Тема 4
Нельзя не сказать особо о важнейшем историческом событии в становлении Римского государства — свержении царской власти в 510 г. до н. э„ учитывая разноречивые и подчас упрощенные толкования в историографии факта установления республики. Обычно сходятся на том, что событие это коренным образом изменило всю систему управления и жизнедеятельности римской общины. На мой взгляд, конец VI - первые десятилетия V в. до н. э. стали эпохой подспудной схватки за «наследство Сервия Туллия», в которой спрессовались неистовые попытки «куриатной реставрации» со стороны сената и патрициев и отчаянная борьба плебеев за торжество центуриатной конституции, что непосредственно относится к нашей теме. Более того, свержение царей явилось мощным катализатором социальных антагонизмов, вылившихся в «борьбу сословий», и складывания системы государства полисного типа (civitas).
Обычно для доказательства позднего происхождения центуриатной системы используют отсутствие упоминаний о ее применении в период правления Тарквиния Гордого (534-510 гг. до н. э.), что отнюдь не является бесспорным аргументом. Действительно, Дионисий
сообщает, что Тарквиний отменил все законы Сервия и, прежде всего, систему ценза и налогообложения, заставив всех платить одинаковые подати (в основном, трибут) (Dionys. IV. 43. 1-2). Но при этом он не говорит, что царь лишил гражданства плебейские массы, которые получили его именно по цензовым реформам Сервия Туллия. Отмена ценза отнюдь не означает, что Тарквиний не мог использовать оценку имущества, проведенную еще Сервием. Функции же военного центуриатного собрания ограничивались в то время только избранием высших должностных лиц, т. е. царя, поэтому их созыв был не обязательным.
Традиция изображает Тарквиния Гордого тираном, в основном за узурпацию власти и убийство Сервия Туллия. Однако насильственное устранение одряхлевшего предшественника и замена его более сильным вождем этнографически зафиксированы у многих народов на ранних стадиях развития. В Риме это находит подтверждение в древнейшем обряде Regifugium (Коптев, 1998). Правда, Тарквиний правил, по словам Ливия, «без избрания народом и утверждения сенатом» (Liv. I. 49. 3). Но точно так же, по сведениям Цицерона (Cic. Resp. II. 21. 37), «по преданию, впервые без избрания народом царствовал Сервий Туллий».
Однако главный грех Тарквиния состоял в нарушении им обычая советоваться по всем вопросам с сенатом и присвоении себе права единоличного решения уголовных дел, особенно сопряженных с тяжкими наказаниями и конфискацией имущества, что также считалось прерогативой сената (Liv. I. 49. 4-5). Более того, царь запретил проведение собраний среди жителей сел, курий (фратрий) или соседей для совершения совместных жертвоприношений и священнодействий (Dionys. IV. 43. 2). Ж.-Кл. Ришар рассматривал это как стремление царя уничтожить самостоятельность курий (Richard, 1980. Р. 63). А сенат формировался из глав курий и пагов (см. тему 16). Следовательно, политика Тарквиния объективно продолжала линию Сервия, который переселял магистров пагов из их укрепленных сельских поселений в Рим на «Патрицианскую улицу» (Fest. Р. 247 L), чтобы избежать со стороны местных патрицианских родовых вождей сепаратистских настроений и контролировать их малейшее неповиновение с холмов, окружавших улицу.
Его жестокость, прежде всего избиение части сенаторов и прекращение пополнения сената новыми членами (Liv. I. 49; Diod. X. 22; Cic.
Resp. II. 24. 44; 25. 45), была направлена скорее против патрициев, нежели плебеев. Характерно, что красочные рассуждения авторов о тирании и жестокости царя не сопровождаются какими-либо примерами проявления этих качеств по отношению не только к последним, но и к собственно patres. Источники не называют ни одного «отца», который пострадал бы беззаконно от произвола царя. Даже в эпизоде со знатной дамой Лукрецией (достоверность его ставится под сомнение) виновником оказывается не он сам, а его сын Секст. Коварство Тарквиния Гордого по отношению к жителям Габий (Liv. 1.53-54) или провокационное осуждение им латинского вождя Турна Гердония (Ibid. 51), что не преминул подчеркнуть Ливий, были направлены против внешних врагов Рима и позволили усилить влияние города среди латинов преимущественно мирным путем без серьезных людских потерь. Даже Цицерон вынужден был признать, что царю в завоеваниях долгое время «сопутствовало счастье» (Cic. Resp. II. 24.44).
У Дионисия содержится красноречивый пассаж о том, что после свержения царей плебеи упрекали патрициев, говоря, что Тарквиний был тираном не для плебса, а для патрициев (Dionys. VI. 74. 1-3). Плутарх (Popl. I. 2) отмечает, что первые консулы опасались предоставить послам Тарквиния слово в народном собрании из опасения, что те могут склонить плебеев на сторону царя. Недаром, по словам Ливия (Liv. II. 21. 6), только узнав о смерти Тарквиния в Кумах в 495 г. до н. э., патриции, прежде всячески угождавшие плебеям, стали чинить им обиды и притеснения. Это буквально через год привело к всплеску борьбы плебеев за свои права и к их сецессии. Поэтому логична версия Ф. Де Мартино (De Martino, 1958. P. 140), поддержанная Е. М. Штаерман (Штаерман, 1964. С. 216), что римские цари, особенно последние, были патронами плебса. Правда, скорее цари искали поддержки плебеев в своей борьбе с патрицианской знатью за упрочение своей власти.
Без достаточно сильной социальной опоры Тарквиний Гордый не сумел бы удержаться на троне в течение 25 лет. Обеспечить себе поддержку патрициата он едва ли мог. Напротив, Тарквиний всячески ограничивал роль сената, не только упрочивая тем самым царскую власть, но и объективно подрывая родоплеменные устои и облегчая формирование государства. Любопытна оговорка Ливия о казни Царем многих сенаторов «в уверенности, что те одобряли дело Сервия» (Liv. I. 49. 1). Она наводит на мысль, что Тарквиний находил
поддержку и у той части патрицианских фамилий, которая наиболее пострадала от реформы Сервия и разделения им ager publicus среди плебеев подушно. Возможно, он обрушил репрессии именно на тех «отцов младших родов» (gentes minores), которые были введены в сенат Сервием, в том числе из состоятельных плебеев (в таком случае в новом свете вырисовывается фигура Марка Юния Брута, чей род в эпоху республики считался плебейским).
Но традиция свидетельствует и о поисках Тарквинием опоры в плебсе. Дионисий Галикарнасский (Dionys. VI. 74. 1-2) передает, что царь и сам активно раздавал захваченные земли, причем из разряда ager publicus, среди бедноты. После взятия Суэссы Помеции он роздал войску захваченную там добычу. Из этих денег царь финансировал крупные общественные работы по сооружению храма Юпитеру на Капитолии и подземной Великой клоаки, для чего привлекал плебейскую бедноту, которая, хотя и жаловалась на тяжесть работ, получала таким образом средства к существованию.
Земельный голод, возросший благодаря принятию в гражданство масс плебеев, Тарквиний удовлетворял также выведением плебеев в колонии Сигнию и Цирцею, что И. Л. Маяк справедливо называет «социальным маневром для учета настроений простонародья» (Маяк, 1993. С. 20), составлявшего основную массу воинов и строительных рабочих. Все это должно было привести к расширению слоя земельных собственников, которые формировали войско, что объективно находилось в русле, а не в противоречии с политикой свергнутого Сервия.
Известна также общелатинская направленность политики Тарквиния. Это дает основание Ливию упрекнуть его в стремлении поддержкой чужеземцев {peregrines) упрочить свое положение среди граждан (Liv. I. 49. 8). Однако кроме фактов вмешательства царя в дела латинов и в их собрания в Ферентинской роще традиция содержит и эпизод, достаточно туманный для однозначного истолкования историками. Речь идет о проведении Тарквинием определенных преобразований в войске и создании неких сдвоенных смешанных «манипулов» из римлян и латинов путем сведения воинов из двух прежних манипулов в один, а из одного разводя по двум (Liv. 1.52.6), причем под единым командованием и знаменами.
Под этими формированиями нельзя понимать войска «союзников» (socii или auxiliae). Такие части стали комплектоваться только в IV в.
до н. э. с установлением гегемонии Рима над Лацием и Центральной Италией и имели свое командование и отдельные отряды (cohortes). В римской армии они занимали неполноправное положение (например, в разделении добычи или сроках службы). В данном случае речь идет скорее о прямом инкорпорировании латинов в римские подразделения с единым строем и правами. Царь сам назначал командирами над ними центурионов. Так что Тарквиний не отменял центуриатную систему, а обозначение «манипулы» применял, вероятно, по причине сдвоенного числа центурий. Более того, латины рассматривались по союзному договору как равноправные граждане (по крайней мере, в военном смысле), а не как зависимые союзники.
Как видим, политика Тарквиния была направлена на расширение состава римского гражданства путем привлечения в войско новых масс населения Лация (Маяк, 1993. С. 18), что продолжало сервианскую политику, но противоречило интересам патрициев, так как подрывало их право единолично распоряжаться ager publicus и снижало роль сената в управлении общиной. Впрочем, это ущемляло и преимущества римских плебеев, уже получивших права гражданства, перед остальными латинами.
Не удивительно, что после изгнания Тарквиния Гордого произошло отпадение от Рима союзных латинских общин, хотя в более ранние периоды такой враждебности к Риму со стороны Латинской лиги не наблюдалось. Характерно, что изгнанный царь нашел убежище в Тускуле, который выдвигается в начале V в. до н. э. на роль лидера лиги и в котором вождем или даже диктатором был зять царя Октавий Мамилий.
Заметим, неимоверно героизированная война скинувших оковы царской власти свободолюбивых римлян с этрусским царем Порсеной в 509 г. до н. э. окончилась для Рима достаточно быстро и предстает в традиции несколько странной (Древний Рим. Пособие, 2006. С. 147-150), если учесть легкое примирение противников с возвращением Риму отторгнутых у него земель. И это после того, как Порсена, по словам Тацита (Tac. Hist. III. 72), чуть ли не взял Рим приступом, а жители его в благодарность за милосердие даже воздвигли царю медную статую «грубой работы», по замечанию Плутарха (Popl. 19. 10). Воина же с латинами длилась более 10 лет и, в отличие от конфликта с Порсеной, потребовала введения в Риме должности диктатора (см. тему 15). Это можно объяснить тем, что сенатская аристократия предпочитала властвовать над латинами, а не сотрудничать. Таким образом, в деятельности Тарквиния
явно просматривается попытка найти опору своей власти вне патрицианской куриатной общины, создать широкий политический союз с латинами и при этом расположить к себе плебеев.
Но такая, пусть и вполне авантюрная, программа означала не только подрыв господства патрицианского сената, но и умаление значения народного собрания, особенно центуриатного, где большинство еще составляли патриции с клиентами — члены первого цензового разряда (classis) и всаднических центурий. Отражение этого проскакивает в упоминании Ливия о том, что Тарквиний практически не собирал ни сенат, ни народ (populus).
Одна из главных причин мощной и длительной борьбы патрициев и плебеев, развернувшейся именно после установления республики в 510 г. до н. э., кроется в том, что в царскую эпоху между патрицианским народом (populus) и принятыми в гражданскую общину плебеями стояла царская власть, окрепшая в период правления «этрусской династии». В борьбе за усиление своего влияния и контроля над общиной цари опирались на новое, центуриатное войско в противовес средоточию куриатно-родовых традиций — сенату. После изгнания царей эта преграда рухнула.
Письменная традиция представляет свержение царской власти как заговор группы военных командиров-патрициев Юния Брута, Публия Валерия, Тарквиния Коллатина и других, которые возглавили восстание войска и поход его на Рим (Liv. I. 58-59). Как справедливо подмечает И. Л. Маяк, «организаторами и главной силой в борьбе с тираном оказались патриции, отождествлявшие себя с “народом" (populus) и поведшие за собой плебейское простонародье» (Маяк, 1993. С. 21). Примечательную фразу роняет Плутарх (Popl. 1. 3): «...аристократия боялась изгнанного царя, который все еще употреблял множество средств, чтобы привлечь к себе народ...» Отсюда торопливость Брута в приведении к присяге сената, а согласно Ливию, и всего народа (populus) (Liv. II. 1. 9).
Характерно, что, когда вооруженная толпа явилась в Рим, повсюду возникли страх и смятение. Сначала Брут созывает народ на сходку (populum advocavit) на Форуме. Право на это ему дает (по версии Ливия) обладание важнейшей и почетнейшей жреческой должностью
трибуна целеров (Liv. I. 59.10). Там, воспламенив народ перечислением злодеяний царя, он побуждает его отобрать у последнего власть и вынести постановление об изгнании его с супругою и детьми. Затем Брут. как передает Ливий, самолично «проводит набор младших возрастов — причем записывались добровольно — и, вооружив набранных, он отправился в лагерь поднимать против царя стоявшее под Ардеей войско» (Liv. I. 59. 11). Лишь после отказа царя от сопротивления и удаления в изгнание проводятся центуриатные комиции, на которых префект города Спурий Лукреций «в согласии с записками Сервия Туллия провел выборы двух консулов» — Луция Юния Брута и Луция Тарквиния Коллатина (Liv. I. 60. 3). Заметим попутно, если бы сервианская цензовая система не действовала в течение четверти века, едва ли Бруту удалось набрать в войско юниоров.
Избрание консулом (претором) Тарквиния Коллатина, с одной стороны, злейшего врага царя из-за жены Лукреции, а с другой — из того же рода, можно рассматривать как стремление патрициев не столько упразднить на первых порах царскую власть, сколько заменить неугодного царя на другого. Все это указывает на верхушечный характер заговора, непрочность положения заговорщиков, представлявших лишь одну фракцию сенатской аристократии. К этому добавлялась внешняя угроза от свергнутого Тарквиния и союзных ему вейян, а также внутренняя опасность со стороны явно расположенного к царю плебса.
Созданию опоры в лице сената послужило отмеченное в традиции пополнение его 300 новыми членами из первейших всадников (Liv. II. 1.10-11; Plut. Popl. 11) возможно, плебейского корня, которых сделали патрициями (Токмаков, 1992 а. С. 22-31). Плебс же в целом получает ряд спешных уступок, в том числе в снабжении продовольствием и освобождении от пошлин и налогов (tributum), который он при Тарквинии платил. По данным Дионисия (Dionys. V. 20. 1), первые консулы восстановили многие законы Сервия Туллия, которые были либо полностью отменены Тарквинием, либо находились в пренебрежении.
Обращает на себя внимание всплеск политической активности плебса после свержения царей. Скажем, для принятия решения об изгнании своего коллеги Тарквиния Коллатина, заподозренного якобы из-за своего родства с изгнанным царем в симпатиях к нему и в стремлении к царской власти, бдительный Брут созывает не куриатное
собрание, и не populus, a concilium plebis (Liv. II. 2. 4). Таким образом, давление плебса обеспечило сенату успех второго, бескровного переворота — устранения от власти всего рода Тарквиниев и перехода к правлению сенатской аристократии. Важными вехами на пути легитимизации и упрочения нового способа правления стали законы о проклятии и имуществу, и самой жизни всякого, кто помыслит о царской власти, принятые при единоличном консульстве Валерия Попликолы, а также переподчинение общественных священнодействий (publica sacra), выполнявшихся царями, коллегии понтификов и учрежденному rex sacrorum, находившимся под эгидой сената.
Возвращаясь к роли плебса, отметим, что сходка плебеев была неправомочна лишать Тарквиния Коллатина империя, так что его мало трогали их решения и уговоры знатных. Поэтому Брут проводит соответствующий закон уже по постановлению сената и предлагает его ad populum (Liv. II. 2. 10). Под populus можно усмотреть скорее не куриатное, но центуриатное собрание, объединяющее патрициев и плебеев. Тем самым Брут не «восстановил» центуриатные комиции, а наполнил их политическим содержанием.
Наконец, интересен факт, что царское имущество, которое сначала сенат склонялся вернуть царю, затем отдается сенатом не в казну, но на разграбление плебсу. Таким образом, сенат пытался сложить ответственность с себя и одновременно расширить социальную базу нового режима, сделать плебс соучастником переворота. Следовательно, военный переворот зашел, как и всякая революция, дальше намеченных целей, что особенно ярко проявилось в «реформах Валерия Попликолы». Были приняты судьбоносные законы о провокации к народному собранию (Magdelain, 1990. Р. 582-588) и введен обычай склонять фасции консулов перед центуриатными комициями (Liv. II. 7. 7; 8. 2-3; Dionys. V. 19. 4; Val. Max. IV. 1.1; Cic. Resp. I. 40. 62; II. 31. 53; Pro Milon. 7; Plut. Popl. 2. 1; 10. 3; Aur. Vict. Vir. ill. XV. I. 3).
Учитывая военный характер переворота 510 г. (который выразился в том числе в посвящении конфискованного у царя поля на берегу Тибра за чертой померия богу Марсу), следует отметить новую роль войска в политической системе раннеримской civitas. Отнюдь не случайно Ливий акцентирует выборы первых консулов именно в центуриатных комициях. Это ясно показывает резко возросший авторитет центуриатного войска, на которое в первую очередь стремились опереться патриции.
Будучи военными командирами, вожди переворота, естественно, должны были обратиться к войску для легитимизации своей власти. Поэтому центуриатное войско, первоначально лишенное возможности проявлять себя как субъект власти и права из-за полновластия парей (при которых даже их выборы превращались в формальное одобрение), с установлением республики получило шанс впервые реализовать свои имманентные политические функции путем выбора не просто военных командующих, но предводителей всей общины и всей военной организации. Патриции вынуждены были вызвать к политической деятельности плебс, ибо он уже был включен (по крайней мере, его наиболее состоятельная часть) в цензовые, а значит, и военные центурии, включая классис. Но при этом патрицианская куриатная организация вступила в прямую конфронтацию с плебеями, которые получили гражданство, но не права, а в итоге со всей центуриатной организацией. Это и положило начало «борьбе сословий».
* * *
Получив возможность ежегодно определять руководителя всей общины, войско вкупе со всеми военнообязанными превратилось в собрание членов всей civitas, включая плебеев, и вскоре заявило о своих претензиях на суверенитет, что проявилось в уже упомянутых законах Валерия Попликолы. Под давлением войска были восстановлены и так называемые «священные законы» царей, прежде всего Сервия Туллия (Dionys. V. 20. 1), касающиеся прав вошедших в центуриатную организацию плебеев. По этой причине патриции во главе с сенатом не могли восстановить в полном объеме куриатный строй, лишившийся важнейшей составляющей, своего ядра — военной организации.