Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

17

 

Colles с Капитолием были связаны между собой, что направляло их развитие в сторону полиса. К сожалению, точного определения этого понятия Паллотино не дает.

Для современной зарубежной историографии римской истории характерно активное применение языковых материалов и результатов лингвистических исследований к изучению древнейшего Рима. Особенное значение имеют работы итальянских ученых Ф. Рибеццо [32], Дж. Девото [33] и Э. Перуцци [34]. Исследователи устанавливают наличие различных италийских компонентов в языке первоначального Рима, что, с одной стороны, подтверждает сообщения античной традиции о росте его народонаселения, а с другой уточняет наши представления об этом процессе. Вместе с тем благодаря усилиям лингвистов значительно продвигается вперед решение проблемы ранней римской культуры, в том числе культурных влияний на Рим. Эта проблема смыкается по сути дела с проблемой римской метрополии.

Критика античной традиции, накопление языковых и археологических материалов и особенно успехи в области этрускологии привели к тому, что некоторые исследователи, оставляя в стороне сообщения античных авторов об основании Рима выходцами из латинского центра Альбы Лонги, стали считать Рим едва ли не этрусским городом уже при Нуме (Ф. Рибеццо), либо сабинской колонией (А. Бернарди [35] и Э. Перуцци [36]). Таким образом, в последнее время языковые данные привлекаются итальянскими учеными не для обоснования теории автохтонизма в его различных аспектах, а служат основанием для постановки и разрешения широкого спектра, вопросов истории древнейшего Рима.

Попытку рассмотреть с марксистских позиций историю архаического Рима являет собой работа известного историка из ГДР Р. Гюнтера [37]. Переход от родового строя к рабовладельческому поставлен им в связь с имущественной дифференциацией, классовым расслоением и возникновением государственного аппарата. Развитие этих процессов датируется временем между IX и V вв. до н. э. Но о наличии государства в Риме, по мнению Гюнтера, можно говорить лишь с конца VII — начала VI в. до н. э. Древнейшее Римское государство, по мысли Гюнтера, трансформировалось: в начале VI в. оно базировалось на системе курий, а с конца VI — начала V в. до IV — III вв. — на центуриях. Обе стадии принадлежат государству переходного перио-

---------------------

[32] Ribezzо F. Numa Pompilio e la riforma etrusca della religione primitiva di Roma. — Rendiconti della Accademia Nazionale dei Lincei, 1951, v. V, f. 11 — 12, p. 553 — 573.

[33] Devоtо G. Gli antichi italici. Firenze, 1951; Idem. Le origini tripartite di Roma — Athenaeum, N. S. 31, 1953, v. 41, p. 335 — 343.

[34] Peruzzi E. Aspetti culturali del Lazio primitivo. Firenze, 1978; Idem. Mycenaeans in early Latium. Roma, 1980,

[35] Bernardi A. Periodo sabino e periodo etrusco nella monarchia romana. — RSI, 1954, f. 1, p. 5 — 20.

[36] Peruzzi E. Origini di Roma, v. I. Bologna, 1970. [37] См.: Гюнтер Р. К развитию социальной и имущественной дифференциации в древнейшем Риме. — ВДИ, 1959, № 1, с. 52 — 83.

 

 
18

 

да, который не может быть еще назван рабовладельческим. Предложенное Гюнтером конкретное изучение социально-экономических предпосылок возникновения государства, а также идея эволюции государства в раннем Риме, высказанная им, представляются плодотворными. Однако начало царской эпохи в работе Гюнтера фактически осталось за бортом его исследования.

В отечественной дореволюционной и в советской исторической науке изучение проблемы раннего Рима тоже зависело от состояния источниковой базы и оценки ее достоверности. Так же, как и в зарубежной науке, интерес к древнейшему Риму постепенно нарастал, хотя вплоть до послевоенного времени царский период освещался только в общих работах.

Советских ученых отличает принципиально иной, чем в зарубежной историографии, подход к изучению данных источников. Исходя из марксистских представлений о поступательном ходе исторического процесса, об общественно-экономических формациях, советские историки обратили внимание на формационную принадлежность царского Рима.

Еще в книге С. А. Жебелева «Древний Рим» (1920) история Италии в целом признавалась достоверной только со времени великой греческой колонизации, и не отвергались исторические зерна преданий о царской эпохе в Риме. В ней допускалась историчность всех царей, кроме Ромула-эпонима и Тарквиния Суперба, который расценивался как дупликация Тарквиния Приска.

Во II части «Истории античного общества», написанной в 1936 г. С. И. Ковалевым, было уделено внимание проблеме населения доримской Италии. Решалась она с позиций теории Н. Я. Марра о стадиальности языкового развития и отрицания роли миграций. Стадии неоэнеолита (III тыс. до н. э.) соответствовала, по мысли С. И. Ковалева, эпоха матриархата, представленная лигуро-сикулами. Во II тыс. был осуществлен переход к эпохе бронзы и вместе с тем — к патриархату. Это было этрускоидной этнолингвистической стадией. Начало I тыс. означало зарю железного века и одновременно усиление социальной дифференциации, выделение знати. В этот период в одних местах Италии этрускоидное состояние стабилизируется, появляются собственно этруски, а в других из него выделяются индоевропеоидные элементы: италики, галлы. Не принимая исходных позиций и выводов С. И. Ковалева в части этнической истории, считаем нужным отметить его попытку наметить процесс социальных изменений в древнейшей Италии. Царскую эпоху С. И. Ковалев расценил как время позднеродового строя. В соответствии с тезисом Нибура, патриции и populus тогда в понимании С. И. Ковалева совпадали. Таким образом, в советской науке была определена формационная принадлежность царского Рима.

В I части «Очерков по истории древнего Рима» В. С. Сергеева (1938) древнейший Рим рассматривается как один из городов Лация. Признавая скудность и зачастую ненадежность античных преданий, автор отмечает значение в этих условиях археологических, лингвистических и антропологических данных и считает возможным воспроиз-

 

19

 

вести социальный облик и тенденции социально-экономического развития царского Рима. По его мнению, Рим царей — это родовое общество, но при Тарквиниях там сформировалось государство и произошло превращение oppidum в urbs. Так в советской историографии было высказано положение о процессе развития общества в пределах царской эпохи.

Это положение нашло свое дальнейшее развитие в книгах С. И. Ковалева (1948) и Н. А. Машкина (1947, 1950, 1956), однако конкретизировалось оно ими по-разному. У С. И. Ковалева Римская община царской эпохи признавалась патрицианской и определялась как «примитивный город-государство с типичными чертами «военной демократии». Если учесть, что rех понимался ученым, скорее, как племенной вождь, то социальное содержание царской эпохи оказывается достаточно неопределенным, поскольку государство с племенным вождем во главе являет собой соединение несоединимого. Н. А. Машкин дал точное определение. Он назвал царскую эпоху переходной от первобытнообщинного строя к классовому обществу. Опираясь на работу Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», он подчеркивал, что применительно к царскому времени термин «гех» должен пониматься как племенной вождь, а царская эпоха вообще — как период военной демократии, но не на всем ее протяжении. Эта стадия закончилась реформой Сервия Туллия, завершившей переход Рима к государству. Представление о царском времени как о периоде военной демократии утвердилось в нашей науке, как показывает нам пример книги Ю. И. Семенова «Как возникло человечество» (1966).

В послевоенные годы в советской историографии античного Рима стали появляться работы, специально посвященные раннему Риму. В работе «История римского народа в античную эпоху. Часть I. Древнейший период. Возникновение классового общества и государства в Риме» (Ученые записки МГПИ, т. 48. М., 1947) В. Н. Дьяков считает общество, представленное палеолитической, неолитической, халколитической культурами, а также эпохи бронзы и раннего железа Италии «доисторическим». Переходом к историческому времени он называет культуру виллановы. Античная традиция о возникновении Рима оценивается В. Н. Дьяковым в духе гиперкритики, не содержащей исторического зерна, за исключением воспоминания о былом преобладании в Лации Альба Лонги, что подтверждается раскопками. Рим на протяжении первых двух-трех веков правления царей, по мнению В. Н. Дьякова, прошел ступени матриархата, а во время существования объединенных поселений на холмах и патриархата. Исконный populus определяется им как неустойчивое объединение замкнутых, самостоятельных родов — gentes, бывших примитивными, по преимуществу пастушескими общинами-коммунами, как родовые общины, характеризуемые родовой собственностью на землю и коллективным использованием пастбищ. Избытки скота, оружие, домашние вещи составляли частную собственность, а полевые участки под зерновые подвергались периодическим переделам.

 

20

 

С ростом производства и усилением частной собственности выделились экономически сильные «старшие» роды, а внутри родов — родовая аристократия, патриции. Остальные члены родов противостояли им как зависимые клиенты. Вообще римско-италийское общество первой половины I тыс. до н. э., по мнению В. Н. Дьякова, было неким промежуточным состоянием «между тем, что описывает Гомер, и тем, что изображают Гесиод и Солон», с тенденцией плебеев к превращению в подобие спартанских илотов: римско-латинская система управления сравнима с древнегреческой военной демократией. Она носит общественно-распределительный, догосударственный характер. Начиная с VII в. до н. э. с усовершенствованием техники железа наступает переход к земледельческому хозяйству, а громоздкий род постепенно заменяется в хозяйстве подвижной индивидуальной семьей. Конец царской эпохи в Риме, согласно В. Н. Дьякову, был временем полного разложения родового строя. Мы видим, что в работе В. Н. Дьякова царская эпоха оценивалась с точки зрения ее формационной принадлежности. Но римское общество того времени оставалось, по мысли автора, в пределах родового строя, хотя на последнем этапе и подвергшегося полному разложению.

В 1958 г. появилась статья Л. А. Ельницкого о древнейшей римской государственности и культуре [38]. Автор исходит из признания значительных успехов в изучении археологических и лингвистических материалов, достигнутых мировой наукой, открывающих новые возможности для объективной оценки письменной традиции о древнейшем Риме. На этой основе он усматривает достоверность представлений о Септимонтии. Возражая против взглядов Омо на Септимонтий как на лигу, подобную лигам латинских и этрусских городов, Л. А. Ельницкий видит в нем объединение трех первоначальных триб «возможно не только по территориально-общинному, но и по этническому принципу». Сопоставляя данные традиции о первых четырех царях с материалом богатой эсквилинской могилы VII в. до н. э., наполненной этрусским вооружением, автор пытается реконструировать социальные отношения этого периода. Он считает, что это было время распада родов и усиления влияния царей и их дружин и борьбы земледельческой родовой знати с торгово-ремесленными элементами, поддерживаемыми царями. В статье прослеживается проникновение этрусков и их культуры в Лаций не позднее чем с начала VII в. до н. э. Признавая огромное влияние этрусков на Рим в области материальной культуры, Л. А. Ельницкий вместе с тем подчеркивает, что в отношении «государственности Римская община содержала в зародыше организацию такой силы и устойчивости, о которой децентрализованные этруски, культурно и этнически разношерстные, не могли и мечтать». Характеризуя социальное развитие Рима при этрусских царях, исследователь отмечает рост рабства в его патриархальных формах. Это явствует особенно из участия рабов в культах Ларов и празднестве

---------------------

[38] См.: Ельницкий Л.А. У истоков древнеримской культуры и государственности. — ВДИ, 1958, № 3, с. 142 — 156.

 

 
21

 

Сатурналий. Как видно, Л. А. Ельницкий характеризовал социально-экономическое развитие раннего Рима как интенсивное и, можно сказать, стремительное в социально-экономическом отношении с ранним зарождением государственности.

В своей книге «История раннего Рима и Италии» [39] с подзаголовком «Возникновение классового общества и государства» А. И. Немировский привлекает обширный круг научной литературы, широко использует новый археологический материал. Формирование Римского государства он рассматривает в общеиталийском контексте, по возможности прослеживая процессы социального и культурного развития в Лации у фалисков, сикулов, осков, умбров, у жителей Пицена, у этрусков и италийских греков, а также у кельтов в начале железного века. Он разделяет точку зрения на патрициев как на первоначальное население Рима, входившее в родовую организацию и комплектовавшее из своей среды сенат. Члены сената были patres, которые позднее противопоставлялись сенаторам непатрицианского происхождения, называвшимся conscripti и adiecti. Вслед за Н. А. Машкиным и другими советскими учеными, А. И. Немировский говорит о римской familia как о продукте распада рода. Но первоначальная familia не была еще моногамной семьей, а относилась к типу домашней, или семейной, общины.

А. И. Немировский полагает, что разложение родо-племенного строя происходило в период возникновения Рима. Чтобы лучше представить этот процесс, он привлекает материал о первоначальных формах поселения в Италии, начиная с террамар, — oppida ингавнов, сикульских кастелей, до этрусских городов-государств, — и останавливается на характере этрусской, греческой и ранней римской колонизации. Превращение Рима в государственное образование рассматривается в книге в связи с теми экономическими сдвигами VI — первой половины V в. до н. э., которые сделали невозможным существование первобытных отношений, а затем и преобладание родовой аристократии в Риме.

Отметим, что в содержательном труде А. И. Немировского использованы применительно к древнейшим селениям на территории Италии термины: город-государство, полис, oppidum, castellum, urbs, civitas, «города типа полис». Как правило, они применяются автором для характеристики разных типов городского поселения и только слово civitas наполняется не вполне определенным, но более широким содержанием. Видимо, civitas понимается А. И. Немировским как примитивное государство. Во второй части своего труда [40] проблему возникновения классового общества и государства А. И. Немировский рассматривает в ином аспекте. Он ставит перед собой цель изучить идеологическое оправдание социальных порядков, складывавшихся в период разложения первобытных отношений, проследить роль рели-

---------------------

[39] См: Немировский А. И. История раннего Рима и Италии. Воронеж, 1962. (См. особенно с 134 — 153).

[40] См: Немировский А. И. Идеология и культура раннего Рима. Воронеж, 1964. (См. с. 30 — 48, 52, 118 — 119, 130).

 

22

 

гии, дававшей идеологическое обоснование утверждению частнособственнических отношений, господству рабовладельческой аристократии и рабства. А. И. Немировский выясняет эволюцию римской религии в ее зависимости от общественной трансформации. Так в культах Пенатов, Манов и Ларов, Юноны Люцины и Di Nixi выявляются черты родового общества; смена культа матери культом отца отражена в выделении Вейовиса. Далее прослеживаются отголоски тотемистической ступени развития религии, стадия индивидуализации богов из первоначального их множества, переход от родового деления общества к территориальному в изменении характера numina: Pales>Palatium, Quirinus>Quirinalis. Боги родовых коллективов превращались в представителей территориальных единиц, затем верующий обращался к божеству уже не от имени коллектива, а от собственного имени. Изменялся и культ, наряду с сельскими праздниками появлялись их городские варианты. С ростом социальной иерархии выдвигались культы, представленные усилившимися социальными слоями. Те же социально-экономические сдвиги сказывались и на организации культа. Постепенно коллегии жрецов, объединенных по родо-племенному принципу, заменялись коллегиями, входившими в состав государственного аппарата.

Среди трудов советских историков, касающихся важнейших вопросов истории раннего Рима, должна быть названа книга Л. А. Ельницкого [41]. Царская эпоха не составляет основной части этого труда. Но предмет исследования Л. А. Ельницкого настолько важен, что не учесть проделанную им работу невозможно. Автор монографии с доверием относится к традиционной хронологии и связанным с ней социально-историческим фактам, отмечая вместе с тем сложность нарративных и эпиграфических источников, которые, однако, отражают подчас некоторую социальную неопределенность в повседневной жизни. Поэтому он в своем исследовании вынужден прибегать к аналогиям. Автор говорит о появлении рабства в Италии задолго до возникновения государства, в конце эпохи бронзы, т. е. на рубеже II и I тыс. до н. э. Это патриархальное рабство сопоставимо, по его мнению, с первоначальной клиентелой. Вместе с тем значительная часть плебса была генетически связана с клиентами. Эти формы зависимости первоначально сосуществуют и трудно разграничимы.

Прослеживая зарождение рабовладельческой эксплуатации, Л. А. Ельницкий касается и проблемы возникновения Рима — города и Рима — государства. Эти исторические явления он считает разновременными. Город как укрепленный пункт и как центр ремесла и торговли появился в VIII — VII вв., государство же образовалось в VI в. до н. э. Отсюда выявляется представление автора о разном содержании упомянутых терминов. Полагая, что город зарождался из объединения латинян и сабеллов под этрусским давлением, Л. А. Ельницкий говорит о «небольших латино-сабелльских общинах, распола-

---------------------

[41] См.: Ельницкий Л. А. Возникновение и развитие рабства в Риме в VIII-III вв. до н. э. М., 1964. (См. особенно с. 21 — 24, 31, 126).

 

 
23

 

гавшихся на римских холмах». Однако соотношения между категориями — община, город и государство — он не устанавливает.

Специально происхождению Рима посвящена монография Ф. М. Нечая [42]. Он учитывает результаты новых раскопок в Риме, но основой своего исследования делает античную традицию, безоговорочно доверяя ей. Возникновение Рима Ф. М. Нечай рассматривает в общеантичном контексте: город вырос в результате синойкизма родовых поселков .на холмах с осевшими по соседству пришельцами из латинских родов. Господство родовой собственности он относит к воспетому поэтами веку Сатурна, который сменился веком Юпитера, временем зарождения частной собственности, что совпадает с реальностью VIII в., т. е. правлением легендарного Ромула. Весь царский период рассматривается в книге как время первобытнообщинного строя в период его разложения. Особое внимание уделяется в этой связи аграрным отношениям. На основе данных античных авторов об урожайности и нормах потребления хлеба на душу Ф. М. Нечай утверждает, что 2-югеровый надел не был достаточен для прокормления семьи, поэтому он не может считаться нормальным плебейским полевым участком. 2 югера были, видимо, либо усадебной земл.ей, либо составляли лишь часть нормального надела, имевшего площадь не менее 20 — 28 югеров. За время, прошедшее от Нумы до Сервия Туллия, часть римлян разорилась, так что владевшие 2-югерами были зачислены в VI класс. С VIII по VI вв. идет процесс не только имущественной, но и социальной дифференциации, трансформации родовой знати в сословие патрициев и образования римского народа.

В советской научной литературе ясно обнаруживается не только стремление определить характер общества царского Рима, но и проследить тенденцию его развития, несмотря на вариации в его конкретном проявлении. Показательна в этом отношении книга С. Л. Утченко «Цицерон и его время»[43]; ее 1-я глава «Становление Римской державы» представляет краткий очерк, впитавший в себя достижения современной науки. В ней указано на изменение характера и сущности царской власти, а вместе с тем и общества в доэтрусский и этрусский периоды.

В современной советской историографии сложилось представление о Риме как о полисе [44]. Однако в этот термин вкладывается разный смысл. Порой его употребляют в значении «город», т. е. огороженное, защищенное стенами место. Такое словоупотребление встречается, в частности, у Ю. В. Андреева [45].

---------------------

[42] См.: Нечай Ф. М. Образование Римского государства. Минск, 1972 (См. с. 3, 9, 44 — 49).

[43] См.: Утченко С. Л. Цицерон и его время. М, 1972.

[44] См.: Кудрявцев О. В. Эллинские провинции Балканского полуострова во II в. н. э. М., 1954, с. 7; Утченко С. Л. Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения Республики. М., 1962, с. 10 — 11; Он же. Кризис и падение Римской республики. М., 1965, с. 6; Андреев Ю. В. Античный полис и восточные города-государства. — В кн.: Античный полис. Л, 1979, с. 8

[45] См.: Андреев Ю. В. Раннегреческий полис. Л., 1976, с. 30.

 

 
24

 

Термин «город» достаточно сложен. В недавнее время на него обратил внимание Г. А. Кошеленко [46]. Он справедливо отметил, что на греческой почве (а мы добавили бы, что и на римской!) возникновение полиса хронологически совпадает с возникновением классового общества и его порождения — города. Ядром определения последнего Г. А. Кошеленко считает противопоставление города как центра промышленной деятельности деревне, занятой сельскохозяйственным производством. Однако такая сущностная характеристика города свидетельствует, по мысли Г. А. Кошеленко, о полной его противоположности полису, поскольку экономика полиса зиждется на сельском хозяйстве и в полисе нет противоречия между городом и деревней. Согласно Г. А. Кошеленко, полис — не город. Исследователь справедливо подчеркивает, что полис и город являются разными таксономическими единицами: если город — общеисторическая категория, то полис — конкретно-историческая.

Соглашаясь с этим положением, нам кажется нужным обратить внимание на другой аспект отношения полис — город, а именно на наличие черт сходства между ними, которые могут затемнить на первый взгляд различие этих, категорий. Но предварительно мы обратимся к еще одному понятию, широко употребляемому в исторической литературе о древнем мире, — к общине, без уяснения которого трудно говорить о полисе.

Термин «община» многозначен. Как известно, первоначально существовали гентильные общины, но в результате развития производительных сил они уступили место территориальным, сельским или соседским общинам-. В конечном счете те же причины, т. е. прогрессивное развитие производства, дальнейшее разделение труда, вызвали к жизни древние города, иной вид территориальной общины, или, по крайней мере, структуры с элементами общины [47]. К. Маркс в связи с античной формой собственности определенно говорит, что она, как и восточная, имеет своей предпосылкой общину: «Эта вторая форма предполагает в качестве своего базиса не земельную площадь как таковую, а город как уже созданное место поселения (центр) земледельцев (земельных собственников)» [48]. Таким образом, как полис, так и город имеют черты территориальной общины, и оба встречаются на заре классового общества. Эти обстоятельства и служат уподоблению обоих, разных по сути, понятий.

Наиболее распространенным до последнего времени было понимание полиса как города-государства. Для этого есть некоторые основа-

---------------------

[46] См.: Кошеленко Г. А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М., 1979.

[47] См.: Болтунова А. И. Античные города Грузии и Армении. — В кн.: Античный город. М., 1963, с. 155; Штаерман Е. М. Древний Рим. Проблемы экономического развития. М., 1978, с. 63; Дьяконов И. М. Проблемы вавилонского города II тысячелетия до н. э. (По материалам Ура). — В кн.: Древний Восток. Города и торговля. Ереван, 1973, с. 30 — 64; Тирацян Г. А. К вопросу о городах Армении доэллинистического времени VI — IV вв. до н. э. — Там же, с. 9'8.

[48] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 466.

 

 
25

 

ния. Ведь большинство полисов имеет своим центром город, огороженное селение с храмом, дворцом и т. п., а классические примеры полисов с отсутствием поселений городского типа, прежде всего Спарта или Панопей, могут при беглом рассмотрении показаться неубедительными. Спарту можно истолковать как исключение, лишь подтверждающее правило, а Панопей — как примитивное, не дошедшее еще до образования города поселение.

Обычно при определении полиса учитывается такой его признак, как наличие гражданского коллектива. Наиболее отчетливо это сначала было выражено О. В. Кудрявцевым [49], отметившим, что полис, которому идентична италийская civitas, был основной общественной единицей и политической формой античного мира, гражданской общиной землевладельцев и рабовладельцев в процессе формирования рабовладельческого общества, а затем С. Л. Утченко [50]. И. М. Дьяконов признавал однотипность сельской и городской общин, а также древневосточной общины и античного полиса. И сельская и городская общины в его понимании — это «гражданская организация полноправных свободных и рабовладельцев» [51]. Последнее подтверждается материалами по Южной Аравии I тыс. до н. э., представленными в интересной статье А. Г. Лундина [52]. Отмечается исследователями и связь гражданского коллектива полиса с земельной собственностью. Для римских условий связь гражданских прав с земельной собственностью членов общины особенно подчеркнули С. Л. Утченко [53] и Е. М. Штаерман [54]. Но это историки находят и на Древнем Востоке. Так И. Ш. Шифман [55] говорит, что в Сирии и Палестине конца II тыс. — первой половины и середины I тыс. до н. э. в городе существовал суверенный гражданский коллектив земельных собственников. Греко-македонские завоеватели застали на территории Сирии городскую организацию, тождественную греческой. По его мнению, полисный строй не только привносился туда греками, но и складывался независимо от греческого влияния. Таким образом, и в древневосточных городах-государствах, и в античных полисах ученые обнаружили институт гражданства.

Надо также сказать, что есть сходство между полисом и соседской, сельской общиной древности.

Проблема общины стоит в течение последних двадцати лет в центре внимания востоковедов и античников. Попытка определить общину

---------------------

[49] См.: Кудрявцев О. В. Эллинские провинции..., с. 7.

[50] См.: Утченко С. Л. Кризис и падение Римской республики. М., 1965, с. 6; Он же. Политические учения древнего Рима. М., 1977, с. 20, 230 — 240; Андреев Ю. В. Античный полис..., с. 8.

[51] Дьяконов И. М. Община на Древнем Востоке в работах советских исследователей. — ВДИ, 1963, № 1.

[52] См.: Лундин А. Г. Город и государство в Южной Аравии I тыс. до н. э. — В кн.: Древний Восток. Города и торговля, с. 162 — 177.

[53] См.: Утченко С. Л. Кризис..., с. 9.

[54] См.: Штаерман Е. М. Древний Рим. Проблемы экономического развития, с. 66, 77.

[55] См.: Шифман И. Ш. Город и торговля в Сирии эллинистического и римского времени. — В кн.: Древний Восток. Города и торговля, с. 199, 200.

 

 
26

 

содержится в докладе Е. С. Голубцовой, В. И. Кузищина, Е. М. Штаерман [56] на XIV конгрессе исторических наук (1975). В нем выделены типы родовой и территориальной общины. Соотношение общины и полиса представлено в трех вариантах: (1) полис (небольшой!) — это городская община, особый тип общины; (2) — полис — это гражданская община или античный город; (3) полис не является территориальной общиной.

Е. М. Штаерман [57] дала наиболее емкую характеристику сельской общины, подчеркнув верховное право коллектива общинников на свою территорию, существование органов управления этим коллективом и осознание им своей общности. А. И. Павловская [58] возражает против этих критериев, в частности, потому что они не противоречат и определению полиса. Как раз данное обстоятельство представляет для нас особый интерес, поскольку выявляет характер полиса как территориальной гражданской общины. Вместе с тем Е. М. Штаерман отмечает специфику сельских общин в римско-италийских условиях, в отличие от древневосточных, которая состоит в том, что в римском мире они не были промежуточным звеном между своими сочленами и государством, равноправными гражданами которого были сельчане, крестьяне.

Как можно заметить, сходство между соседской общиной в древности и полисом идет и по линии самоуправления, и по линии принадлежности к гражданству в широком смысле слова, т. е. полного или ограниченного, но всегда выражающего принадлежность к данному именно государству. Однако этим дело не ограничивается. Важнейшим элементом любых общин, кровнородственных или их наследниц в условиях раннеклассового общества, т. е. территориальных во всех вариантах, является наличие коллективного землевладения. Но именно в нем и коренятся, на наш взгляд, их различия. Отношение того или иного коллектива к земле как к основному средству производства имеет первостепенное значение для определения характера коллектива, потому что в формах этого отношения, или собственности, получают выражение производственные отношения людей, стало быть классовая структура.

Детальный анализ существующих точек зрения и некий итог изучения древней общины содержатся в монографии А. И. Павловской [59]. В результате рассмотрения исследований сельских общин на Переднем Востоке, в Индии и Китае, а также в античности А. И. Павловская отметила многообразие общинных структур древности в зависимости от разных элементов, составляющих общину, и связей между

---------------------

[56] Golubtsova Е. S., Kusishin V. I., Shtaerman Е. М. Types of Community in the Ancient World. — In: International Congress of Historical Sciences. San-Francisco, 1975, p. 3 — 4.

[57] См.: Штаерман Е.М. Еще раз к вопросу о римской сельской общине. — ВДИ, 1978, № 2, с. 92, 20; Она же. Древний Рим. Проблемы экономического развития, с. 18.

[58] См.: Павловская А. И. Египетская хора в IV в. М., 1979, с. 149.

[59] См.: Павловская А. И. Указ. соч., с. 156 — 158.

 

 
27

 

ними. При всем их различии основное направление в развитии форм землевладения состоит в движении от коллективного к частному. Земельные владения общинников в калейдоскопе вариантов общин характеризуются двумя постоянными чертами: наличием надела с более или менее прочными правами собственности и долей в коллективном владении неподеленными землями (лесами, выгонами), ирригационными сооружениями и другим коллективным имуществом общины. Внутреннему развитию общины, по мнению А. И. Павловской, присущи постепенное упрочение прав собственности на надел при ослаблении прав общины на поделенные земли. Она обращает внимание на появление у общинников частных владений вне общины и придает особое значение устойчивому сохранению альменды и комплекса социально-экономических прав, обусловленных принадлежностью к общине, считая этот момент столь же существенным, что и формы землевладения.

Итак, рассматривая полис как особый тип территориальной общины, как гражданскую общину, мы присоединяемся к Г.А. Кошеленко [60] в признании неудовлетворительности понимания полиса как города, а к Ю. В. Андрееву [61] — в отрицании идентичности полиса и города-государства, Однако в представлениях об отношении полиса и города-государства эти исследователи стоят на разных позициях.

Исходя из противоположности города и полиса, которая, правда, доходит до своего логического завершения и разрешения по прошествии длительного времени, Г. А. Кошеленко считает неправомерным определение полиса как города-государства. Ю. В. Андреев видит в городе-государстве универсальную историческую категорию, а в полисе — ее частный случай, ее разновидность, обусловленную специфическими историко-географическими условиями греко-италийского региона. Иными словами, у Г. А. Кошеленко полис и город-государство — явления разных рядов, а у Ю. В. Андреева — одного ряда. Это последнее представление является следствием того, что Ю. В. Андреев устанавливает генетическую связь между такими феноменами, как древневосточный город-государство, с одной стороны, и предшествовавшие им самоуправляющиеся территориальные или территориально-племенные общины, имеющие своим политическим и религиозным центром поселение городского типа, — с другой. Вместе с тем территориально-племенные общины в позднем варианте Ю. В. Андреев называет городскими. Возникают они, согласно Ю. В. Андрееву, путем синойкизма или насильственного подчинения мелких или первичных, т. е. сельских общин, более крупными. Так, фактически ученый выстраивает ряд общин: территориальные сельские, соседские общины — их объединение в территориально-племенную, потом городскую общину — город-государство (восточного типа или полис в зависимости от конкретно-исторических условий).

Нам кажется, что генетические связи здесь установлены верно, что все эти элементы имеют черты территориальной общины, но все

---------------------

[60] См.: Кошеленко Г.А. Греческий полис..., с. 17.

[61] См.: Андреев Ю.В. Античный полис..., с. 8 — 9.

 

28

 

же прямого полного ряда они не составляют. В связи с этим заметим, что территориально-племенная община, предшественница государства, 'не обязательно, даже в позднем варианте, становится городской. Ее дальнейшее развитие идет в направлении к государству, но не непременно везде приводит к городу-государству. Здесь пути эволюции расходятся, единый ряд эволюции кончается. К тому же в одном случае (на Востоке) основной социальной единицей остается сельская община, обеспечивающая вхождение в гражданский коллектив, в другом (античность) она сохраняется только как производственный коллектив сельского населения, не обусловливающий принадлежность к гражданству, как это правильно отметила Е. М. Штаерман. Но главное различие состоит в том известном факте, что сельская община в античных условиях качественно отлична от восточной. При всем внешнем сходстве этих общин (наличие коллективной собственности на землю, коллективный труд в определенных пределах на благо общины, самоуправление, взаимопомощь, круговая порука и т. п.) их судьбы различны. И дело не в том, как порой считают, что сельские общины в античных, по крайней мере италийских условиях, нестойки, легко распадаются. Как показали исследования В. И. Кузнщина и Е. М. Штаерман, они прочно сохраняются как форма общежития именно в условиях мелких крестьянских хозяйств. Диалектика их развития в том именно и заключается, что, постоянно подвергаясь разложению, они с необходимостью вновь возникают. Причины этих явлений вскрыты К. Марксом [62], определившим разницу восточной и античной форм собственности. В классическом варианте член восточной сельской общины — лишь владелец надельной земли, находящейся в собственности всей общины, а член античной — ее собственник, притом, что коллективная земля общины сосуществует с ней и обусловливает ее. Главное состоит в том, что кроме коллективных земель общин в античных условиях существует общегосударственный фонд земель, в использовании которого в равной степени могут, принимать участие все граждане независимо от принадлежности к сельской общине. И если на Востоке сельская община обеспечивает человеку права гражданства и право на пользование землей, то в античном мире все гарантии для человека исходят от иного рода общины, не владельцев, а собственников своего участка и одновременно коллективных собственников ager publicus. Поэтому нам кажется возможным назвать полис общиной территориального характера и одновременно гражданской общиной, основанной на античной форме земельной собственности.

Определяя полис как территориальную общину с античной формой земельной собственности, мы подчеркиваем ее классовое содержание. Самый термин «община» указывает на генетические связи полиса с первобытным обществом, ее территориальный характер — на отход от родового общества, ее гражданская суть — на государственную стадию, античная форма собственности — на конкретный вариант со-

---------------------

[62] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 21; т. 46, ч. I, с. 461 — 487.

 

29

 

циально-экономической структуры и государственности, на его историческую обусловленность.

Анализ полисной организации, обеспечивавшей гарантии прав земельных собственников коллективу граждан, блестяще проведен С.Л. Утченко. Он подчеркнул, в частности, такой вид гарантии, как охрана замкнутости гражданства, в которой выражалась основная классовая государственная функция полиса [63]. Мы полностью солидаризируемся с этим утверждением. Поэтому трудно согласиться с уточнением, которое С.Л. Утченко внес в определение полиса как первой в истории человечества гражданской общины: «Гражданская община, превращающаяся в ходе своего развития в государство», что и приводит, по его мнению, к кризису полиса. Такая ремарка выводит полис за рамки классового общества и государства. Хотелось бы заметить, что гражданство мы понимаем как элемент государственного бытия и, таким образом, считаем полис социально-экономическим и политическим образованием и видом античного государства.

Именно в античной форме собственности в конечном счете и коренится отличие полиса от древневосточных социально-политических, государственных образований, которые принято называть городами-государствами. Это положение следует подчеркнуть. Прослеживая генезис римского полиса, нельзя обойти вниманием генезис античной формы собственности, в том числе образования ager publicus.

Отмечая характерные черты и успехи историографии в изучении раннеримской истории, заметим, однако, что переход Рима от родового общества к классовому представлен даже в специальных трудах лишь в самых общих чертах.

Становление классовых обществ и образование государств — важное звено в истории древнего мира. Понять этот процесс в Риме без сравнений и аналогий с другими древними обществами трудно. В нашей историографии наряду с установлением общих закономерностей в развитии этих явлений говорится и о специфике их в разных странах и в разные периоды. Так, рассматривая переход к классовому обществу в античном мире сравнительно со странами древнего Востока, обычно обращают внимание на то, что родовую общину во втором случае сменяет сельская территориальная община, составляющая основную социальную единицу на Востоке, а в первом — полис. Это противопоставление содержится и у В.С. Сергеева [64], и у О.В. Кудрявцева [65], и в сборнике «Древняя Греция» [66]. При сопоставлении Восток — античность в указанных работах имеется в виду античное Средизем-

---------------------

[63] См.: Утченко С. Л. Кризис..., с. 9.

[64] См.: Сергеев В. С. История древней Греции. Изд. 2-е. М., 1948, с. 140; Изд. 3-е, М., 1963, с. 124.

[65] См.: Кудрявцев О. В. Эллинские провинции Балканского полуострова во II в. н. э., с. 6 — 7; Он же. Исследования по истории балкано-дунайских областей в период Римской империи и статьи по общим вопросам древней истории. М., 1967, с. 260 — 272.

[66] Древняя Греция. М., 1966, с. 3.

 

 
30

 

поморье в целом, преимущественно же Древняя Греция. Специально, но тоже бегло, об Италии и Лации упоминает лишь О.В. Кудрявцев [67], а о Риме С.Л. Утченко [68] и Ф.М. Нечай [69].

Благодаря обогащению науки новыми данными об Эгеиде III — II тысячелетий до н. э. с 50-х годов советские ученые стали рассматривать дифференцированно вопрос о переходе народов Средиземноморья от родового общества к классовому обществу. Во «Всемирной истории»70 уже отмечено, что сельская община, сменившая кровнородственную, выступает в двух формах: восточной и античной, причем античности свойственно раннее разложение сельской общины [71]. Мельком упомянута сельская община гомеровской эпохи в учебном пособии К.М. Колобовой и Л.М. Глускиной [72]. В общей форме за недостатком источников говорится о переходе от родовой общины к сельской (т. е. соседской) в Греции позднеэлладского периода в книге Т.В. Блаватской [73]. Об общине как исконной форме объединения сельского населения Греции предполисного периода глухо сказано во 2-м издании учебника по истории Древней Греции для университетов [74

О формировании римского полиса тоже говорится мельком. С.Л. Утченко [75] отметил разницу в путях развития полиса римского и греческого, а точнее римского и афинского, указав на «близость» между Римом и Спартой и подчеркивая, что для формирования государства в Риме не исключается «путь, связанный с применением внешнего и внутреннего насилия». Е.М. Штаерман высказала соображение о том, что разложение первобытнообщинного строя, предшествующего античности, «шло обычным путем». В качестве хозяйственных и социальных единиц Е.М. Штаерман вслед за С.Л. Утченко называет родо-племенные и территориальные общины. Последние «в незапамятные времена были объединены в города» [76]. Но какой характер носили эти территориальные общины и как города соотносились с полисами, она не уточнила.

В последнее время Е.М. Штаерман указывает на наличие в Риме пагов кровнородственного и территориального характера [77]. Возможности развития сельских общин в полисы касаются Е.С. Голубцова,

---------------------

[67] См.: Кудрявцев О. В. Исследования..., с. 274, 277, 282.

[68] CM: Утченко С. Л. Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения Республики. М., 1952, с. 9 — 11.

[69] См.: Нечай Ф. М. Указ. соч., с. 7 — 8.

[70] Всемирная история, т. I, 1955, с. 11 — 12.

[71] Всемирная история, т. II, 1956, с. 660.

[72] См.: Колобова К. М., Глускина Л М. Очерки истории древней Греции. Л., 1958, с. 53.

[73] См.: Блаватская Т. В. Ахейская Греция. М., 1966, с. 106.

[74] История древней Греции. Изд. 2-е. Под ред. В. И. Авдиева, А. Г. Бокщанина, Н. Н. Пикуса. М., 1972, с. 87 — 90.

[75] См.: Утченко С. Л. Идейно-политическая борьба.., с. 10.

[76] Штаерман Е. М. Античное общество. Модернизация истории и исторические аналогии. — В кн.: Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968, с. 651.

[77] См : Штаерман Е. М. Древний Рим .., с. 21.

 

 
31

 

И.С. Свенцицкая и А.Г. Периханян [78]. Однако объектом их внимания является позднеэллинистическое и императорское время. Напротив, в выступлении на дискуссии по проблемам родовой и сельской общины К.М. Колобова подчеркнула, что при переходе к классовому обществу сельская община как промежуточная стадия могла и не существовать [79]. Более определенно эта точка зрения выражена у Ф.М. Нечая, считающего, что римский синойкизм объединил родовые поселки [80]. Итак, проблемы генетических связей полиса затрагиваются в самом общем виде. Специально, как мы видели, этот вопрос фактически никак не исследован, в том числе в отношении Рима.

Для уточнения наших представлений о процессе формирования Римского государства важно выяснить, как перешел Рим к полисной организации. Иными словами, вырастал ли полис из разлагающихся родовых общин непосредственно или через стадию сельской общины.

Выяснение процесса образования римского полиса требует специального рассмотрения социальной структуры, аграрных отношений в древнейшем Риме, а также системы управления Римом в период его синойкизма. Более четкому представлению об этом времени должно способствовать уяснение этнической ситуации, поскольку полисогенез. был одновременно и началом римского этногенеза.

---------------------

[78] См.: Голубцова Е. С. Очерки социально-политической истории Малой Азии- в I — II вв. Независимая сельская община. М., 1966, с. 146 — 181; Периханян А. Г. Храмовые объединения Малой Азии и Армении (IV в. до н. э. — III в. н. э.). М., 1959, с. 45 — 47; Свенцицкая И. С. Сельская община Малой Азии I — III вв. н. э. — ВДИ, 1961, № 3, с. 52.

[79] ВДИ, 1963, № 1, с. 187.

[80] См.: Нечай Ф.М. Указ. соч., с. 7.

 

 

 

 



Rambler's Top100