмблемы Мирмекия - и легендами ΠΑΝ и АПОА на монетном дворе Пантикапея31. Из сельских поселений второй четверти VI в. до н.э. известны Героевка-1, Южно-Чурубашское, Чокракский родник, Андреевка Южная, ранний Порфмий (в окрестностях Пантикапея), а также Айвазовское, Фронтовое, Новопокровка, Журавка близ Феодосии. Некоторые из них чисто греческие по облику (Героевка-1, Южно-Чурубашское, Порфмий, Андреевка Южная), другие — явно смешанного эллино-скифского характера (Чокрак, Фронтовое, Журавка). Выделяются поселения, относящиеся к хоре Пантикапея (Андреевка Южная, Порфмий, Чокрак), Нимфея (Героевка-1, Южно-Чурубашское, Геровка-2, возможно, Киммерик-Холм А), Феодосии (Айвазовское, Журавка, Новопокровка)32. Большая часть поселений классической эпохи концентрируется к северу, северо-востоку и западу от Пантикапея, охватывая северовосточную оконечность Керченского полуострова в пределах современных населенных центров Багерово, Глазовка, Войково, создавая как бы замкнутое пространство в прямоугольнике
по линии оз. Чокрак-Багерово-Пантикапей (Керчь). И.Т. Кругликова считает, что хора столицы Боспора в VI—V вв. до н.э., особенно в V в. до н.э., простиралась не менее чем на 10 км к западу, включала усадьбы V-IV вв. до н.э. у с. Октябрьское и Андреевка Южная. К северу хора боспорской столицы могла проходить западнее Мирмекия, а на юге доходила до Тирита-ки33. По результатам новейших исследований хору Пантикапея на востоке можно теперь расширить до оз. Чокрак, где раскапывалось поселение конца VI — первой половины V в. до н.э., которое получило название "Чокракский родник". Возможно, что поселение на мысе Зюк, известное как Зенонов Херсонес, также входило в округу позднеархаического и раннеклассического Пантикапея, вместе с Тиритакой, Порфмием и Мирмекием очерчивая ее границы. Хотя полагают, что Тиритака могла иметь свою округу, A.A. Масленников относит ее вместе с Мирмекием и Порфмием к числу тех, которые можно считать пограничными на хоре Пантикапея34.
Археологические раскопки на Керченском полуострове показывают, что многие из ранних поселений вокруг Пантикапея были разрушены на рубеже первой - второй четвертей V в. до н.э. Полагают, что это могло случиться в результате политических катаклизмов в связи с приходом к власти Археанактидов и кратковременным вторжением скифов35. Археологические данные также свидетельствуют, что уже вскоре после установления власти Археанактидов во второй четверти - середине V в. до н.э. большая часть ранее разрушенных поселений возрождается, а на северном побережье Керченского полуострова появляются новые. Возможно, к их числу относятся те, которым принадлежат могильники Ак-Таш и Стоячий Камень, где встречается греческая керамика V в. до н.э. Находки античной посуды второй - третьей четверти V в. до н.э. зафиксированы на мысу Чокракского озера, на вершине скалистого холма близ поселения Генеральское Западное, на месте позднейшей сельской усадьбы хоры Пантикапея Андреевка Южная, где известны даже остатки каких-то строений этого
времени36. На поселениях Зенонов Херсонес (м. Зюк) и Киммерик-Холм А со второй четверти V в. до н.э. фиксируются долговременные постройки, например, на горе Опук (Киммерик). Здесь выявлен целый блок помещений вокруг хозяйственного двора, что говорит о функционировании полномасштабного поселения, вероятно, городского типа. На месте боспорского "малого" города Акра также обнаружены находки этого времени37.
На хоре Нимфея во второй четверти V в. до н.э. восстанавливаются многие сельские поселения и усадьбы, в частности Героевка-1 и Южно-Чурубашское. Однако, за исключением небольших пожаров на поселениях Героевка-1 и Героевка-2, масштабных следов разрушений ни на хоре Нимфея38, ни на хоре Феодосии все же не выявлено. В округе последней в равнинной ее части в начале V в. до н.э. возникают неукрепленные сельские поселения или усадьбы39, что явно диссонирует с точкой зрения о серьезной скифской угрозе в Восточном Крыму. Получается, что больше всего разрушений в это время испытывала только сельская округа Пантикапея, причем особенно пострадали Мирмекий, Тиритака, Порфмий и Зенонов Херсонес40.
Таким образом, материалы археологии показывают следующее: на рубеже VI—V вв. до н.э. исключительно в округе Пантикапея происходит разрушение поселений, причем страдают главным образом те, которые являлись более или менее крупными и располагались по границам предполагаемой хоры этого полиса. Одновременно в самом Пантикапее наблюдается рост городской территории и ведется активное строительство, в том числе и на акрополе; в первой половине V в. до н.э. появляются монеты совместного чекана Пантикапея и Мирмекия, что указывает на подчинение Мирмекия пантикапейской общиной;
строительство оборонительных стен Пантикапея и Мирмекия в указанный отрезок времени могло быть вызвано не столько скифской угрозой, сколько урбанистическими процессами и концентрацией населения в самих Пантикапее и Мирмекии; в означенное время в Пантикапее к власти приходит тираннический режим Археанактидов, начавший активную строительную деятельность и расширение сельской округи города. Сохранение в целостности городских земель Феодосии и Нимфея свидетельствует, во-первых, об отсутствии серьезной скифской угрозы для греков в Восточном Крыму, во-вторых, о сохранении полисных земель Пантикапеем, Нимфеем и Феодосией. В-третьих, разрушения и пожары могли иметь место только в пределах пантикапейской хоры, следовательно, они были вызваны не скифской угрозой, а активной политикой тиранов, которые стремились увеличить полисные земельные владения.
По сообщению Страбона, тираны Боспора ранее владели лишь небольшой полоской земли близ устья Меотиды и у Пантикапея вплоть до Феодосии, которая была границей владений боспорцев и тавров, и от нее на восток лежали плодородные земли до Пантикапея (Strabo. VII. 4. 4). Это доказывает, что при Археанактидах и ранних Спартокидах земли на Керченском полуострове принадлежали греческим полисам Феодосии и Пантикапею, а также Нимфею, если присовокупить к этим сообщениям археологические материалы с его хоры. Царских земель здесь в этот период не было, так как города сохраняли свои собственные владения41. Не было и могущественного союза-симмахии греческих полисов по обоим берегам пролива, поскольку в состав понятия "Боспор" при Археанактидах входили только Пантикапей и Мирмекий, а позднее городки на северо-востоке полуострова - Тиритака, Порфмий, Зенонов Херсонес, разрушенные, по всей вероятности, не скифами, а в ходе расширения социально-экономической базы пантикапейского полиса, проще говоря, во время расширения хоры будущей столицы Боспорского царства при Археанактидах. Это в общих чертах напоминает процессы урбанизации и внутренней колонизации в периферийных эллинских полисах, например, в Ольвии, Херсонесе Таврическом, Истрии, Каллати-
се, Синопе и Гераклее Понтийской. Твердо засвидетельствовано, что как раз в то же самое время в Ольвии, как и в Пантикапее, происходил процесс редукции хоры, расширение городской застройки, а затем новый этап освоения сельской округи.
В настоящее время ведутся споры о том, где правили Археанактиды: против традиционной точки зрения, что симмахия под их властью охватывала с 480 г. до н.э. европейский и азиатский Боспор, выдвигаются весьма убедительные аргументы, позволяющие ограничить их владения исключительно европейским Боспором, даже узким берегом пролива и Меотиды42. Если их власть действительно распространялась только на европейский Боспор, то она должна была замыкаться исключительно на хоре Пантикапея, а возникшие заново или реконструированные в начале V в. до н.э. поселения могли тогда относиться к городской хоре столицы Боспора, существенно расширившейся на запад, поскольку ее распространение на юг ограничивалось господством Нимфея на землях южнее Тиритаки и оз. Чурубаш43. A.A. Масленников считает, что греки вряд ли основывали поселения в Крымском Приазовье ранее первой — второй трети V в. до н.э. Нельзя исключать, что это были поселения варваров-скифов или оседлого населения, близкого обитателям крымских предгорий, оставивших могилы в виде грубых каменных ящиков с кольцевыми обкладками44. Не случайно, что на восточном и западном склонах горы Опук, где предполагают самое раннее поселение, обнаружена керамика варварского стиля, напоминающая кизил-кобинскую45. Если это верно, то сельские поселения, возродившиеся или возникшие заново в начале V в. до н.э., особенно западнее м. Зюк, с большой долей вероятности можно причислить к городской хоре Пантикапея, которая увеличилась под властью Археанактидов. В это же время, как отмечалось выше, активно развивались полисные земли и на азиатском Боспоре. Поэтому, согласно полисной тираннической основе власти новых правителей, аналогичным образом должна была расширяться и хора Пантика-
пея, крупнейшего города Боспора, резиденции тиранов Археанактидов, а впоследствии Спартокидов. Этот процесс характерен для тираннической власти не только на Боспоре, но и для других государств, которые основывались на полисных принципах объединения в архэ под автократичной властью правителя-тирана. Мы можем видеть это на примере Гераклеи Понтийской, где с установлением тирании Клеарха значительно расширились ее полисные земли, в состав которых вошли даже другие города, ранее Гераклее не подчинявшиеся46. О сходстве социальных и политических признаков власти на Боспоре и в Сиракузах при Дионисии уже неоднократно говорилось и хотелось бы в связи с этим отметить, что именно при тиранах Дионисии Старшем и Дионисии Младшем существенно расширилась их полисная держава в Сицилии, основанная на сочетании полисных принципов организации хоры, основных в этом государстве, и монархических методов правления47.
К югу от так называемого Тиритакского вала очерчивается сельская округа Нимфея, до конца V в. до н.э. самостоятельного полиса, не подчинявшегося тиранам в Пантикапее. Она охватывала земли по побережью между оз. Чурубаш и оз. Тобечик до балки Глубокая на западе, имела около 6 км в окружности и общую площадь 35 км2 48. Возможно, Нимфею принадлежало и раннее поселение на холме А древнего Киммерика, где обнаружены фрагменты керамики VI-V вв. до н.э. Поселения и усадьбы Героевка-1, Васильевка, Южно-Чурубашское во второй половине VI — первой половине V в. до н.э. бесспорно входили в округу Нимфея, со второй четверти V в. до н.э. там появились скифские могильники, что было следствием дружественных отношений со степняками Восточного Крыма. Это должно было обезопасить независимый Нимфей от угрозы нападений скифов49. Не исключено, что и правившие в Пантика-
пее Археанактиды также поддерживали нормальные отношения со скифами, во всяком случае, курганы скифской знати, существовавшие в V в. до н.э. в его окрестностях50, позволяют сделать такое заключение.
Хора Феодосии в VI —III вв. до н.э. простиралась на северо-запад и северо-восток в пределах 20 км от города (самыми крайними являлись поселения Гоголевка и Старый Крым на северо-западе и поселения Батальное и Батальное III на северо-востоке)51. Таким образом, в VI — начале V в. до н.э. большая часть сельской территории в Восточном Крыму была поделена исключительно между эллинскими городами Пантикапеем, Нимфеем и Феодосией, а значит, прилегающие к их стенам земли составляли их ближнюю хору. Аграрные поселения на этих землях располагались в основном по побережью, не простираясь далеко в глубь полуострова.
Такая система у греков в Восточной Таврике отличалась от той, которая сложилась в дельте Кубани, где с самого начала заселялись глубинные сельские районы. Это объясняется тем, что в отличие от азиатского Боспора, где отношения варваров и греков изначально были мирными, в Восточном Крыму эллинам пришлось столкнуться с враждебностью и даже определенным давлением со стороны степных племен, главным образом скифских52. Однако изучение поселений и могильников на Керченском полуострове показало, что в VI — V вв. до н.э. автохтонного населения там было явно недостаточно для того, чтобы угрожать эллинским колониям и их владениям. К тому же местные племена степной зоны Восточной Таврики зависели от царских скифов53, поэтому отсутствию в архаическую эпоху сельских усадеб и поселений греков во внутренних районах полуострова, скученности и рассредоточению городов и населенных пунктов вдоль побережья следует дать иное объяснение. На помощь приходит сообщение Стефана Византийского, что
при основании Пантикапея сын Аэта получил место для города от скифского царя Агаэта (s.v. Παντικάπαιον). Благодаря этой легенде, восходящей ко времени Великой греческой колонизации, когда в самом начале VI в. до н.э. был основан город Пантикапей, можно сделать вывод, что греки получили землю для основания колонии от местных скифских племен "по договору"54, как это нередко случалось при выведении апойкий. Так было, в частности, при выведении колонии в Гераклею Понтийскую и в некоторые сицилийские города55. Следовательно, земельные владения раннего Пантикапея фиксировались рамками договора со скифами, поэтому любое расширение его земельной округи могло происходить либо вооруженным путем, либо через заключение нового соглашения, так как должно было осуществляться за счет земель окрестных варваров, в основном скифов-земледельцев, плативших дань царским скифам. Вот почему греческие полисы в Восточном Крыму в ранний период имели столь незначительную хору, которую можно охарактеризовать как "прилегающую к полису".
На рубеже первой — второй четвертей V в. до н.э. на хоре Пантикапея появились новые "аграрные городки" Зенонов Херсонес, Парфений, Зефирий, Гермисий, Гераклий, не позднее конца V в. до н.э. — Китей и Акра56. Это стало следствием разных причин; во-первых, означенные городки появились или были восстановлены при расширении городской хоры Пантикапея и Нимфея; во-вторых, их появление на хоре крупных боспорских городов связывают с тем, что в условиях тесного соседства со скифами и при постоянных скифских миграциях, о чем говорит Геродот, с их помощью было легче обороняться от варваров, тогда как простые сельские поселения-комы, как правило неукрепленные, в такой обстановке представлялись
неэффективными57. Возникновение и функционирование "малых" городов в Восточном Крыму должно было закрепить полисный характер земель, прилегавших к греческим апойкиям европейской стороны Боспора. Одновременно на ближайшей к ним хоре стали появляться новые сельские поселения и усадьбы. Так, на хоре Нимфея возникло девять новых поселений (Тобечик-3, Тобечик-8, Тобечик-9, Огоньки-1 и др.), а старые, например, Героевка-1, ближе к последней четверти V в. до н.э. расширяются и перестраиваются. Одновременно появляются курганные погребения скифской знати, что говорит о распространении хоры в западном направлении, когда Ортельская балка превратилась в новую западную границу земельных владений Нимфейского полиса. Поскольку отношения Нимфея и местного населения, включая носителей кизил-кобинской культуры и скифов, с самого начала были достаточно хорошими, то расширение его сельской округи не могло происходить без согласия соседних варваров58. Находки греческой керамики V в. до н.э. на побережье Меотиды западнее м. Зюк свидетельствуют о проникновении в этот район греков в результате возможного расширения хоры Пантикапея, что происходило путем включения новых земель, прежде принадлежавших скифам. Приращение к Нимфею и Пантикапею аграрных территорий шло параллельно и независимо друг от друга. Поэтому ПсевдоСкилак, перечисляя эллинские города в европейской части Боспора, пишет, что Феодосия, Китей, Нимфей, Пантикапей и Мирмекий расположены на землях скифов (Ps. -Scyl. 68).
Символично, что на хоре Пантикапея в подвластном ему Мирмекии в конце первой четверти V в. до н.э. произошли какие-то разрушения59, многие сельские поселения также подверглись разгрому и прекратили свое существование60. Во второй четверти V в. до н.э. фиксируется граница двух ранних слоев на городище Зенонов Херсонес61, что говорит о смене устоявшегося образа жизни, может быть, не без влияния внешней опасности. Ранее считалось, что поселение Героевка-1 на хоре Нимфея было разрушено в начале V в. до н.э., однако проведенные доследования доказали, что никаких следов пожаров и раз-
рушений этого времени там нет, его жители лишь на какое-то время, приблизительно между второй четвертью — концом V в. до н.э., покинули свои дома62. Скифские погребения этого времени в окрестностях города показывают, что взаимоотношения со скифами были стабильными, так что расширение полисной хоры могло протекать без серьезных осложнений. Пантикапею, напротив, пришлось, вероятно, вооруженным путем добиваться расширения своей территории, на что указывают остатки так называемого Тиритакского вала, датируемого не позднее первой половины V в. до н.э.63, погребения с оружием в раннем некрополе Пантикапея64 и следы пожаров и разрушений на окрестных сельских поселениях. О независимом функционировании хоры Нимфея может свидетельствовать прохождение через нее вблизи города одного из путей миграции кочевых скифов из Приднепровья в Предкавказье (Herod. IV. 28). Поскольку одна из переправ через пролив находилась близ Нимфея и Акры и на азиатской стороне выходила к Корокондаме, то зимние кочевья скифов вряд ли осуществлялись без согласия Нимфея пропустить их через свою территорию65. А это значит, что город был заинтересован в союзе со скифами против усиливавшегося Пантикапея и для защиты своей сельской округи.
Освоение хоры на азиатской стороне на протяжении V в. до н.э. продолжалось еще интенсивнее, чем раньше: расширялись в глубь полуострова владения Фанагории и Гермонассы, большая часть поселений продолжала энергично функционировать, возникло много новых населенных пунктов, общее количество которых достигло восьмидесяти одного. Значительное сравнительно с европейским Боспором, где у власти встали Археанактиды и ранние Спартокиды, число сельских поселений объективно свидетельствует в пользу независимости азиатского Боспора от тиранов Пантикапея и устойчивости греко-варварских отношений
в регионе, когда каждый из полисов независимо осваивал округу и выстраивал отношения с варварами. Это означает, что в V в. до н.э. сельская территория Боспора функционировала исключительно как полисная. Конфликтная ситуация на хоре Пантикапея, в отличие от сравнительно мирной на хоре Нимфея, может указывать на то, что власть Археанактидов в качестве социальной и экономической базы использовала ресурсы полисных земель и, вероятно, не обеспечила преемственности условий соглашения со скифами о разграничении земельных владений, заключенного при основании Пантикапея. Именно этим мы готовы объяснить разрушения и пожары на северо-западе, севере и северо-востоке Керченского полуострова в начале V в. до н.э. Затем взаимоотношения пантикапейских Археанактидов со скифами улучшились, и это подготовило почву для экспансии Пантикапея в сторону Нимфея. Что касается хоры Фанагории и Гермонассы, то слабая изученность окрестных сельских поселений не позволяет пока уверенно говорить о мирной или напряженной обстановке на аграрной периферии. Можно только констатировать, что в самой Фанагории в конце VI в. до н.э. имели место какие-то разрушения и пожары. Это могло затронуть и хору, однако последовавший вскоре расцвет строительства в городе в самом начале V в. до н.э. может косвенно подтверждать такой же всплеск строительства на хоре полиса66.
Следующий этап в развитии хоры Боспора связан с политикой первых Спартокидов. Приблизительно в последней декаде V в. до н.э. они подчинили Нимфей, затем началась борьба за Феодосию, завершившаяся в конце первой — начале второй четверти IV в. до н.э. Одновременно Сатир I и чуть позднее Левкон I активизировали усилия по расширению владений в Синдике, что, как мы отмечали выше, сказалось на состоянии хоры. В самом начале IV в. до н.э. хора Нимфея переживала подъем, даже несмотря на подчинение династам Боспора. По данным раскопок и разведок, в начале IV в. до н.э. и вплоть до начала III в. до н.э. на его сельской территории появилось 35 поселений. В последней четверти V в. до н.э. на поселении-усадьбе Героевка-1 возникает большое здание, а в первой половине IV в. до н.э. строятся укрепления - квадратная башня, внешние стены толщиной 1,4- 1,7 м, хозяйственный двор с расположенными по его периметру жилыми и хозяйственными помещениями. Усадьбу с двором представляло собой в это время поселение Огоньки-1. Система поселений формировалась по границам хоры через 1 — 1,5 км, тогда же появилась сеть наделов площадью от 1 га до 29,4 и 35,4 га. Крупные усадьбы или це-
лые усадебные комплексы стали теперь центрами небольших районов на городской хоре с подчиненными им небольшими индивидуальными хозяйствами типа поселения Героевка-2 — маленького хутора с землянками жилого и хозяйственного назначения. Продолжали функционировать поселения, которые появились в более раннюю эпоху - Южно-Чурубашское, Чурубаш-9, Героевка-6 и др. Они показывают, что сельская округа Нимфея представляла собой сложившийся административно-хозяйственный организм с развитой инфраструктурой, характерной для полисных земель. Организация хоры Нимфея напоминает структуру аграрных территорий Ольвии и Херсонеса Таврического67.
Возникновение Китея и Акры южнее Нимфея связано, вероятно, с подчинением последнего Спартокидам. Их могли вывести как Нимфей, так и Пантикапей, заметно расширивший свои владения сначала на север, а затем на запад и на юг. После захвата Феодосии в 70-е годы IV в. до н.э. в Восточном Крыму в целом сложилась традиционная для греческих полисов система поселений и усадеб, построенная на административном, военном и хозяйственном делении территории по округам с подчинением мелких поселений более крупным, на хозяйственных отношениях неукрепленных усадеб и деревень с основными военными крепостями. Для этого периода известны мелкие хозяйства-ойкосы (Пустынный берег) из однокамерных построек с двором или без него, "усадьбы царских наместников" (Чокрак), "центры царского землевладения" (по терминологии A.A. Масленникова) и торговые фактории (Генеральское Западное), усадьбы с наделами (Андреевка Южная, Бакланья Скала, Октябрьское), селища местного земледельческого населения (Ак-Таш, Золотое плато, Кошара и др.), расположенные в глубинных районах Восточного Крыма. Считается, что усадьбы типа Андреевка Южная, Октябрьское, Бакланья Скала могли относиться к хоре столицы Боспора и принадлежали индивидуальным владельцам. Укрепления по побережью типа Генеральского Западного и Чокрака располагались не на полисной, а на царской хоре, находившейся в непосредственном подчинении Спартокидов68. К IV—III вв. до н.э. четче стали обрисовываться
границы хоры Феодосии, охватившей окрестную территорию в радиусе 10 — 20 км. В ее прибрежной зоне преобладали усадебные постройки классического греческого типа, а во внутренних районах основным видом поселений стали селища местного населения (Виноградное, Отважное, Боевое, Тамбовка, Журавка, Новопокровка, Владиславовка, Фронтовое, Батальное, Семисотка, Ячменное, Холмогорка, ряд поселений на Ак-Монайском перешейке). Поселения местного населения располагались в районе Старого Крыма за р. Чуруксу69. Общее число сельских поселений в округе города достигло пятидесяти трех, многие из них появились вследствие оседания скифов на земле. Мы можем предположить, что в указанный период хора Феодосии состояла из территории, "прилегающей к полису", размежеванной на участки с усадьбами граждан полиса, и из земли, которую условно называют "подвластной полису." На ней основным типом поселений были селища-комы, где обитало местное земледельческое полузависимое население.
На азиатском Боспоре период с начала IV в. и до конца первой четверти III в. до н.э. считается временем наивысшего расцвета сельской округи Гермонассы и Фанагории, где разведками и мелкими раскопками зафиксировано 185 поселений, из которых 2/з были небольшими новообразованными поселениями или отдельно стоящими усадьбами. Они появились вследствие так называемого уплотнения ближней хоры полисов. Одновременно увеличилось число прибрежных поселений и "деревень" в глубинных районах70. В связи с основанием Горгиппии в первой половине IV в. до н.э. начинает формироваться ее ближняя хора71, активно застраивавшаяся усадьбами со второй половины столетия72.
Археологические и нарративные материалы позволяют с высокой степенью уверенности заключить, что система расселения на хоре Боспора с самого раннего времени создавалась на базе полисных земель крупнейших городов. Но только с начала IV в. до н.э. этим полисам, особенно Пантикапею и Феодосии, подчинялось значительное число селищ местного земле-
дельческого населения, расположенных на так называемой дальней хоре. Это было результатом активной завоевательной и градостроительной политики первых Спартокидов, когда стало создаваться государство, впоследствии известное как Боспорское царство. Обширные сельские районы, где обитали скифы-земледельцы, служили источником огромных поступлений зернового хлеба, который шел на экспорт в Афины и другие государства Восточного Средиземноморья. Поскольку доходы от этой торговли принадлежали династам Боспора, главным экспортерам боспорской пшеницы, принято считать, что зерно привозили с так называемой царской земли, находившейся в собственности правителей государства. Но возникает вопрос, правомерно ли выделять в это время на Боспоре "царскую" хору.
Некоторые исследователи дают на него положительный ответ, полагая, что сельские районы в глубине Керченского полуострова, в Крымском Приазовье и к западу от хоры Нимфея относились к царским землям Спартокидов73. Основные аргументы тех, кто считает Спартокидов собственниками царской земли на Боспоре, сводятся к сообщениям двух письменных источников: характеристике Демосфеном Левкона I как "хозяина боспорского хлеба" (Dem. Adv. Lept. 31) и указанию Полнена (VI. 9. 3) о назначении Левконом I эпимелетов в деревни-комы во время войны с Гераклеей Понтийской. Между тем определение боспорского владыки как "хозяина хлеба" всего Боспора совсем не означает, что земли, на которых его выращивали, принадлежали исключительно правящей династии. Свидетельство Демосфена о Левконе на самом деле отражает ситуацию, когда все доходы от продажи зерна поступали в боспорскую казну, находившуюся в распоряжении тиранов — верховных правителей в государстве. Пшеницу могли собирать и с городских земель, например, с сельской территории вокруг Зенонова Херсонеса, обладавшего своей, пусть и небольшой, хорой. Подобные сельские округи находились в распоряжении других "малых" городов, для того и созданных, чтобы удерживать обширные земельные владения больших полисов — Пантикапея, Нимфея, Феодосии, Фанагории, Гермонассы, Горгиппии. Ведь эти города составляли ядро так называемого Боспора, архонтами которого величали себя Спартокиды. Изучение терминологии, которой античная традиция пользовалась для характери-
стики этих "малых", или "аграрных", городков, показывает, что она изменялась в зависимости от перемен в их административно-хозяйственном статусе, тогда как крупные полисы сохраняли свой статус в постоянно изменявшихся условиях74. Существование у боспорских "малых" городов собственной сельской округи нисколько не противоречит тому, что вся эта земля официально считалась принадлежащей либо Пантикапею, либо Нимфею, поскольку в Херсонесе, к примеру, городские хоры Прекрасной гавани и Керкинитиды входили в состав земель Херсонесского государства — классического полисного образования. Так что урожай зерновых могли снимать со всех земель Боспорского государства, а именно: с округи "малых", или "аграрных", городов, с территорий вокруг крупных укреплений типа Генеральского Западного, считавшихся "подвластными полисам" и обрабатывавшихся местными полузависимыми земледельцами, которые жили в комах — неукрепленных деревнях, сельских общинах, — и с хоры собственно греческих городов, т.е. с земли, "прилегающей к полису". Но все эти земли подпадали под юрисдикцию тиранов Пантикапея, которые изначально являлись его архонтами. Спартокиды, чья власть была тираннической75, официально назывались архонтами, верховными правителями государства, а значит, управляли и всеми землями в этом государстве. Но поскольку они, а ранее Археанактиды, получили власть в Пантикапее как его архонты и должны были вести дела от лица его граждан (об этом говорит практика созыва — правда, очень редкая — Народного собрания граждан Пантикапея, как при Евмеле), то все земельные приобретения, начиная с Мирмекия и округи и кончая землями в окрестностях Нимфея, де-факто и де-юре являлись собственностью пантикапейской общины, а не личным или частным владением ее архонтов. Владения у них, конечно, имелись, и в немалом объеме, но они обусловливались полисными рамками земельной собственности. Вот почему тираны Пантикапея вынуждены были сохранить эту форму собственности у вошедших впоследствии в состав государства других полисов, которые и составили понятие "Боспор". Гражданские коллективы Феодосии, Фанагории, Гермонассы, Горгиппии, Нимфея, чья окрестная хора находилась у их граждан, сохранили ее, но право владеть ею было опосредовано верховной властью тиранов Пантикапея. Это давало последним прерогативу чеканить монету от имени Пантикапея, а не какого-либо другого полиса, и
официально именоваться "архонтами Боспора и Феодосии" (сначала Боспора, и лишь позднее Феодосии, когда она была завоевана после очень тяжелой войны с Гераклеей и оттого ее выделили в самостоятельную в административном отношении полисную единицу). Полисный характер власти Спартокидов проявился даже в том, что тотчас после покорения Синдики Левкон I стал называть себя "архонтом всей Синдики"76. Земли в Синдике впоследствии были упорядочены согласно нормам, принятым в Боспорском царстве: полисные владения стали подпадать под общее понятие "Боспор", а вошедшие в состав государства племена меотов и синдов сохранили свои земли, но называли себя подданными Спартокидов, которые приобрели официальный статус царей указанных племен. Но это не означало, что земли синдо-меотов находились в царской собственности спартокидовской династии, так как управление ими в качестве "царей" только закрепило племенное деление в этой части государства, не обеспечив особой прочности власти. Последнее приводило к спорадическим выходам отдельных племен из числа подданных тиранов.
Таким образом, выстраивается целая цепочка полисных отношений и вырисовывается характер земельной собственности: индивидуальная собственность граждан полисов — собственность коллектива граждан полисов — власть тиранов Пантикапея, архонтов Боспора, получавших со всех земель доходы в виде налогов и пошлин от торговли зерном, а не личную ренту в качестве собственников земли. Спартокиды могли иметь земельные участки, но только как граждане Пантикапея или почетные граждане других боспорских полисов, что регулировалось рамками гражданской общины городов.
Однако желающие видеть в Спартокидах крупных земельных собственников на царской, а не на полисной земле, причисляют к царской хоре даже территорию Киммерийского острова (совр. Фонталовского п-ва). В основу тезиса о царской земельной собственности на Спартокидовском Боспоре обычно кладут сообщение Исократа о некоем Сопее, одном из приближенных Сатира I, который "начальствует над большой областью и имеет попечение о всех его (Сатира. — С.С.) владениях" (Isocr. Trap. З)77. Но из этого пассажа "Банкирской речи" ни-
как не следует, что Сопей управлял именно царской землей или был распорядителем царской земельной собственности. Исократ пишет буквально следующее: πολλής μέν χώρας αρχειν, άπάσης δέ της δυνάμεως έπιμελεΐσθαι της εκείνου — "править всей областью, осуществлять всю полноту его (Сатира) власти". Глаголы άρχω и έπιμελέομαι имеют оттенок значения "управлять", "руководить", но не своей или чужой собственностью, и тем более не владеть чем-либо; они означают попросту "руководить" или "попечительствовать" (особенно έπιμελέομαι) в качестве ответственного лица или чиновника администрации, в данном случае — Сатира I, тирана Боспора, архонта, верховного правителя. Сопей мог быть чиновником администрации в статусе полисного магистрата либо назначенного тираном наместника на подвластной территории или ее части независимо от того, царская она или полисная. Ведь и полисные земли делились на административно-хозяйственные и военно-стратегические округа, находившиеся в ведении полисных чиновников — эпимелетов78. Назначение Левконом I эпимелетов в деревни-комы подтверждает, что эти общины не относились к царским земельным владениям, а всего лишь признавали власть Спартокидов и потому были вынуждены принять их уполномоченных, которыми собственно и являлись эпимелеты. Следовательно, нет оснований считать, что Сопей владел землей, подаренной ему в собственность Спартокидами из состава их доменов, или что он правил как наместник на царских землях, которые находились в их собственности. Он попросту попечительствовал над определенной областью как наместник Сатира. Согласно установившемуся при Спартокидах правилу, один из членов правящего дома (чаще всего это был старший сын здравствующего правителя или его младший сын, если этот правитель умер) получал в управление земли на азиатской стороне Боспора79. Повто-
рим, что власть Спартокидов, как и их предшественников Археанактидов, была по сути тираннической и не выходила за рамки полисного правления, поэтому подчинявшиеся им земли в IV — начале III в. до н.э. подпадали под понятие "полисных". Так что нет причин искать владения Сопея, якобы полученные им из состава царских земель, где-либо на Керченском полуострове, на Тамани или на одном из островов русла Кубани, где все земельные владения были не царскими, а подчинялись городам.
До правления Перисада II (284 — ок. 245) боспорские Спартокиды титуловались как архонты Боспора и Феодосии, цари синдов, всех меотов и, согласно порядку подчинения других племен, в то или иное время как цари досхов, торетов, дандариев, псессов (КБН. С. 840 — 843). Их официальная титулатура отражала полисную сущность их власти и появилась в таком виде потому, что на Керченском и Таманском полуостровах и в районе Горгиппии существовали обширные полисные структуры, скрывавшиеся под политико-административным понятием с географическим оттенком "Боспор" (земельные владения Пантикапея и Нимфея в Восточном Крыму и Фанагории, Гермонассы, Горгиппии на азиатской стороне). Она включала также административно-правовой термин "Феодосия", который относился к землям Феодосийского полиса, и распространялась на территории азиатской половины государства, населенные местными племенами, признававшими власть Спартокидов как царскую. Так что если уж искать "царские" земли Спартокидов, то на самой дальней периферии Боспорского царства, в древней Меотике, области расселения местных племен, весьма слабо эллинизованных и даже не всегда подчинявшихся пантикапейским владыкам, как, например, псессы, и где эллинских городов практически не было. Но и там вряд ли прижилось так называемое царское землевладение, так как эти земли всего лишь признавали власть Спартокидов, по местной традиции еще со времени скифских и синдо-меотских царей отождествлявшуюся с царской.
Поэтому к полисным землям нужно относить Керченский полуостров и Тамань, а обширные владения Боспора в Крымском Приазовье, во внутренних районах Восточной Таврики, где были многочисленные селища, сельские усадьбы и крупные укрепления эллинского типа, следует с полным правом считать "дальней хорой" Пантикапея. Поселение Генеральское Западное, учитывая его большие размеры, нельзя относить к категории тех, что находились на царских землях, поскольку аналогичные или близкие по характеру поселения этого же времени известны на хоре Херсонеса, например, Чайка, Кульчук, Маслины и Караджинское. А они принадлежат к разряду полисных,
подвластных херсонесской общине. Столь обширная аграрная округа одного полиса кажется на первый взгляд очень необычной, но ведь это была столица Боспора, самый большой по размерам и очень значительный по влиянию город Северного Причерноморья. Неслучайно только Пантикапей получил при Спартокидах с 379 г. до н.э. право чеканить свою монету, что продолжалось вплоть до падения этой династии в конце II в. до н.э.80 До 379 г. до н.э. свои монеты выпускали Фанагория, Нимфей, Феодосия, но только до того как они вошли в состав Боспора. Следовательно, тиранническая власть Спартокидов базировалась на политико-экономической и правовой структурах столицы Боспора — основы их державы, получившей поэтому наибольшее количество земельных владений, хотя и при сохранении некоторыми ведущими полисами собственных аграрных структур. Аналогичный прецедент — Херсонес Таврический, где организация территорий была во многом схожей с Пантикапеем, включая, если следовать присяге, и право торговать хлебом только через порт самого Херсонеса (как, надо полагать, в Пантикапее и Феодосии, отсюда большая заинтересованность в этой торговле архонтов-тиранов, получивших у греков прозвище "хозяев хлеба").
Во второй четверти — середине III в. до н.э. поселения, селища и усадьбы на европейском Боспоре погибают, очевидно, под натиском местных племен, вызванным активизацией сарматов в междуречье Дона и Днепра и образованием Скифского царства в Таврике. Вслед за исчезновением селищ и неукрепленных усадеб, захирением укреплений и крепостей по побережью Меотиды меняется структура хоры. Появляются новые укрепленные поселения, которые отличаются от прежних тем, что теперь это либо небольшие крепости-центры подвластной округи, как, например, Порфмий и Золотое Восточное, либо большие укрепленные усадьбы или комплексы вилл (Крутой берег, Новоотрадное). Возникают и пригородные усадьбы, построенные в соответствии с нормами греческого сельского домостроительства, как, например, одна усадьба в округе Мирмекия, принадлежавшая хоре Пантикапея81. Характерна судьба классической греческой усадебной постройки прямоугольного типа с двором в Крымском Приазовье, вошедшая в науку под названием "Бакланья Скала". Она активно функционировала в первой половине III в. до н.э., а около середины столетия обита-
тели ее оставили82. Налицо явное изменение хозяйственного профиля; виноделие, главный вид деятельности жителей, стало нерентабельным, так как производство такого рода отныне концентрировалось поближе к городам, не на дальней, а на ближней хоре. На дальней хоре появились крупные крепости, основной задачей которых было не только оборонять подступы к столице, но и взимать форос с местного населения. Существенно сократилось количество поселений и усадеб на хоре Нимфея, там продолжали действовать только усадьбы Героевка-1, Огоньки, Чурубашское, причем большинство доживает только до конца II в. до н.э.83 Такие же катаклизмы пережила хора Феодосии, где полностью исчезли варварские и полуварварские селища и остались только усадьбы на ближней хоре. Зато на юго-западе, на границе феодосийской хоры, стали появляться новые укрепленные поселения, призванные защищать полис и одновременно юго-западные рубежи царства (БиюкЯнышар, Коклюк, Тепе-Оба)84. Такие же укрепления по берегам Меотиды были выстроены для защиты хоры Пантикапея и, вероятно, Нимфея.
Картина распространения сельских поселений на азиатском Боспоре другая. В начале второй четверти III — конце первой четверти I в. до н.э. там существовало наибольшее число населенных пунктов — 203 (по данным Я.М. Паромова, 3 крупных, 7 средних, остальные малые), почти весь Таманский полуостров был размежеван на наделы. Шло уплотнение хоры в тех же границах, что и ранее85, а значит, развивалась именно полисная хора Гермонассы и Фанагории. Появилось святилище "Таманский толос", и, может быть, другие комплексы, связанные с культом Афродиты Апатуры. Следовательно, в III —I вв. до н.э. земельные владения на азиатском Боспоре по-прежнему могли принадлежать городам, не выпадая из категории полисных, а также таким храмовым центрам, как Апатур. Стабильность сельской округи в этом районе резко контрастировала с явным уменьшением дальней полисной хоры на европейской стороне, что произошло не без угрозы скифов и сарматов. В середине III в. до н.э. начались кризисные явления в экономике Боспора, что бы ни говорили противники этой точки зрения. Произошли из-
менения в титулатуре Спартокидов, которые со времени Спартака III и Перисада II стали именовать себя не архонтами Боспора и Феодосии, как раньше, а царями (КБН. 20, 21, 75, 1044). Это отразилось и в монетной чеканке, где наряду с полисной монетой Пантикапея появились монеты с царской титулатурой. Однако основы тираннической власти Спартокидов, а значит, и полисная сущность их правления, не претерпели серьезных изменений. Не произошло кардинальных перемен в характере землевладения и в социально-экономических отношениях, так как полисная структура земельных владений сохранилась.
Принятие Спартокидами царского титула было данью традиции, именно так поступили диадохи и эпигоны Александра Македонского. Им вторили и более мелкие правители, в частности гераклейский тиран Дионисий, который провозгласил себя царем в конце IV в. до н.э. Спартокиды сделали это чуть позднее, чтобы встать вровень с эллинистическими правителями и достойно представлять себя на международной арене. Это также могло быть результатом углубления экономического и финансового кризиса, за которым последовали некоторые политические изменения для Пантикапея, обусловленные внешним давлением со стороны сарматов и ростом могущества Скифского царства в Крыму. Этнические передвижения в степи коснулись и азиатских владений, где в непосредственном соседстве с греками обитали племена, признававшие Спартокидов царями, что было близко их образу жизни и менталитету. С целью защитить полисные владения, укрепить власть путем сокращения социально-экономической базы тирании Спартокиды по примеру эллинистических царей решили усилить контроль за аграрными территориями — главной составляющей их благополучия. В Восточной Таврике и в Предкавказье они взяли под защиту исконные полисные земли, юридически подпадавшие под понятие "Боспор" в раннем, так называемом "полисном" варианте их титулатуры. В связи с участившимися вторжениями варваров — скифов, но главным образом сарматов — местное земледельческое население, прежде обитавшее в неукрепленных деревнях и занимавшееся преимущественно выращиванием хлеба, было вынуждено переселиться в большие поселения под защиту стен и башен. В дополнение к хозяйственным обязанностям их жители взяли на себя выполнение некоторых воинских и сторожевых функций, что делало их в чем-то близкими позднейшим эллинистическим катойкам. Отсюда появление крупных укрепленных поселений, основанных для защиты окраинных владений (Семеновка, Артезиан, Золотое Восточное). В Восточном Крыму это произошло за счет некоторого перераспределения земли из разряда подвластной или принадлежавшей Пантикапею, Нимфею и Феодосии. Создавались
не новые категории царских земель, а усиливались обороноспособность и хозяйство на дальней хоре греческих городов. Развитие земельных отношений на хоре Боспора, последовательность ее заселения и хронология поселений позволяют говорить, что вся аграрная структура Боспора соответствовала полисной сущности власти династии Спартокидов, тираннического в своей основе режима, хотя и называвшегося теперь царским. Поэтому освоение сельских территорий по-прежнему шло традиционными канонами развития полисных земель. Это продолжалось вплоть до установления власти Митридата Евпатора.
Характер земельных отношений на Боспоре в эпоху раннего эллинизма отчетливо проявляется в эпизоде из его истории, случившемся в правление царя Евмела (310 — 303). О нем сообщает Диодор Сицилийский, основываясь, как и в других пассажах о Боспорском царстве, на свидетельстве анонимного боспорского хрониста, так что сведения Диодора считаются надежными86. Описывая попытку Лисимаха, одного из диадохов Александра Македонского, захватить в 310/309 г. до н.э. город Каллатис в современной румынской Добрудже, греческий историк пишет следующее: "Так, когда каллатийцы, осажденные Лисимахом, оказались в бедственном положении вследствие недостатка продовольствия, он (Евмел. — С.С.) принял к себе тысячу человек, удалившихся вследствие недостатка в пище, и не только дал им безопасное убежище, но даже город для поселения, а кроме того разделил на участки так называемую Псою и область". В греческой огласовке эта фраза выглядит так: Καλλατιανών δέ πολιορκουμένων ύπό Λυσιμάχου και πιεζουμένων τη σπάνει τών αναγκαίων χιλίους ύπεδέξατο τους δια τήν σιτοδείαν έκχωρήσαντας. οΐς οΰ μόνον τής καταφυγής παρέσχετο τήν άσφάλειαν, άλλα και πόλιν Εδωκε κατοικεΐν, έπι δέ τούτοις τήν όνομαζομένην ΨΟΑΝΚΑΗΤ1ΚΗΝ χώραν κατεκληρούχησεν (Diod. XX. 25. 1, Loeb = SC. I, 2. P. 477, 478).
Несмотря на кажущуюся логичность и точность, это свидетельство вызывало и по сей день вызывает множество споров и толкований. Они возникают от того, что ключевая фраза сицилийского историка о расселении каллатийцев и мероприятиях
в связи с этим Евмела испорчена при переписке. Согласно И. Мадвигу, в тексте рукописи стояло Ψοανκαητικην χώραν, что в своем комментарии к изданию Диодора 1888 г. К. Фишер предложил читать как Ψόαν και την χώραν87, и это не встретило возражений у последующих комментаторов и толкователей текста древнего историка88. Только В.В. Латышев в 1894 г. впервые высказал сомнение в правильности подобного восстановления испорченного текста Диодора. Его главные аргументы таковы: как название местности на Боспоре Псоя нигде не встречается, по контексту Псоя не могла обозначать ни города, ни деревни, ни области, поэтому, по его мнению, "единственным выходом из указанного положения является предположение, что между словами όνομαζομένην и χώραν стояло одно только слово, обозначающее собственное имя области, разделенной на участки между каллатийцами... Если же поставленное в данном месте название области было неизвестно переписчикам, то весьма возможно, что оно уже рано подверглось порче, а затем какой-либо читатель или переписчик, желая осмыслить непонятное, вывел из сохранившихся букв те три слова, которые теперь читаются в тексте (Ψόαν και την), и это чтение, как представлявшееся на первый взгляд вполне понятным, перешло во все последующие списки и до сих пор не возбуждало сомнений". В качестве названия области, пропущенной при переписке, В.В. Латышев предложил Θιάννεα, которое встречается в одной фанагорийской надписи римского времени (γέας έν Θιαννέοις - IOSPE. ΙΙ. 353 = КБН. 976). По его мнению, здесь находились земли, посвященные богине.
Обосновывая свое предположение, В.В. Латышев прибег к некоторым филологическим натяжкам, вызвавшим сомнения у него самого и тем более у последующих толкователей означенного пассажа. Он писал: "Так называемые εθνικά от имени собственных среднего рода множественного числа обыкновенно образуются посредством суффикса -ίτης, стало быть для Θιάννεα может быть предложена форма Θιαννείτης или Θιαννίτις, а название области могло быть Θιαννΐτις. Эту именно форму мы и предполагаем в первоначальном тексте Диодора. Возможность порчи на-
звания ΘΙΑΝΝΙΤΙΝ и затем осмысления его в ΨΟΑΝΚΑΙΤΗΝ настолько ясна, что почти не требует доказательств... Во всяком случае мы смеем думать, что предлагаемое нами чтение την όνομαζομένην Θιαννΐτιν χώραν κατεκληρούχησεν, устраняя из текста излишнее и необъяснимое слово Ψόαν и приурочивая поселение каллатийцев к определенной местности, имеет право на внимание"89. Таким образом, В.В. Латышев предложил искать место поселения каллатийцев на азиатской стороне Боспора, но при этом указывал, что с определенностью об этом говорить нельзя.
Поправка В.В. Латышева встретила и полное признание, и всестороннюю критику. По мнению В.Д. Блаватского, Евмел дал каллатийцам землю в Фианнеях, у восточной окраины Фанагории, на пространстве около 5000 га, при этом площадь предоставленных им участков не превышала 5 га. Участки могли относиться к храмовым землям, но обрабатывались личным трудом переселенцев90. Т.В. Блаватская, пытаясь обосновать данную локализацию места, где поселили граждан Каллатиса, полагает, что по географическим условиям район устья Кубани был более удобен и подходящ для выселившихся из Добруджи каллатийцев. К тому же, по ее словам, "поселение тысячи граждан с выделением им земли скорее было возможно на обширных плодородных пространствах Кубани, чем на ограниченной площади Керченского полуострова"91. И.Т. Кругликова считает, что Псоя Диодора локализуется на азиатском Боспоре, а размежеванные Евмелом клеры находились на царской земле, и за право владеть ими каллатийцы должны были отбывать царскую воинскую повинность, поэтому их можно называть клеру-хами92. Из исследователей, склоняющихся усматривать в размежеванной Евмелом земле некое подобие "царской хоры", можно назвать Ф.В. Шелова-Коведяева, который, впрочем, указывает, что данная земля находилась не во власти царя, а в руках тирана, который мог ею бесконтрольно распоряжаться93. Другая группа ученых, не отрицая идею о поселении каллатийцев на хоре азиатского Боспора, принципиально возражает против предложенного В.В. Латышевым дополнения фразы Диодора как Θιαννΐτιν χώραν, что было призвано заменить неизвестную по другим источникам Псою. Согласно аргументированному мнению K.M. Колобовой, получается, что Евмел пре-
доставил каллатийцам землю для основания города и "на этих условиях" (έπί τούτοις) передал им Псою — по всей видимости, какое-то местное поселение, разделив на участки прилегавшую к нему землю. Справедливо усматривая ключ к правильному пониманию всей фразы Диодора в словах πόλιν Εδωκε κατοικεΐν, она полагала, что толкование текста источника основывается на их понимании "как упоминания переданного каллатийцам какого-то неизвестного, но вполне определенного города, а не предоставления им земли для основания города, или на условии основания города, как и следует понимать данное место..." Поэтому В.В. Латышев, по ее мнению, заподозрил правомерность употребления названия местечка Псои, а его дополнение "Фианнеи" выглядит искусственно. Ведь при существовании формы Θιάννεα нет нужды восстанавливать посредством искусственно созданного этникона новую параллельную форму Θιαννείτης. Исследовательница приходит к заключению, что "сомнение вызывает и поселение каллатийцев на территории частных владений, прилегающих к храмовой земле... поэтому в исправлении текста Диодора нет необходимости"94.
Критику K.M. Колобовой метода прочтения испорченного места в тексте Диодора, предлагавшегося В.В. Латышевым, полностью принял В.Ф. Гайдукевич. К ее аргументам он добавил следующие: Евмел дал каллатийцам место для поселения на азиатской стороне Боспора, размежевал там землю на небольшие участки, обрабатывавшиеся самими владельцами; изгнанники из Каллатиса имели статус клерухов или катойков, обязанных царю военной службой за право держать землю; текст Диодора вряд ли правомерно исправлять так, как предлагал В.В. Латышев, поскольку название Ψόα примыкает к этническому наименованию меотийского племени ψησσοί, а они оба — к адыгейскому psy, что означает "вода". Значит, вопрос об ошибке переписчика или источника Диодора исключается, ибо топоним происходит из языка той части меотских племен, к которым восходит адыго-черкесская группа кавказских народов95.
Доводы В.Ф. Гайдукевича в пользу реальности Псои развил В.П. Яйленко. Он признает, что Евмел дал каллатийцам для поселения город и местность Псою, разделенную на клеры, которая находилась в Синдике. На это указывают отголоски доризмов в списке победителей агонов из Горгиппии, а также сама основа слова "Псоя", которая соответствует адыгейским лексе-
мам — -пс, -псы, означающим "вода", "река"96. Они встречаются в ряде названий в Северо-Восточном Причерноморье, например, Ψάθις — река, впадающая в Меотиду северо-восточнее Кубани (совр. Протока, возможно, Ангелинский ерик97), Ψάχαψις — река в земле зигов (Ps.-Arr. Per. 58), Ψάτης — у Страбона, этнические наименования ψησσοί, ψεχανοί — племена, жившие на Северном Кавказе, т.е. на азиатском Боспоре. Все эти названия объединяет один и тот же корень: адыгейское псыхэ — "низовье", псыгу — "середина воды", "остров", псухо — "речная долина", псыiу — "побережье". К ним примыкает и такое географо-этническое понятие, как Алены — древнее название Абхазии на местном наречии, а также наименование реки Псоу на границе России и Абхазии.
Любопытна точка зрения Э.О. Берзина, которую позднее развил В.А. Анохин. Обратив внимание на ряд дорийских имен и оборотов в агонистическом каталоге начала III в. до н.э. из Горгиппии (КБН. 1137), Э.О. Берзин связал это с сообщением Диодора и высказал убеждение, что между 309 и 307 гг. до н.э. каллатийцы были поселены в Горгиппии. Они основали спортивные состязания Гермеи в память о родном городе и жили в Горгиппии обособленной и замкнутой гражданской общиной, вернувшись обратно в Каллатис в 281 г. до н.э. после восстановления независимости98. О дорийских именах в каталоге и их связи с акцией Евмела мы скажем ниже, а касательно остального считаем важным отметить, что ничего подобного в источниках нет, и оттого это выглядит бездоказательной гипотезой.
Неубедительно и предположение Н.Ф. Федосеева о местоположении Псои на Елизаветовском городище на Нижнем Дону на месте небольшого боспорского эмпория, куда якобы царь Боспора поместил принятых им на жительство обездоленных граждан Каллатиса. Он пытается обосновать это мнение большим количеством синопских керамических клейм, синхронных основанию этого эмпория99. Последний аргумент совершенно абсурден: синхронных основанию колонии на Ели-
заветовском городище синопских клейм достаточно в любом другом месте Боспорского царства и не только его, поэтому искать Псою можно с таким же успехом где угодно, и клейма в данном случае не могут являться надежным критерием.
Итак, если суммировать сказанное, данная проблема предполагает следующие основные позиции: Евмел переселил каллатийцев куда-то на азиатский Боспор, либо в район Фанагории, либо в Горгиппию, либо на земли одного из меотийских племен (например, псессов), а может быть, и в область, которую населяли племена, говорившие на языке, родственном позднейшим адыгам и абхазам; боспорский царь дал изгнанникам для поселения полис и размежевал окрестную территорию — Псою — на клеры, при этом некоторые называют Псоей сам город100; каллатийцы получили не город для заселения, а землю для его постройки и для размежевания наделов; царь Евмел поселил граждан Каллатиса с целью дать им землю и превратить в военных поселенцев — катойков или клерухов, которые, как считают некоторые исследователи, были обязаны выполнять военные повинности в пользу царя за право владеть землей на Боспоре101.
Насколько правомерны эти положения? Оставим пока в стороне вопрос о местонахождении Псои и хоры, а стало быть, и клеров для выселившихся из Каллатиса жителей, и разберем эпизод в контексте фразы сицилийского историка. Уже давно установлено, что данное место испорчено и требует конъектуры. Ключевыми для понимания смысла изложенного Диодором являются слова καταφυγής παρέσχετο την άσφάλειαν, άλλα και πόλιν έδωκε κατοικεΐν..., и особенно важно в данном контексте правильно понять значение глагола κατοικέω, что означает буквально "заселять", "колонизовать", "жить", "обитать", "селиться" (как дает словарь Лиддл-Скотта). Царь Евмел предоставил каллатийцам право πόλιν κατοικεΐν. По значению это близко эпизоду с Кадмом, который, оставив Кос, захватил у самоссцев город Занклу и там поселился (κατοίκησε πόλιν Ζάγκλην — Herod. VII. 164). Здесь глагол имеет прямое значение "селиться", "поселяться" в уже существующем городе, поскольку после поселения в нем Кадма Занкла стала называться Мессеной. По мнению K.M. Колобовой, выражение πόλιν έδωκε κατοικεΐν, έπί δέ τούτοις... κατεκληρούχησεν должно означать предоставление земли для основания города, и на этих условиях (έπί τούτοις) царь будто бы передал каллатийцам Псою. Однако это не согласуется с контекстом, поскольку слова έπί τούτοις в
этом месте означают не что иное, как "и сверх того", "кроме того". Они поставлены здесь потому, что предыдущий парафраз повествует о предоставлении переселенцам из Каллатиса не земли для поселения, ибо в таком случае непременно стояло бы γην, а города — πόλιν. Поэтому порядок переселения каллатийцев был такой: Евмел предоставил им город (или право поселиться в городе), который уже существовал на Боспоре, затем начал размежевывать земельные участки на хоре, чтобы новоприбывшие получили всю полноту гражданских прав, т.е. имущественный ценз, который открывал для них возможность стать полноправными членами гражданского коллектива в качестве собственников участков. Это было обычной практикой полисного обустройства еще с основания древнегреческих колоний и впоследствии стало полисным правом предоставления метекам и ксенам политии и гражданства в полисе.
Теперь рассмотрим вопрос, имеет ли глагол κατοικέω в данном конкретном случае оттенок "заселять в качестве катойков или клерухов с правом владения участком и обязательством военной службы в пользу царя". У эллинистических царей, основывавших катойкии и превращавших их затем в полисы, существовал порядок, когда переселенцы получали землю для проживания с условием выполнения за это воинских повинностей, но без всей полноты прав, которые имели граждане полисов. Исследователи по обыкновению расценивают эпизод с Евмелом и каллатийцами как доказательство эллинистической практики основания колоний на Боспоре в это время. Данному случаю близок факт из истории царства Селевкидов от 212 — 205 гг. до н.э., когда Антиох III приказал своему сатрапу Зевксису переселить из Месопотамии и Вавилонии 2 тыс. иудеев с семьями и имуществом во Фригию и Лидию, чтобы умиротворить там местное население, поднявшее восстание против царя. В письме Антиоха, дословно переданном Иосифом Флавием, говорилось, что переселенцев надо поместить в крепости в наиболее важных пунктах для защиты царской власти, дать каждому место для постройки дома, землю для обработки и посадки виноградников и освободить на десять лет от налогов на урожай (Jos. Flav. Ant. Jud. XII. 147). Можно заметить, что здесь, как на Боспоре, монарх переселяет большую группу людей с одного места на другое, но в отличие от Евмела, давшего переселенным город, Антиох III предоставил лишь укрепления с целью возложить на их обитателей обязанность нести воинскую службу в неблагонадежном районе102. Уже одно это отличает
катойков Селевкидов от изгнанников из Каллатиса, хотя и те и другие получили земельные участки.
Глагол κατοικέω и причастие οί κατοικοΰντες не всегда имеют значение "заселять в качестве катойков" или "проживать на правах катойков", т.е. военно-хозяйственных поселенцев, поскольку и глагол, и причастие по значению не всегда тождественны существительным κάτοικοι, κατοικία. Чаще причастие и глагол в его основе относятся как к гражданским, так и к военно-хозяйственным поселениям103. Гражданским термином κατοικοϋντες нередко характеризуют иноземцев, поселенных в каком-нибудь месте или живущих в другом городе104. В письме Филиппа V одному из подвластных ему городов говорится, например, что οί Αΐνιοι οί κατο[ικοΰν]τες παρ'ύμΐν (SEG. XXVII. 245), а в надписях полисов Восточного Средиземноморья, связанных, как правило, с международной торговлей, — Делоса, Кизика, Лампсака — нередко упоминаются Αθηναίων και ' Ρωμαίων και τών άλλων Ελλήνων οί κατοικοϋντες έν [...]105. Военный оттенок значения глагола и причастия, связанный с организацией военных колоний — катойкий и клерухий, отчетливо проступает в следующих документах. В письме пергамского царя Евмена II упоминаются οί κατοικοϋντες έν Καρδάκων κώμηι106, т.е. варвары-наемники, живущие в деревне Кардаков с тех пор, как их поселил в Телмесс еще Антиох III. В одной из надписей II — I вв. до н.э. из Милетополиса говорится об οί κατοικοΰντες έν Όρνεεΐ στεφανοΰσιν Γε[...] Θάλλον, τον εαυτών συνκάτοικον... (ΙΚ. 26). В декрете 133 г. до н.э. из Пергама сообщается о предоставлении прав гражданства негражданам и τών στρατιωτών τοις κατοικοΰσιν [τήμ πό]λιγ και τήν χώραν (OGIS. 338 = IGR. IV. 289). В договоре между Теосом и его гражданами об обязанностях военного гарнизона в крепости Кирбиссос (III в. до н.э.) сказано: όμόσαι δέ και τους έν Κυρβισσώι κατοικοΰντας μή έγκαταλείψειν τον ύπο δήμου άποστελλόμενον και διαφυλάξειν τό χωρίον τήι
πόληι107. В надписи из Фиатиры римского времени местное население называет себя οί από βασιλέων Άτταλου και Ευμενούς κατοικοϋντες, т.е. это могли быть военные колонисты, поселенные пергамскими царями Атталом I и Евменом ΙΙ 108. В надписи из Смирны находим: [οί] τ[α]γέντες κ[α]ί κατοικοΰντες έν τώ[ι] χω[ρί]ωι (ΙΚ. 24. 1.Ν610).
В этих документах причастие κατοικοΰντες имеет два значения: во-первых, terminus technicus — постоянно поселенные воины, во-вторых, обычное "проживать", "жить", "поселять", причем не всегда первое значение можно отличить от второго. Например, в пергамском декрете 133 г. до н.э. второе значение причастия выступает явственнее, нежели как синоним к существительному κάτοικοι; то же можно сказать и о "поселенных в деревне кардаков"109. Следовательно, при объяснении данных терминов надо всегда исходить из общего контекста, так как оба значения глагола и причастия почти равнозначны. Если, как полагают, Евмел поселил каллатийцев как катойков или клерухов, чтобы использовать в качестве военной силы, тогда в контексте фразы Диодора совершенно лишним оказывается слово πόλιν. Пример из истории Селевкидов и иудеев показывает, что при наделении землей катойкам не предоставлялись гражданские права. Это же следует из текста пергамского декрета 133 г. до н.э. и договора граждан Теоса с гарнизоном в Кирбиссосе. Существительное κατοικία и глагол κατοικέω могут относиться к поселенным в городе, деревне, городском квартале, крепости и т.д.110 Военные колонии основывали на царской земле, и земельные участки нарезались из состава царской земли. Полис и катойкия — это две фазы развития одного города, при этом сначала возникала катойкия, а потом катойки получали гражданские права и их община превращалась в полис. Колонии-катойкии по обыкновению возникали рядом с деревнями местного населения, поэтому когда катойки объединялись на новом месте с местными жителями, то такое поселение получало статус полиса111. Катойкия представляла собой
поселение, которое занимало среднее положение между комой и полисом, иначе говоря, коллектив или общину поселенцев со своими органами власти, но не имевшую всех привилегий полиса. Последнее подтверждают недавно обнаруженные послания пергамского царя Евмена II общине ториэйцев во Фригии Paroreios, из которых одно адресовано Τοριαιτών τοις κατοικοΰσι, а другое — Τοριαιτών τηι βουληι και τώι δήμωι112. В этих надписях зафиксировано два этапа. Вначале это были κατοικοΰντες в Ториайоне, которые были воинами Селевкидов, поселенные на царской земле возле небольшого местного городка. Они имели статус катойков, поэтому пергамский царь, в подданство которому они потом перешли, обратился к ним с соответствующей формулировкой. Позже Евмен II дал Ториайону статус полиса, оттого его второе послание адресовано уже Совету и Народу ториэйцев113. В известном договоре из Смирны о поселенцах в Палеомагнесии говорится, что ol δέ οίκοΰντες έν τώι χωρίωι должны стать гражданами и иметь все то, что имеют другие граждане, т.е. жители Смирны и Магнесии на Сипиле; два их клера, которые дал им Антиох II Теос, освобождаются от десятины еще по предписанию Александра Македонского. Далее сказано, что если земля катойков Палеомагнесии будет добавлена к территории Смирны, то эти катойки должны будут иметь три клера как δωρεά и сохранить ателию, а те из них (или впоследствии поселенные в качестве катойков), кто не имел клеров (άκληρούχηται), должны получить κλήρον Ιππικόν из состава земли, которая находилась в окрестностях района (τών παρακειμένων τών χωρίωι). Этот документ показывает, что полисная община и коллектив катойков в округе Смирны и Магнесии первоначально имели различный политико-административный статус. Только позднее бывшие катойки превратились в полноправных граждан полиса, и это гарантировало им дополнительные земельные владения.
Если сравнить практику наделения землей военных колонистов-катойков в Малой Азии с сообщением о благодеянии боспорского царя Евмела, то бросается в глаза разница между эллинистическими катойками и клерухами и переселившимися из Добруджи каллатийцами. В отличие от катойков Селевкидов и Пергама каллатийцы получили для поселения не хорион, и не крепость, и не деревню, а целый город. Царь Боспора дал
им право этот город заселить, что исключает возможность усмотреть в глаголе κατοικεΐν у Диодора какой-то намек на статус катойков или клерухов у новоприбывших. Поэтому Евмел не предоставил им землю для основания города, а превратил их в граждан того города, куда распорядился их поселить. Но для этого он был вынужден обеспечить каллатийцев земельными участками, что давало им необходимый для обладания гражданством имущественный ценз. Какой же социальный статус должны были иметь поселенные на Боспоре каллатийцы, в основном дорийские греки?
Ответить помогает более пристальное изучение текста Диодора, в особенности его слов о том, что Евмел "не только дал им неприкосновенность (или безопасность) убежища, но и предоставил им город для заселения (букв, постановил, чтобы они заселили город, дал им право заселить или поселиться в городе), сверх того размежевал на участки хору...". Это краткая эпитома первоисточника, вероятно, анонимного боспорского хрониста, который пользовался каким-то официальным декретом или рескриптом, через вторые-третьи руки попавшим затем к Диодору. Слова "предоставить для поселения город" или "дать право поселиться в городе" могут означать предоставление политии или гражданского права. Обычно это декларировалось особым декретом, когда распоряжением правящего на Боспоре тирана из династии Спартокидов, как правило, изданного вместе с сыновьями-соправителями, иностранец получал проксению, дававшую ему гражданские права, ателию, т.е. свободу от пошлин на все товары и право входа и выхода из гавани во время войны и мира, асилию, т.е. безопасность и неприкосновенность имущества по всей территории царства, что в нашей литературе обычно трактуется как "без конфискации", и право не заключать специальный договор при входе в гавань с товарами для продажи или обмена (см.: КБН. 1 — 5; ВДИ. 1985. № 1. С. 57 и след.). Как в проксенических боспорских декретах, управление в той части фразы, где говорится о предоставлении изгнанникам из Каллатиса полиса, основано на глаголе έδωκε (КБН. 1 — 2, 5; ср., например, формулу Παιρισάδης καΐ παίδες έδοσαν (vel. έδωκαν) ). За управляющим глаголом в проксенических декретах следовало προζενία καΐ ατέλεια (КБН. 1 и др.) либо προξενία (πολιτεία), γης και οικίας έγκτησιν (КБН. Add. 4). Πολιτεία — предоставление гражданского права — вычитывается во фрагменте проксенического декрета конца IV — начала III в. до н.э. из Пантикапея, а привилегия γης και οικίας έγκτησιν, распространенная в аттических документах, засвидетельствована в проксении из Фанагории при Левконе I, и — что самое для нас важное — в анапском декрете начала III в. до н.э., принятом при
ближайших преемниках Евмела114. Поэтому дарованные Евмелом привилегии каллатийцам — это полития, которая скрывается за словами Диодора πόλιν έδωκε κατοικεΐν, право владеть землей и домом, на что намекают слова историка την χώραν κατεκληρούχησεν. Такие слова могли быть в декрете или рескрипте Евмела, это была официальная формула, принятая в Боспорском государстве.
Труднее с выяснением значения фразы "дал неприкосновенность (или безопасность) убежища", предшествующей основным привилегиям, которые имеются в проксенических декретах и в источнике Диодора. Мы полагаем, что данная привилегия, непонятная в контексте происходящего на Боспоре, но объяснимая в Каллатисе, которому угрожал Лисимах, — это перефразируемая источником Диодора ασυλία και ασφάλεια проксенических декретов, т.е. традиционное право ксенов и метеков, получавших гражданство. Несмотря на то, что ни в одной из боспорских проксений ή ασφάλεια не встречалась, термин известен в проксенических декретах из Греции, где подчас фигурирует в связке с асилией (ασφάλεια και ασυλία), означая личную и имущественную безопасность во время войны и мира115. Это подтверждает, что источник Диодора мог использовать какой-то официальный боспорский декрет Евмела, изданный для разрешения жителям Каллатиса поселиться в пределах Боспорского государства. Ведь описание Диодором событий на Боспоре при Евмеле основано на переработке сочинения неизвестного местного историка116, который составлял нечто вроде местной хроники. А местные историки-хронисты обычно активно использовали официальные документы, выставленные на агоре и
в храмах, как, к примеру, херсонесский историк Сириек или гераклейские историки вплоть до Мемнона117. Среди материалов этого своеобразного архива несомненно были и проксенические декреты, а также рескрипты архонтов Боспора, не исключено, что и Евмела. Он мог издать специальный декрет о наделении землей тысячи каллатийцев, предоставлении им гражданских прав и неприкосновенности имущества, что по древнегреческому праву приравнивало их к проксенам, а не к катойкам эллинистического типа, социальное и правовое положение которых было совершенно иным. Евмел должен был сделать каллатийцев гражданами Боспора, причислив к членам гражданского коллектива одного из крупных боспорских полисов и предоставив им участки земли в его окрестностях на полисной хоре. К сожалению, местонахождение и название этого города осталось неизвестным, хотя сейчас есть возможность с некоторой долей гипотетичности определить район, где каллатийцы могли получить убежище.
Главный аргумент тех, кто помещает Псою и хору, где якобы могли расселиться бывшие граждане Каллатиса, на азиатском Боспоре, сводится к тому, что это название созвучно этническому наименованию племени псессов, обитавших в районе Синдики, и имеет один корень с названиями рек, водоемов и ряда местечек как в Синдике и Меотике, так и южнее — в современной Адыгее и Абхазии. Псессы впервые упоминаются при Левконе I в его титулатуре вместе с синдами, дандариями, торетами (КБН. 6, 6а, 1037, 1038). Это связывает псессов с син-до-меотскими племенами, а быть может, и с автохтонным северокавказским населением, родственным позднейшим адыгам, абхазам, карачаево-черкесам (древним керкетам) и другим народам региона. Однако после Левкона I они надолго исчезают из титулатуры Спартокидов, и уже его сын Перисад I величает себя "царем синдов и всех меотов и фатеев" (КБН. 1015 и др.). На этом основании был сделан вывод, что во второй половине — конце IV в. до н.э. псессы могли выйти из подчинения Спартокидам118. Существует также мнение, что в правление
Перисада I псессы все-таки входили в состав Боспорского царства и в титулатуре его правителей объединялись вместе с другими племенами под единым понятием "все меоты"119. Много позднее при Аспурге в первой половине I в. н.э. псессы опять фигурируют как подчиненные Боспору племена, причем вместе с ними упомянуты и меоты (КБН. 39, 40). Это значит, что боспорцы различали меотов и псессов, хотя на самом деле это могли быть племена одного корня. Еще позже, в царствование Савромата I, они фигурировали уже под названием псеханов и, очевидно, входили в число подданных Боспора. Об этом говорят различные надписи, в том числе одна надгробная неизвестного по имени полководца и государственного деятеля эпохи Савромата I, который оказал псеханам какие-то благодеяния перед лицом агрессии аланов120.
Псессы-псеханы обитали в отдаленном от крупных городских центров регионе, к тому же очень мало эллинизованном, где вряд ли был хоть один город полисного типа, который мог бы быть заселен дорийскими греками из Каллатиса и где те обладали бы всей полнотой гражданских прав, чувствуя себя в безопасности, как о том говорит Диодор. По данным Певтингеровой таблицы псеханы = Psaccani обитали в Восточном Приазовье, на основании чего некоторые предполагают даже, что они расселились между Доном и Волгой в районе Маныча. Но это произошло позднее, когда их потеснили другие племена, в частности аланы, а ранее они населяли Нижнее Прикубанье. До эпохи эллинизма под названием "псессы" они вполне могли жить в районе Синдики и Горгиппии, где впоследствии локализуются псеханы121. Вот почему считать Псою городом, куда Евмел мог поместить каллатийских беженцев, как полагают некоторые ученые, нереально. Тем более что историк или его источник ясно различают "город", где поселились каллатийцы, и "Псою и хору", которую Евмел поделил на клеры. Однако это название имеет одну корневую основу с этнонимом "псессыпсеханы", поэтому можно допустить, что название "псессы" исчезло из титула Спартокидов из-за расширения хоры одного из крупных боспорских полисов, соседствовавших с областью их расселения в Прикубанье. Такой полис должен был иметь свою довольно большую хору, и при ее увеличении земли псессов и само племя попали под юрисдикцию греческого полиса.
Это в свою очередь показывает, что Псоя у Диодора скорее всего географическое понятие — область в Синдике или Меотике. В одной из надписей Перисада I, когда протяженность границ Боспора была наибольшей, сказано, что царь владел территорией от тавров до границ земли Кавказской (ср.: КБН. 113), которые, как известно, проходили чуть южнее Бат и доходили до земли торетов где-то недалеко от современного Геленджика. Южнее Торика и Бат, где жили зиги, а тем более на земли, позднее населенные адыгами и абхазами, власть Боспорского государства не распространялась. Поэтому с большой долей вероятности остается предполагать, что Псоя находилась в пределах границ Боспора на его азиатском берегу, где-то в Синдике или Меотике. В позднем источнике — Равеннском Анониме, компиляции позднеантичных хорографий и периплов, где многие названия искажены, — сохранилось упоминание о "стране псатиров" (patria Psatiron), расположенной выше земель зигов, геолиев, тирсиев и даже аланов "у Великого моря Понтийского", т.е. на Северном Кавказе у Понта Эвксинского (Rav. IV. 2). Ее, очевидно, и следует отождествлять с диодоровой Псоей.
В агонистическом каталоге из Горгиппии приблизительно начала III в. до н.э. фигурирует ряд имен граждан, поставленных в дорической форме (КБН. 1137): Άγησίλας, Άθανίων, Άπελλάς, Βάβας, Βάττας, Έλλανίδης, Μάτρις, Προμαθίων. Имеются также имена, не встречающиеся на Боспоре, но часто замечаемые в ономастиконе дорийских греческих колоний Причерноморья (Гераклее, Каллатисе, Херсонесе), например, Котитион, Кратин, Скиф, причем последнее имя имеет в каталоге дорический генетив Σκύθα (от Σκύθας). Эта особенность уже давно отмечена исследователями, предложившими объяснить ее тем, что среди жителей Горгиппии могли быть переселенцы дорического происхождения или их потомки122. Э.О. Берзин развил эту мысль и предположил, что дорические имена среди горгиппийских граждан связаны с переселением в Горгиппию тысячи каллатийцев при Евмеле. Это мнение было принято многими другими исследователями123 и выглядит вполне убедительно. Вместе с тем нельзя не отметить, что некоторые из этих личных имен встречаются и в недорийских полисах, в частности, Матрис и Апелла известны в Аттике (LGPN. II. Р. 41, 299), Истрии (ISM. I. 191, 196, 209, 219, 286), личное имя Проматион засвидетельствовано в Нимфее, и не один раз (КБН. 912), а такие имена, как Άθανίας, Άθανίππα, образованные по аналогии
с именем Άθανίων в горгиппийском каталоге, встречаются в Афинах (LGPN. II. Р. 9). Поэтому не исключено, что носители означенных имен могли попасть в Горгиппию не только с группой каллатийцев, но и по отдельности как выселившиеся из различных дорийских колоний ремесленники, купцы, воины и т.д. Однако гипотеза о переселенцах из Каллатиса очень заманчива, и если это так, то полисом, куда поселил беженцев-каллатийцев Евмел, вполне могла быть Горгиппия, тем более что Псоя, размежеванная в связи с этим на клеры, как раз расположена где-то в Синдике или Меотике.
Если допустить, что выходцы из Каллатиса действительно получили для проживания полис Горгиппию, то и земли они должны были приобрести в ее округе. На этом основании можно попытаться восстановить испорченное переписчиками соответствующее указание Диодора, где боспорский правитель размежевал на клеры сельскую территорию — ΨΟΑΝΚΑΗΤΙΚΗΝ χώραν, — что вызвало множество толкований и исправлений. Здесь отчетливо выделяются слова Ψόαν κα[ί] ΗΤΙΚΗΝ χώραν κατεκληρούχησεν. Они показывают, что Евмел размежевал Псою (она поставлена как прямое дополнение) и какую-то хору, также в прямом дополнении. Союз καί между Псоей, обрывками еще какого-то слова и хорой показывает, что "Псоя" и "хора" — это самостоятельные понятия, при этом слово "хора" должно относиться к испорченному переписчиками ΗΤΙΚΗΝ. Полагаем, что это искаженное [ΣΙ]ΝΔΙΚΗΝ с ошибочным написанием Η вместо N и Τ вместо Δ (последнее, вероятно, от путаницы между названием фракийского племени синтов (Σιντοί) и их страны Σιντική к югу от р. Стримона во Фракии, синтиев (Σίντιες) на Самофракии и Лемносе, и синдов > Синдики (Σινδική) в Северном Причерноморье)124. Поэтому мы готовы предложить следующую эмендацию испорченного текста Диодора: έπί δέ τούτοις την όνομαζομένην Ψόαν κα[ί Σι]ητικήν ( = Σινδικήν) χώραν κατεκληρούχησεν — "и сверх того размежевал на участки так называемую Псою и Синдскую страну (или хору Синдики)". Если это предположение верно, то под "Синдикой" скорее надо понимать страну, населенную синдами, нежели город Синд-Синдик-Синдская Гавань, ко времени Евмела уже долго именовавшийся Горгиппией, хотя наименования области и города совпадают. Приток в город группы переселенцев в тысячу человек потребовал увеличения не только его площади, но в первую очередь прилегающей сельской округи. С этой целью Евмел размежевал Псою, т.е. расширил хору Горгиппии за счет земель псессов, которые, по словам Аполлодора (Steph.
Byz. s.v. Ψησσοί), обитали недалеко от Боспора, а согласно Птолемею (Geogr. V. 9. 17), между Меотидой и Иппийскими горами, и частично синдов, населявших Синдику в районе Горгиппии (бывшей Синдской Гавани). Косвенно это подтверждает и Диодор, согласно которому Евмел занимался делами Синдики, когда умер, возвращаясь оттуда "в свою землю" (XX. 25). По данным археологии пригородные земли вокруг Горгиппии были размежеваны не позднее IV в. до н.э. в окружности не менее 25 км по равнине и 10 км на ограниченных предгорьями территориях. Несколько поселений с находками керамики IV—II вв. до н.э. открыты в 20 км к северу от Горгиппии в районе пос. Уташ, в окрестностях пос. Джемете, где выявлены усадьбы и земельный надел площадью около 8000 м2. Усадьбы и земельные участки IV—III вв. до н.э. обнаружены к северо-востоку от Горгиппии между пос. Красный Курган и Красная Скала. Система усадеб и наделов активно функционировала и являлась основой для виноградарства на протяжении почти всей эллинистической эпохи125. Разделение земли на наделы прослеживается не только в районе Горгиппии, но и на Таманском полуострове, также относившемся к древней Синдике. Здесь обнаружено порядка 185-ти поселений IV — конца первой четверти III в. до н.э., в основном на полисной хоре Фанагории и Гермонассы. Размежеванная территория отчетливо читается по всему Таманскому полуострову, но наиболее четко — на Фанталовском полуострове, где она связана с дорогами, которые вели к греческим полисам. Это подтверждает ее принадлежность к полисной хоре. Вся эта система, как и в южных районах Синдики, возникла в VI —IV вв. до н.э., однако наиболее активно развивалась в IV—III вв. до н.э. Участки, разделенные валами, относятся к поселениям на хоре и имеют величину от 6 до 85 га. Но в отличие от хоры Горгиппии, где процветало виноградарство, здесь выращивали в основном зерновые. Все эти участки, вне всякого сомнения, следует классифицировать как полисные, поскольку расположены они к северу от Кеп и к югу от Фанагории126. Таким образом, в правление Евмела по всей
Синдике шло размежевание участков на полисных землях крупнейших городов, что полностью согласуется с сообщением Диодора. Естественно, это не было только результатом прибытия на жительство тысячи каллатийских беженцев, а шел объективный процесс развития полисных отношений и роста экономики таких городов, как Пантикапей, Нимфей, Феодосия, Фанагория, Гермонасса, Горгиппия. Каллатийцы же только успешно вписались в этот процесс. Поэтому мы считаем, что боспорский тиран поселил принятых им бывших граждан Каллатиса в Синдике, передав для жительства Горгиппию, где в это время, как и по всей Синдике, активно осваивалась окрестная сельская территория, принадлежавшая крупнейшим полисам.
Если древние историки не сохранили сведений о дальнейшей судьбе каллатийцев на Боспоре, то современные исследователи предполагают, что после 281 г. до н.э., когда враг Каллатиса и противник Евмела царь Лисимах погиб, они должны были вернуться на родину. К сожалению, это не выходит за пределы обычных гаданий и гипотез, хотя по вычислениям тех, кто изучал агонистический список из Горгиппии, якобы получается, что после 26 года проводимых там соревнований резко уменьшается число каллатийцев в списках победителей127. Некоторый свет на этот вопрос, как кажется, может пролить декрет из Дионисополя I в. до н.э., устанавливающий границы его хоры. В нем говорится, что магистраты, следившие за ее состоянием, — хориофеты, присланные царем Котисом (очевидно, Котисом II, сыном Рескупорида, царем фракийцев-сапе-ев)128 и полисными общинами Одесса и Каллатиса, — на основании древних актов (έκ τών αρχαίων γραμμάτων) согласились с размерами границ Дионисополя, приумноженных за счет царской земли Котиса Сапея, полисов одесситян и каллатийцев. В подробном перечне населенных пунктов, по которым отмечалась установленная граница сельской окрути Дионисополя, упоминается ее протяженность "по направлению к древним границам каллатийцев и дионисополитян, и от этих границ в направлении минуя Акру и до Нимфея" ([τ] ή ν φέρουσαν Εξω "Ακρας έπί τό Νύμφαιον — IGBulg. V. 5011)129.
Огромный интерес вызывает упоминание Акры и Нимфея, притом что они расположены, судя по надписи, рядом друг с другом. Они относились к хоре Каллатиса, что отмечалось в
древних актах о границах его полисной хоры130. Господствует убеждение, что Акра — это древний Тиридзис, фракийское укрепление на мысе Каллиакра между городами Бидзона и Калла-тис131. Здесь Лисимах устроил казнохранилище, когда осаждал Каллатис (Strabo. VII. 6. 1), поэтому оба города находились рядом друг с другом, что подтверждается Певтингеровой таблицей и римским итинерарием на щите из Дура-Европос132. Акра фигурирует исключительно в источниках римского и византийского времени: Гиерокл упоминает ее в 527/528 г. н.э. в числе 15-ти городов Скифии между Дионисополем и Каллатисом, Константин Багрянородный говорит, что в мизийском округе 15 городов и в нем Томы, Дионисополь, Акры, Каллатис (Them. 47. 1. 58 — 60), а Марцеллин Комит называет Acres castellum = греч. ή Γαλιάκρα = итал. Caliacra (Ар. Roncalli. ΙΙ. 313). У Стефана Византийского городок фигурирует как "Ακρα (s.v.), у Антиохена как 'Ακρίς (FGrH. V. 33. 7). Мела (И. 2. 22) и Птолемей (Geogr. III. 10. 1) передают его древнее название Tiristis и Τιριστίς άκρα, а Менипп Пергамский (Per. 156) — в исконной форме как Τίριξις, что совпадает с обозначением его у Страбона. Наиболее конкретное свидетельство на этот счет имеется в периплах Арриана (Per. 24) и Анонима (Per. 75 — 77), которые говорят, что местечко Тетрисиада называлось Тиридзакра, а ныне величается Акра. И хотя нигде не сказано, что Тиридзис = Акра входил в состав хоры Каллатиса, по сведениям дионисопольского декрета и Страбона по крайней мере до I в. до н.э. Тиридзис = Акра могла подчиняться этому полису. Очевидно, после 281 г. до н.э., когда Лисимах утратил власть над Каллатисом, Тиридзис был возвращен каллатийцам, которые переименовали его в Акру, отчего поначалу он сохранял двойное название — Тиридзакра. Однако вскоре он стал называться просто Акра, что больше соответствовало статусу греческого городка на хоре Каллатиса. Вот почему в более поздних источниках, из которых самый ранний — надпись из Дионисополя, он именуется только как Акра. Можно с осторожностью предположить, что древний фракийский городок Тиридзис был переименован в Акру не только потому, что находился на мысу, но и оттого,
что каллатийцы, вернувшись в 281 г. до н.э. в родной город после более чем 20-летнего проживания на Боспоре, решили забыть прежнее название, связанное с Лисимахом, и дать городку новое имя. В память о благодеянии боспорского правителя Евмела, приютившего немалую их группу в момент больших невзгод для их родного полиса, благодарные каллатийцы, обретя независимость и расширив свою сельскую округу, переименовали подвластный им теперь Тиридзис в Акру, а какой-то соседний городок в Нимфей133. Они сделали это по примеру их второй родины Боспора, где Акра и Нимфей были расположены поблизости друг от друга и могли даже какое-то время принадлежать одной полисной общине — Нимфею.
Экономика Боспорского царства прошла три этапа развития: первый относится к спартокидовскому времени и хронологически падает на V — первую четверть III в. до н.э.; второй датируется эпохой эллинизма и захватывает период, когда при Митридате Евпаторе Боспор стал частью Понтийского царства; третий соответствует ярко выраженному расцвету Боспорского государства в I — первой половине III в. н.э., когда оно достигло приблизительно такого же могущества и влияния, какое имело при ранних Спартокидах. Пик этого развития приходится на правление династии Тибериев Юлиев, которые вели происхождение от потомков понтийского царя Митридата Евпатора. Особенность такого положения отмечалась историками много раз, однако причины столь резкого подъема ремесленной деятельности, сельского хозяйства и торговли так и остались невыясненными. То же можно сказать об обстоятельствах того, почему государственная власть в Боспорском царстве достигла такой прочности, что его правители смогли распространить господство на обширный регион Северного Причерноморья от Нижнего Дона и Прикубанья до Херсонеса Таврического и
Центрального Крыма. При объяснении этих особенностей выдвигаются в основном две версии. По одной из них экономика Боспора развивалась очень быстро благодаря активному сарматскому проникновению во все сферы жизнедеятельности государства — политические и административные институты, ремесло и культуру134. По другой — основным двигателем всего процесса была политика Рима, который способствовал возрождению Боспора после упадка на рубеже эр регулярными финансовыми вливаниями, военной помощью, поощрением посреднической торговли135. Такой подход к развитию Боспора в римскую эпоху едва ли может вызвать возражения, ибо в его пользу говорят разные источники, главным образом археологические. Но имеются и другие аргументы для определения причин экономического подъема, особенно в I —II вв. н.э., и связаны они с ситуацией на Боспоре в позднеэллинистическую эпоху.
В I в. до н.э. — первой половине III в. н.э. Боспорское царство превратилось в довольно могущественное государство, способное успешно противостоять вторжениям сарматов и играть роль буферной зоны между Римской империей и кочевыми народами Евразии. После некоторого упадка в конце II — начале I в. до н.э. и примерно с середины I в. до н.э. на Боспоре стали активно развиваться сельское хозяйство, ремесла и торговля, и это тотчас наложило отпечаток на благосостояние и быстрое развитие Пантикапея, Фанагории, Горгиппии. Уже в конце I в. до н.э. там быстро наладилось гончарное производство, а в I —II вв. н.э. столица Боспора выпускала большой объем простой и столовой посуды — тонко- и толстостенные сероглиняные и красноглиняные чаши, кубки, сковородки, одно- и многорожковые светильники136; множество терракот выходило из пантикапейских мастерских, причем в одной из них обнаружены специальные обжигательные печи и формы для обжига, кото-
рые датируются I в. до н.э.137 Пантикапейские гончары изготавливали светло- и красноглиняные амфоры, о чем свидетельствуют находки их фрагментов в слоях I — II вв. н.э., а также остатки керамической печи этого времени. Не отставала и Фанагория, где был даже специальный квартал ремесленников — Керамик, в котором производили разные виды сосудов, амфор, терракотовые статуэтки138, а в одной из печей I — II вв. н.э. помимо амфор делали столовую и кухонную посуду, черепицу, краснолаковую и коричневолаковую посуду, терракоты, светильники. Краснолаковая керамика поступала на рынки всего Боспора в течение I в. н.э., а амфоры — во II в. н.э.139 Боспорские амфоры предназначались главным образом для местных нужд и внутреннего рынка, однако спрос на них указывает на определенный подъем виноделия, ориентированного на экспорт. Керамическое производство было налажено в Танаисе и на соседних поселениях на Нижнем Дону — Кобяковом и Подазовском городищах140. Керамические печи II — III вв. н.э., преимущественно для обжига терракот, местной столовой и кухонной посуды, обнаружены в Горгиппии141. Производство керамики осуществлялось также на поселениях азиатского Боспора, в частности на городищах Западно-Цукурское и Батарейка-2 на Тамани142. Это показывает, что керамическое производство являлось одной из основных отраслей ремесленной деятельности в Боспорском царстве в первые века нашей эры.
Не менее активно развивались металлургическое производство и металлообработка. Большое число металлургических мастерских находилось в Пантикапее, где их расцвет приходится
на II в. н.э. и самое начало III в. н.э. Со II в. н.э. производство железа осуществлялось сыродутным способом143, и одновременно возник новый стиль в обработке изделий из металла. Он отличался от традиционного сарматского звериного стиля, а его изобретение всецело принадлежало ремесленникам Пантикапея, которые распространяли свои изделия по всему степному региону Северного Причерноморья144. Помимо предметов ювелирного искусства боспорские металлурги и бронзолитейщики изготавливали фибулы, светильники, различные железные изделия, включая сельскохозяйственные инструменты, которые в большом количестве находят в жилых кварталах II — III вв. н.э. в Горгиппии и других местах. Остатки металлургической мастерской I в. н.э. найдены в Танаисе, она производила главным образом фибулы145. Учитывая, что Танаис был полностью разрушен на рубеже нашей эры, быстрое возрождение ремесленной деятельности в восстановленном городе свидетельствует о резком подъеме экономики на Боспоре, вследствие чего стали энергично развиваться городские центры. Различные типы сельскохозяйственных инструментов, которые изготавливали боспорские кузнецы и металлурги в начале нашей эры, говорят о том, что города или непосредственно мастерские в городах снабжали продукцией сельскую округу.
В I —II вв. н.э. на Боспоре быстро развивалось виноделие. Самые ранние винодельни появились в Тиритаке уже в I в. до н.э. — I в. н.э.146, Фанагория превратилась в центр винодельческого производства азиатского Боспора в I в. н.э.: там найдено шесть виноделен I —IV вв. н.э. В Кепах подъем виноделия пришелся на первую половину I в. н.э., когда там соорудили две большие винодельни147. На римском Боспоре винодельни были
не отдельно стоящими и изолированными производственными единицами, они являлись важным элементом жилищно-хозяйственных комплексов и находились в непосредственной связи с городскими усадьбами, как это было в Пантикапее, Горгиппии, Мирмекии и др.148 Винодельни строили не только в городах, но и в сельских поселениях, таких, например, как Батарейка- 1, где их известно девять (sic!), Каменная Батарейка, где их три, поселение Красноармейское, где найдены остатки винодельни I в. н.э. Они существовали во многих поселениях азиатского и европейского Боспора149, однако большинство из них функционировало на Таманском полуострове и в окрестностях Горгиппии. Здесь уже тогда находились основные "винодельческие мощности" Боспорского государства. Активное выращивание винограда и промышленное виноделие способствовали появлению излишков, это давало толчок к вывозу винодельческой продукции как в пределах самого Боспора, так и за границу. Поэтому появилась необходимость в изготовлении амфор различных типов для хранения и транспортировки вина, и по всему Боспорскому царству стали возникать керамические эргастерии, где эти амфоры делали.
Рыболовство и рыбообрабатывающее производство являлись одной из главных составляющих экономики Боспорского царства в римскую эпоху. Самые большие рыбозасолочные цистерны были построены в Тиритаке и Мирмекии, где производили промышленную засолку рыбы в I —III вв. н.э. Доход от ее продажи поступал в царскую казну, к тому же многие рыбозасолочные предприятия находились в собственности правящей династии и некоторых представителей высшей аристократии150. Подъем экономики — ремесла, сельского хозяйства, торговли — привел к образованию зажиточного слоя граждан, которые были заняты в сфере производства. Это подтверждает
археология: большие рыбозасолочные цистерны и винодельни являлись в Тиритаке важной частью жилых домов на протяжении I — II вв. н.э. Один такой дом, получивший название "дом рыбака", имел семь комнат, несколько погребов, винодельню, рыбозасолочную цистерну. Большие размеры дома говорят о том, что его хозяин был довольно богатым человеком, который мог сколотить состояние на рыболовстве и рыбном деле и при этом занимался также промышленным виноделием. Доходы от такой деятельности были, несомненно, очень высокими, что привлекало боспорскую аристократию, и это служило важным источником пополнения царской казны. Цари также получали прибыль от рыболовства и рыбопереработки, равно как и от винодельческого производства, тем более что виноград поступал в основном с царских земель в окрестностях больших городов.
Население Боспора было занято также в сфере деревообработки, каменотесного дела, стеклоделия — тех отраслей ремесла, которые интенсивно развивались в римскую эпоху. В некрополях боспорских городов и поселений ставили надгробные стелы различных типов с рельефами, в городах - множество статуй царей, римских императоров, представителей знатной верхушки с надписями. Мебель, великолепной работы мраморные и деревянные саркофаги, украшенные вставными пластинами и резным орнаментом, изготавливались профессиональными ремесленниками - деревообработчиками и краснодеревщиками в Пантикапее, Фанагории, Горгиппии. Местные мастера выработали даже свой собственный декоративный стиль, характерный только для Боспорского царства151.
Среди боспорских ремесел выделялось стеклоделие: несмотря на обширный ввоз изделий из стекла из-за границы, преимущественно из Малой Азии, Переднего Востока и Подунавья, в Танаисе во второй половине II — первой половине III в. н.э. активно действовала стеклодельная мастерская, о чем наглядно свидетельствуют обнаруженные при раскопках остатки стеклянной пасты, бракованные изделия из стекла, глиняные формы для производства стеклянных фиалов152.
В течение I — первой половины III в. н.э. по всему Боспору прослеживается активная строительная деятельность как в городах, так и на хоре. В 225 г. н.э. в поселении Осовины близ
Пантикапея была отреставрирована башня (КБН. 897), в 234 г. н.э. в Китее был выстроен храм, посвященный богу Бронтону Внемлющему, фригийскому божеству, в культе которого ведущая роль отводилась Зевсу Бронтону (КБН. 942), в конце II — начале III в. н.э. царь Савромат II основал новый город и по стойкой эллинистической традиции назвал его своим собственным именем — Савроматий (КБН. 970). Чуть ранее в 105 г. н.э. царь Савромат I восстановил портики вокруг храма Афродиты Апатуры в Гермонассе (КБН. 1045), в первой половине II в. н.э. царь Реметалк там же реконструировал башню (КБН. 1052). В 110 г. н.э. в Горгиппии был построен храм Афродиты Навархиды (КБН. 1115), а в правление Савромата I оборонительные стены и городская территория частично были расширены или возведены заново (КБН. 1112). Горгиппия вообще была очень процветающим городом в римскую эпоху: при Савромате II фиас навклеров поставил скульптуры и кардинально восстановил храм Посейдона, покровителя царя и фиаса, за что фиасоты получили привилегии от царя (КБН. 1134). В первой половине II в. н.э. в Пантикапее был отстроен пронаос какого-то неизвестного храма (КБН. 62), а во второй половине того же века Савромат II реконструировал там храм Ареса и статую бога (КБН. 63). Грандиозное строительство развернулось в это время в Танаисе: при Евпаторе в 163 г. н.э. по всему периметру были отстроены заново оборонительные стены (КБН. 1241), в 188 г. н.э. — башня (КБН. 1242), в 192 г. н.э. - другая башня (КБН. 1243); Савромат II отреставрировал городские ворота (КБН. 1244), в начале III в. н.э. была выстроена агора, а оборонительные стены и башни, пришедшие в упадок к этому времени, обновлены или подвергнуты реконструкции (КБН. 1246—1249); был заново отстроен источник, который снабжал горожан свежей водой, и построена новая башня (КБН. 1250), отремонтированы городские ворота (КБН. 1257). В царствование Савромата I в Фанагории соорудили ворота и городские стены153. Какие-то ремонтные работы и реконструкция сооружений проводились на цитадели в Патрее в конце II — начале III в. н.э.154
Археологический материал, который согласуется с данными надписей, наглядно показывает, что в I —II вв. н.э. обширная строительная деятельность осуществлялась в западном секторе городища Фанагории. Остатки богатых домов, колодец с характерным архитектурным оформлением, термы, винодельни I в. н.э.
являются этому убедительным подтверждением. Строительство домов проводилось, очевидно, по всему городу, так как следы реконструкции в I — II вв. н.э. прослежены также на верхнем плато. Были обновлены улицы, мостовая, канавы, жилые кварталы155. В Пантикапее в I — II вв. н.э. были расширены террасы и одновременно уменьшено их количество на горе Митридат, поскольку понадобилось возвести новые ремесленные мастерские, винодельни, жилые дома. Со склонов горы в срединной и нижней ее частях еще в I в. до н.э. удалили большие участки земли, выровняли материковую скалу и на расчищенном пространстве в первые века нашей эры возвели фундаменты под новые дома. На Ново-Эспланадном раскопе были вскрыты остатки большого здания первых веков нашей эры, к востоку от Второго Кресла Митридата и на северном склоне горы выявлены дома рядовых граждан. Новые городские районы с керамическими мастерскими, винодельнями, рыбозасолочными цистернами и зерновыми ямами появились в Пантикапее в I в. до н.э. — II в. н.э. в результате бурного развития ремесла и торговли. Огромные производственные комплексы с винодельнями, рыбозасолочными цистернами, зернохранилищами свидетельствуют об образовании слоя зажиточных граждан, занятых в эксплуатации морских ресурсов и окрестных земель, как полисных, так и царских156. Этот процесс происходил и в столице Боспора, и в других городах.
Около середины I в. до н.э. — I в. н.э. был капитально реконструирован пантикапейский акрополь, который из дворцово-храмового центра столицы превратился в сильно укрепленную цитадель-крепость, способную выдержать долговременную осаду. Она имела центральную башню, расположенную на вершине Первого Кресла Митридата. Фортификационная система нового акрополя дожила до начала II в. н.э., когда ее уничтожил сильный пожар157. Одновременно на акрополе стали появляться здания общественного характера, храмы и святилища, в том числе и некое монументальное сооружение, посвященное царю Аспургу. В правление царя Котиса I (45 — 68) в Пантикапее построили храм Юпитера Капитолийского как имита-
цию известного римского оригинала, но все же немного отличавшегося по архитектуре158. Все строительные работы в столице царства, которые проводились для ее расширения и благоустройства, совпали с ростом территории пантикапейского некрополя, и это недвусмысленно свидетельствует об увеличении численности населения города.
Нимфей также переживал многочисленные перепланировки на протяжении I — II вв. н.э. В городе появились здания, предназначенные для хозяйственных и жилых нужд. На это указывают многочисленные хозяйственные ямы, ограды, загоны и кормушки для скота, обжигательные керамические печи, которые возникли в I —II вв. н.э., заменив культовые строения и комплексы159. В Мирмекий на месте массовых разрушений эллинистической эпохи было построено несколько зданий жилого и хозяйственного назначения вместе с винодельнями160. В Китее была усилена оборонительная стена, причем в I в. н.э. к ней добавилась дополнительная внешняя. В этом городе также существовали большие дома со многими жилыми и хозяйственными помещениями, зернохранилищами, где сохранились зернотерки, пифосы, — все это подчеркивает земледельческий характер занятий его жителей161.
Восстановление и обновление строительных сооружений в I в. н.э. после разрушений в конце II — начале I в. до н.э. имели место на поселениях азиатского Боспора. В Гермонассе обнаружены дома с мощеными двориками, датируемые I в. н.э., в Кепах были построены термы, водопровод, ремесленные мастерские, обжигательные печи, винодельни. В Тирамбе в I в. до н.э., при Асандре либо ранее, при Митридате Евпаторе или Фарнаке, появились укрепления с сырцовыми стенами, но они оказались разрушенными в конце I в. н.э., очевидно, во время напа-
дения аланов. Однако вскоре их восстановили, и они прослужили до середины III в. н.э. Население городка также увеличилось, что заставило расширить некрополь, где большая часть могил относится к I в. до н.э. — I в. н.э.162
Однако наиболее активное строительство велось в Горгиппии. В этом полисе археологами открыто очень много монументальных зданий I в. до н.э. — I в. н.э., главным образом на агоре, обнаружены мощеные улицы, подвалы, винодельни, печи — все они появились не ранее I в. н.э. Найдено множество фрагментов монументальной скульптуры, архитектурные остатки, которые относятся ко II в. н.э. Это был период, когда сам город практически полностью поменял планировку, улицы были заново вымощены, дома с подвалами обновлены за счет постройки новых хозяйственных помещений163. Во II в. н.э. Танаис превратился в мощную крепость с массивными и толстыми оборонительными стенами, за которыми гнездились большие дома, имевшие, как и в других городах Боспора, много хозяйственных помещений, глубокие подвалы, дворы, водосборные цистерны. Агора, разрушенная в конце I в. до н.э., также подверглась коренной реконструкции: в последней декаде I в. н.э. ворота и пропилеи, которые вели на рыночную площадь, а также внутреннее помещение привратного строения были заставлены мраморными рельефами и надписями. Новый всплеск строительной деятельности в Танаисе пришелся уже на конец II — начало III в. н.э.164
Расцвет экономики Боспорского царства подтверждают не только ремесла и строительная активность. На ее энергичное развитие указывают многочисленные импортные керамические изделия, стеклянные и бронзовые сосуды, которые в изобилии везли купцы из римских провинций. Часть импорта оставалась в городах Боспора — Танаисе, Фанагории, Горгиппии, но большая их часть поступала в степные районы, главным образом в междуречье Волги и Дона, в Прикубанье, где обитали сарматские племена. В сарматских курганах, на поселениях зубовско-воздвиженского типа в изобилии найдены бронзовые и серебряные изделия римских провинциальных мастерских, со-
суды из Александрии, городов Малой Азии, галло-римских и североиталийских муниципиев, Сирии, Финикии и др. Но самая значительная часть этого импорта поступала из римской провинции Понт и Вифиния. Торговые связи с ней боспорцы наладили уже в I в. до н.э. — I в. н.э., ибо большинство римских вещей в курганах сарматской кочевнической знати датируются рубежом нашей эры. Правда, некоторые из дорогих изделий проникли в Северное Причерноморье в виде добычи сарматских племен (аорсов, сираков, аланов, совершавших походы в Закавказье и Малую Азию), а также как дары их вождям и знати. Но все-таки основная их масса оказалась там вследствие налаженных торговых связей Боспора с варварами и Римской империей. Множество выходцев из южнопонтийских городов Амиса, Синопы, Амастрии, Тия, живших на Боспоре в первые века нашей эры, были втянуты в посредническую торговлю с окрестными варварами (КБН. 124, 129-131, 134, 144, 530, 610, 703а, 705, 732, 733)165. Иноземные торговцы имели посредников или контрагентов из числа боспорцев, которые возили товары к кочевникам за пределы царства. Одним из них был купец Хрестион, боспорец, который умер в стране сарматского племени сираков, как о том говорит его надгробная надпись на стеле из некрополя столицы Боспора (КБН. 142).
Заметный рост политического, военного и экономического могущества Боспорского государства, ощутимый подъем во всех областях жизни на рубеже нашей эры и в эпоху Ранней империи, принято объяснять так называемой сарматизацией, т.е. варварским, сарматским влиянием на экономические и политические институты царства. Сармат традиционно находят среди граждан полисов и жителей хоры, а в материальном производстве, в частности керамическом и ювелирном деле, фортификации, военном искусстве, обнаруживают сарматские черты и обычаи, не говоря уже о культуре и религии боспорцев. Сторонники "сарматской теории", не отрицая сарматского воздействия на прогресс экономики Боспора, указывают на сохранение в царстве исконных основ жизни, которые тесно переплетаются с греко-иранскими и греко-македонскими традициями166.
Однако тщательное исследование политической и династической истории Боспора, погребального обряда, сельских поселений и земельных отношений показывает, что так называемое сарматское влияние на экономику, политику, образ жизни и культуру Боспора ярко проявило себя не ранее III в. н.э., точнее, оно отчетливо выявляется только после "готских" войн. В I в. до н.э. — II в. н.э. скифо-сарматский компонент едва ли оказывал воздействие на развитие Боспора, так как там сохранялись эллинская культура и традиционные обычаи с небольшой полуварварской примесью. Греческие традиции оставались господствующими практически везде, в особенности в городах и даже на сельской периферии167. В связи с этим возникают вопросы: если сарматское влияние было не столь значительным, как казалось ранее, то что же вызвало тогда столь бурное развитие экономики, торговли и ремесла на Боспоре, довольно могущественном государстве уже на исходе второй половины I в. до н.э., но еще более сильном в I — II вв. н.э. ? И почему военное могущество Боспорского царства существенно возросло в I —II вв. н.э., что не могло не отразиться на всей его инфраструктуре?
Эти вопросы становятся еще актуальнее, если учесть, что Боспорское царство пережило ряд кризисов и упадок в конце II — первой половине I в. до н.э., так как стало местом ожесточенных военных столкновений с варварами и даже с римлянами. Поэтому причины столь резкого подъема надо искать внутри самого боспорского общества. Следует принять во внимание, что этот подъем начинается уже в середине — второй половине I в. до н.э. Его очень убедительно подчеркивает значительный по объему чекан полновесных золотых статеров при царе Асандре и его преемниках, правивших на рубеже эр и в первые десятилетия I в. н.э. Обильные выпуски золота продолжались фактически без перерывов вплоть до конца правления Котиса I, а затем после некоторой паузы были продолжены. Эти золотые монеты по весу приравнивались к римским ауреусам, и параллельно на рынок было выброшено очень много медных монет, в том числе отчеканенных в крупнейших боспорских полисах — Пантикапее и Фанагории под римскими названиями Кесария и Агриппия168. Регулярный выпуск царских золотых монет в I — III вв. н.э. подтверждает подъем ремесла и торговли на Боспоре, которые зависели от отношений с Римской империей. Их полновесный чекан стал возможен по причине
ежегодных субсидий, которые боспорцы получали из восточных римских провинций, преимущественно из Понта и Вифинии (Luc. Alex, vel Pseudopr. 57), или даров римских императоров (Zosim. I. 31. 1). Проверенные каналы финансовой помощи, предназначенной укрепить военную и оборонную мощь царства, способствовали подъему внешней торговли, благодаря которой римские изделия попадали на рынки Боспора и областей, населенных сарматами и другими варварами. Это одна из причин, почему боспорские золотые статеры приравнивались по весу и стандартам к римскому золоту. Одновременно большие группы ремесленников и торговцев, деловых людей и просто обездоленных, которых было в то время немало в Малой Азии и других регионах Римской империи, устремились на Боспор, поселились в его столице Пантикапее и других городах, чтобы наладить производство различных изделий и затем выгодно продавать их на варварской периферии. Римские власти были крайне заинтересованы видеть Боспорское царство сильным и вассально зависимым от них государственным образованием, которое смогло бы стать надежным щитом для римских границ на северо-востоке и востоке, буфером между имперскими владениями и варварами-номадами, в основном сарматами-аланами. Поэтому римляне делали многое для процветания экономики Боспора, укрепляли его армию и даже помогали строить фортификационные сооружения.
Ремесла и торговля зависели на Боспоре от подъема полисной экономики и благодеяний со стороны царской власти. Это обуславливалось развитием аграрных отношений, освоением окрестных земель — основы любой древней экономики. Поэтому стимулирование аграрного производства стало базой для общего расцвета Боспора в первые века нашей эры. Отражением этого стала заметная рустификация крупнейших городов, тесная связь между их урбанистической структурой и такими отраслями сельского хозяйства, как виноградарство, виноделие и выращивание зерновых. Последнее всегда было главным источником благоденствия Боспорского государства. Вот почему основной причиной общего подъема благосостояния и экономического развития Боспора на рубеже нашей эры и в первые века римской эпохи следует считать прочный базис земельных отношений, который сочетал в себе прежнюю полисную систему, включавшую теперь ближнюю полисную хору, и эллинистическую структуру в виде образовавшейся царской хоры, в состав которой вошли бывшие полисные владения, ранее относившиеся к категории так называемой дальней хоры полисов.
Археологическое изучение сельской территории Боспора показывает, что большая часть укреплений типа катойкий, располагавшихся на царской земле еще со времени Митридата
Евпатора и его ближайших преемников, продолжала существовать в течение I — III вв. н.э. Боспорские цари обустраивали царскую хору, сооружая на ней новые крепости, укрепленные поселения и усадьбы. В 60-х годах I в. н.э. был основан Илурат, крупное укрепление в глубинных районах Керченского полуострова, который стал процветающим городским центром в конце I — II в. н.э. Он имел прямоугольный план, мощные башни и оборонительные стены, жилые и хозяйственные кварталы из домов полуаграрных-полувоенных поселенцев169. Немного позднее появился город Савроматий (см. выше), на рубеже I — II вв. н.э. возникло мощное укрепление Белинское близ Узунларского Вала170, на протяжении I —III вв. н.э. были перестроены и серьезно укреплены поселения Новоотрадное, Андреевка Северная, Багерово Северное и многие другие171. Все они были приведены в соответствие с планами постройки укреплений на хоре, которые разрабатывались еще при Митридате Евпаторе, Фарнаке, Асандре, Динамии, Аспурге, как и крепости азиатского Боспора. Там почти все они были разрушены во время войны с аланами в конце I в. н.э.172 После этого из-за новых угроз нападений кочевников-сарматов и тавро-скифов обороноспособность укрепленных поселений была усилена, появились новые крепости на Керченском полуострове и на азиатском Боспоре. С этими событиями можно связать второй строительный период в Илурате, основание Савроматия, городища Тасуново и других173. На азиатской стороне царства реконструкция и перестройка укрепленных поселений с сохранением планов построек предшествующего времени завершились примерно к середине II в. н.э., что наглядно показывает пример с цитаделью
Патрея174. Все эти укрепления — катойкии — были призваны защищать царскую хору от агрессии извне, главным образом от варваров-сарматов, когда большинство поселений лежало в руинах. Опора на систему поселений-катойкий на царской хоре, как при Митридатидах, показывает, что боспорские правители I —III вв. н.э. проводили ту же политику. В царствование Митридата Евпатора и Фарнака, но особенно при Асандре, Динамии и Аспурге, экономика Боспорского царства стала очень быстро развиваться во многом вследствие усиления царской хоры и интенсификации торговых связей городов и внутренних районов. Это позволило вывести Боспор из кризиса, наступившего при поздних Спартокидах175. Цари, правившие на Боспоре в I —II вв. н.э., также уделяли внимание царскому землевладению, процветанию городов и хоры. Так что подъем ремесел, торговли и сельского хозяйства мог быть следствием сохранения некоторых эллинистических традиций, заложенных еще при Митридате Евпаторе. Одним из главных звеньев такой политики было использовать варваров, включая сарматов, в качестве воинов и военно-хозяйственных поселенцев на царской земле. Это привлекало ираноязычных кочевников к тому, чтобы селиться на хоре и в городах, и действительно внешне напоминало "сарматизацию". Укрепление поселений на царской земле, создание военно-хозяйственных агломераций типа катойкии, основными насельниками которых выступали оседавшие на землю сарматы, было достигнуто благодаря дружественным отношениям с меотами и сарматами. Сказалось привлечение некоторых из их представителей для обработки земель и для развития ремесла в городах. Сарматская аристократия в свою очередь извлекала для себя от этого выгоду, так как в военное время это позволяло ей получать добычу, а в мирное — дары, субсидии и доходы от торговли. Последнее приобщало ее к греко-римским традициям и обычаям, эллинскому образу жизни, культивируемому в городах. Система сильных укреплений по всей территории Боспора, населенных варварами и выходцами из Малой Азии, лишенными земли на родине, служила прочной защитой городов, обеспечивая их безопасность и экономическое процветание. Торговый обмен с сельскими районами царства вызвал необходимость объединить хозяйственные и жилые комплексы в домах городских жителей, и многие из них
становились богаче от товарообмена с царской хорой. Одновременно этот процесс пополнял царскую казну, что открывало возможность привлекать на службу все большее число варваров. Поэтому главным принципом возрождения могущества Боспорского царства в первые века нашей эры была не банальная "сарматизация" всех и вся, когда сарматы заполнили многие сферы жизни, а прежде всего сохранение эллинистических традиций, заложенных еще в I в. до н.э. Со времени правления императора Тиберия, а может быть, еще при Августе, такая политика целиком отвечала интересам Римской империи, поощрявшей военно-хозяйственную структуру Боспорского царства как вассального эллинистического государственного образования. Поэтому правомернее, наверное, говорить не о сарматизации Боспора, а об эллинизации окружавшего Боспор варварского населения. Это превращало варваров в подданных боспорских царей, привлекало к ним на службу и в конечном итоге отвлекало от вторжений в пределы царства. В то же время использование сарматского опыта, в частности в военном деле и ремесле, обеспечивало взаимовлияние и взаимодействие греко-римских и варварских иранских традиций, что являлось основой для развития Боспорского государства по эллинистическому пути.
Если раньше греческие полисы под властью Спартокидов служили главным проводником эллинских традиций для местного населения, то со времени Митридатидов и при Тибериях Юлиях таким проводником эллинизма стали царские земельные владения и вписавшиеся в них города Боспора. Характерной чертой политики боспорских царей в римскую эпоху было предоставлять ограниченные полисные свободы городам, что проявлялось в праве владеть собственной хорой и иногда даже чеканить свою монету, как при Асандре и Динамии. Хотя, начиная с правления Аспурга, боспорские полисы монет не чеканили, они сохраняли некоторые привилегии и самоуправление, обусловленные обладанием небольшой земельной округой. Это подтверждает действие в Горгиппии в I в. н.э. так называемого "Евпаторова закона о наследовании", который касался наследования недвижимости на полисной хоре гражданами — членами полисной общины — и всей общины в целом. Это династия инициировала создание специальных округов со своими управляющими: в особые округа были выделены Феодосия и Горгиппия со своими земельными владениями (КБН. 1115, 1119, 1129, 1132, 1134, 1214 - Горгиппия; 36, 64, 1130 - Феодосия), остальные города вошли в состав округов из царских владений, хотя и сохранили часть своей хоры176 вплоть до
конца античности177. В I —III вв. н.э. Пантикапей-Кесария и Фанагория-Агриппия имели свои органы управления — Совет и Народное собрание, но с ограниченными полномочиями. В римский период жители Пантикапея ощущали себя общиной граждан (КБН. 132, 138, 140), такие этниконы, как "пантикапеец" (КБН. 1048), "гермонасец" (КБН. 495), "фанагориец" (App. Mithr. 7; IGUR. II. 1. 567) использовались довольно часто, а архонты — полисные магистраты — продолжали выполнять свои обязанности, как и раньше (КБН. 1051). Но они утратили свои общебоспорские функции "архонтов Боспора и Феодосии", как при Спартокидах, полисных тиранах, сохранив лишь локальное значение в каждом из полисов, ибо власть теперь осуществляли цари "всего Боспора", а не тираны-архонты. В 234 г. н.э. даже такой маленький город, как Китей, величал себя "общиной китейцев" (ή πατρίς Κοιτειτών) и за ее счет выстроил храм (КБН. 942)178. Этот термин в римское время обозначал тех, кто считался потомками граждан первого поколения, т.е. "отцов-основателей" города179. Китей тратил свои средства на строительство, следовательно, он имел собственные финансовые структуры и выступал самостоятельно как минимум в сфере денежной политики. Ведь Боспорское царство имело царскую казну (КБН. 1096), но она не выделила денег на постройку храма в Китее, переложив все расходы на городскую общину.
На Боспоре имелись различные фискальные и финансовые магистраты: специальная коллегия οί έπί τοΰ προσοδικοΰ έπιστολογραφίου — "служащие приходной канцелярии" (КБН. 519, 1247), ведавшие государственными доходами, очевидно, налогами, данью и поборами, поступавшими в царскую казну; о περί αύλήν γαζοφύλαξ — хранитель царской казны, вероятно, ответственный за поступление денег в казну, которые шли на содержание царского двора (КБН. 45, 49); ίερων οικονόμος — распорядитель финансов фиасов и прочих религиозных и культовых союзов, он мог также отвечать за средства на культовые церемонии, которые отпускала царская администрация; εγκυκλίων οίκονόμος — вероятно, государственный чиновник, следивший за налогами (КБН. 1134)180. В 130 г. н.э. Совет и Народ Фа-
нагории-Агриппии поставил статую царя, потратив на это деньги из της πολιτικής προσόδου (КБН. 982) — как полагают, из государственных доходов, однако слово ή πολιτική указывает, что это деньги из казны полиса. Если сравнить с тем, что мы видели на примере Китея, то можно заключить, что некоторые города римского Боспора имели доходы, которые использовались на нужды полисов. Это подтверждает ограниченное самоуправление городских общин в рамках Боспорского царства. Несомненно, часть доходов они отдавали в царскую сокровищницу, а остальное оставляли на свои нужды, и эти средства находились в компетенции εγκυκλίων οικονόμοι, как в Горгиппии.
Гражданская община (πολειτών) засвидетельствована во второй половине II в. н.э. в Горгиппии (КБН. 1150). Она представляла собой административную единицу — полис со своими органами управления, булэ и Народным собранием (демосом) (КБН. 1118)181. Есть сведения о Народном собрании в Пантикапее и Фанагории. Танаис, всегда занимавший особое положение среди городов Боспорского царства, также сохранил ряд черт гражданской полисной общины и своих городских магистратов: стратега граждан (КБН. 1237), эллинарха, архонта танаитов (КБН. 1242, 1243, 1245 и др.). Даже назначение туда царских посланников-пресбевтов указывает на пережитки полисного самоуправления (КБН. 1243, 1245). Появление этих чиновников, неизвестных в других городах, можно объяснить следующим. Танаис был основан как "эмпорий варваров", т.е. как греческий центр в стране, населенной варварскими племенами, и оттого не был полностью интегрирован в Боспорское царство. Страбон называет его общим торговым центром азиатских и европейских кочевников, а также греков, которые прибыли на кораблях с Боспора, и называет боспорских греков в качестве его основателей (VII. 4. 5; XI. 2. 3). Плиний Старший уточняет, что они были выходцами из Пантикапея (ΗΝ. VI. 21). Изначально торговые функции Танаиса вызвали деление его на собственно "город" (ή πόλις) и "эмпорий" (τό έμπόριον), а также "торговцев" (οί έμποροι), которые жили в эмпории. Эту структуру подтверждают надписи, римского времени, и она соответству-
(вероятно, чиновника, который отвечал за деньги из государственной казны, находившиеся в личном распоряжении царя) см.: Кругликова И.Т. Новые эпиграфические памятники из Горгиппии // ВДИ. 1967. № 2. С. 14. № 9; Болтунова А.И. Новая надпись из Горгиппии и несколько замечаний об организации управления государственными доходами Боспорского царства // Eirene. 1968. VII. Р. 70 ff.; Алексеева Е.М. Античный город Горгиппия. С. 59.
ет сведениям Страбона и других авторов о Танаисе как торговом пункте кочевников и боспорских греков, но не только собственно боспорского происхождения (КБН. 1243, 1244, 1252, 1257). В городе был, очевидно, особый квартал, который могли занимать торговцы, в том числе и иноземные. Поэтому правители Боспора должны были назначать туда своих представителей для ведения переговоров с кочевниками и иностранными купцами, они должны были также следить за торговыми сделками, чтобы часть доходов могла поступать в царскую казну. Пресбевты царей в Танаисе были призваны защитить его жителей от различных врагов, которые во множестве обитали в его округе. Такой тип отношений Боспорского царства и отдаленного эмпория был ранее апробирован на Елизаветовском городище, где также был специальный торговый пункт боспорских эллинов уже с конца IV в. до н:э. в виде отдельного квартала в городе182. Вот почему по своему официальному положению пресбевт — это чиновник, "посланный царем в эмпорий", очевидно, представитель высшей боспорской аристократии, приближенный ко двору в Пантикапее (КБН. 1237). Этот его статус сохранялся вплоть до римской эпохи.
После разрушения Танаиса понтийским царем Полемоном I роль и значение этого города резко пошли вверх, особенно в императорское время. Он был превращен в едва ли не главный торговый пункт, через который осуществлялись коммерческие операции с населением Нижнего Дона и Меотики, где заключались сделки, подписывались торговые договоры, велись посреднические дела с окружающими варварскими племенами. В эти сделки активно включались и иноземные купцы, и это обстоятельство требовало присутствия царского легата — пресбевта. Из всех боспорских городов Танаис был ближе всех расположен к сарматским кочевникам и по этой причине имел в своем составе немало лиц иранского происхождения, полугреков-полуварваров, а также прямых выходцев из варварской среды. Многие сарматы и меоты, дружественные Боспору, считали город главными воротами, через который они могли попасть в пределы Боспорского царства и далее в греко-римский мир Восточного Средиземноморья. Это требовало специальных чиновников-посланников царя, которые отвечали бы за связи боспорских купцов и римских негоциантов с варварами.
Знаменательно, что один и тот же чиновник мог замещать сразу две должности — пресбевта в Танаисе и наместника над царскими землями (ό έπί της βασιλείας - КБН. 1249). Танаис имел в своем подчинении обширную сельскую округу и укреп-
ленные поселения в устье Дона, которые энергично развивались с середины I в. н.э. Это городища Подазовское, Темерницкое, Кобяковское, Сухо-Чалтырское, Мокро-Чалтырское, Нижне-Гниловское, Хопровское и т.д. Это был "регион танаитов" — полуаграрных-полувоенных поселенцев, которыми командовали лохаги, царские военные (КБН. 1251а). Это была уже не городская хора, а земля, попадавшая по боспорским меркам в категорию царской (впрочем, Танаис, первоначально простой эмпорий, мог не иметь полисной хоры, так как в нем были лишь общины торговцев и граждан эллинского происхождения, подчиненные эллинархам и стратегам граждан, составлявших гражданское ополчение — КБН. 1237, 1256). После своего возрождения в I в. н.э. Танаис был вначале полуаграрным поселением, а затем центром окрути или района на царской хоре, оттого и глава городской власти, царский магистрат высшего разряда — "посланник царя" — автоматически превратился в "наместника над царскими землями" или являлся "наместником аспургиан", т.е. главой, предводителем военно-хозяйственных поселенцев на царских землях в Синдике (КБН. 1246, 1248).
Назначение в Танаис "начальника аспургиан" в качестве пресбевта царя очень любопытно. Ведь город был возрожден именно при Аспурге и служил ему опорным пунктом на Нижнем Дону, за что и пострадал от действий Полемона I, стремившегося покончить со сторонниками Аспурга, претендовавшего на престол. Тогда же или немного позднее в окрестностях Танаиса появились укрепления военно-хозяйственных поселенцев, из которых многие явились на Нижний Дон из Восточной Меотиды и Прикубанья. Это были меоты и местные сарматы, уже вовлеченные в военную структуру Боспорского царства 183. Поэтому правитель царских земель и "начальник аспургиан" как никто иной должен был наблюдать за организацией и функционированием укрепленных поселений, военной и хозяйственной деятельностью их жителей, призванных выполнять примерно такие же задачи, какие возлагались на аспургиан, обитателей военно-хозяйственных поселений на азиатском Боспоре. В его подчинении мог находиться лохаг танаитов, командующий катойками на Нижнем Дону в военное время. Иерархическая структура танаисских городских и царских магистратур, равно как и администрация в Горгиппии и Феодосии, показывает, что политические, административные и аграр-
ные отношения в городах Боспора и на их сельской периферии находились под прямым контролем царей, являвшихся верховными собственниками земли в государстве, как в эпоху классического эллинизма. Можно выделить только некоторые черты собственно полисного землевладения в это время: это упоминавшийся выше "Евпаторов закон о наследовании" в Горгиппии и фрагмент надписи II в. н.э. из Пантикапея, в которой отмечены границы либо одного большого земельного надела, либо всей хоры полиса Пантикапея (КБН. 837)184. Документы такого рода из Истрии, Каллатиса, Дионисополя185 делают последнее предположение весьма вероятным. Пантикапейская надпись устанавливала размеры полисной хоры столицы в рамках общей структуры землевладения в Боспорском царстве. Ведь нельзя забывать, что в дорийскую эпоху хора Пантикапея была самой протяженной, поэтому после реорганизации системы землевладения при преемниках Митридатидов и выделения обширных доменов царских земель потребовалось засвидетельствовать новые реалии и обновить границы полисных владений. Сохранились сведения о полисной хоре Феодосии186 и Нимфея187, в наших руках есть также материалы о хоре римской Гермонассы, в частности об одном из поселений Волна-1 188. Можно с некоторой долей осторожности выдвинуть предположение, что в общих чертах полисное землевладение сохранялось в пределах тех же городов, что и в спартокидовское и митридатовское время. Но размер полисной хоры, естественно, был существенно урезан.
Соединение полисного и царского землевладения в единое целое в рамках государства давало толчок сельскохозяйственному производству, торговле и ремеслу, обслуживавшим сельское население. Этот процесс должен был привлекать на Боспор ремесленников и торговцев, а также сармат, скифов, меотов и прочих соседей. Так сохранялись полисные свободы, что отвечало интересам римских властей, ибо укрепляло римско-боспорские экономические отношения, содейство-
вало росту импорта римской продукции. Многим из боспорских царей, проводников такой политики, были оказаны почести в I —II вв. н.э. как в причерноморских городах Империи, так и в других местах (КБН. 44, 46, 54, 55, 57, 58).
Эллинистическая структура земельных отношений, питавшая существовавшую на Боспоре политическую систему в виде монархии эллинистического типа, экономический обмен между городами царства, Римской империей и варварской периферией действовали крайне эффективно на протяжении I — первой половины III в. н.э. В своей основе все это сформировалось при Асандре, Динамии и Аспурге, поддержавших и приумноживших митридатовские традиции189. Расцвет Боспора объяснялся еще и таким на первый взгляд парадоксальным обстоятельством, что со времени Тиберия, но особенно после Нерона, римляне содействовали сохранению митридатовских традиций и эллинистических производственных отношений в вассальном царстве, ибо поняли, что только эллинизация, а не насильственная романизация станет подспорьем в удержании варваров от агрессивных акций. Поэтому Боспорское царство в императорский период стало довольно развитым эллинистическим государством, вассальным Римской империи.
Процесс сарматизации, заметный уже на рубеже нашей эры, наслаивался на митридатовские эллинистические традиции. Однако в целом греки Боспора и римляне опасались сильного сарматского влияния, так как сираки, аорсы, аланы, тавро-скифы, сатархи и другие племена время от времени превращались во врагов Боспора. Чтобы приуменьшить опасность их нападений, правители Боспорского царства поддерживали введенную в свое время Митридатом Евпатором и Фарнаком тенденцию привлекать варваров и использовать их потенциал, главным образом военный и хозяйственный, для нужд Боспора, отвлекая их от агрессивных поползновений. Отражением этой тенденции стало сочетание полисных отношений и царского землевладения на Боспоре. В этом также одна из причин, почему на протяжении I —III вв. н.э. в Боспорском царстве сформировалось множество религиозных и профессиональных союзов — фиасов, важного инструмента эллинизации местного населения. Царская, полисная и храмовая земельная собственность вкупе с индивидуальным землевладением привела к образованию больших производственных комплексов, тесно вза-
имодействовавших с сельским хозяйством, что втягивало население в производство и активную хозяйственную деятельность, опять-таки отвлекая от грабежей и нападений на хору. В этом заключалась реальная основа быстрого подъема экономики и торговли. Поэтому не сарматизация выступила движущей силой экономического прогресса на Боспоре в первые века нашей эры, а сохранение в достаточно полном объеме эллинистических традиций, заложенных еще при Митридатидах, и прежде всего перераспределение земли в сторону укрупнения царского землевладения в сравнении с отжившими свое полисными земельными отношениями эпохи Спартокидов.