Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
317

3. РЕЖИМ ТИРАНИИ В АФИНАХ

а) Правление Писистрата

Приступая к анализу эпохи тирании в Афинах, следует сказать вначале несколько слов о проблеме исторической интерпретации тирании как таковой. В научной литературе сложилось несколько подходов к этой теме. Одни ученые выделяют экономический фактор в явлении тирании и ее опору на широкие слои работающего населения. Они подчеркивают, что именно такая политика тиранов привела к подъему экономики тех городов, где они правили63. Другие же особенно акцентируют социальную ориентацию тирана на бедные слои населения и представляют тиранов как вождей демоса в

63 Ure Р. N. 1) The Origin of Tyranny. Cambrige, 1922; 2) Der Ursprung der Tyrannis // Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. P. 5-23; Nilsson M. Das Zeitalter der älteren griechishcen Tyrannen / / Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 68-93.
318

его борьбе против аристократии64. Наконец, третьи, в противовес всем остальным, настаивают на сугубо субъективном характере тирании и видят в ней проявление только личных амбиций тиранов-узурпаторов65. Эти исследователи отрицают социально-экономическую подоплеку в борьбе трех партий в Афинах, отказываются признать за Писистратом какую-либо социальную ориентацию и социальную политику и стремятся всячески умалить достижения тирании в экономике и культуре66. В этом сказывается негативное отношение современных ученых к единоличной власти как таковой. В последнее время эта точка зрения является доминирующей: она трактует тиранию исключительно как личную власть, опирающуюся только на военную силу и политическое лидерство тирана67. Очевидно, что все перечисленные подходы достаточно обоснованны и отражают разные стороны одной и той же реальности. Мы же своей целью в данной главе ставим выяснить, как афинская тирания сама себя репрезентировала и как она воспринималась современниками. Мы хотим попытаться установить суть этой тирании и выяснить ее внутреннюю мотивацию, взглянув на нее как бы «изнутри», с позиций той эпохи и без современной предвзятости.
Наши источники сообщают, что, придя к власти, Писистрат первым делом позаботился о своей безопасности. Геродот говорит, что он взял в заложники детей своих политических противников, которые не успели бежать из страны вместе с Алкмеонидами, и отправил их на Наксос к своему другу Лигдамиду (Hdt., I, 64). В свою очередь, Аристотель рассказывает очередную курьезную ис-

64 Яйленко В. П. Архаическая Греция // Античная Греция. Ч. 1. М., 1983. С. 182-184; Лурье С. Я. 1993. С. 153 слл.; Oliva Р. Zur Problematik der frühen griechischen Tyrannis / / Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 227 f., 234 f.; Diesner H.-J. Probleme der älteren griechischen Tyrannis / / Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 213 f.
65 Фролов Э. Д. Рождение греческого полиса. Λ., 1988. С. 160 сл.; Berve Η. 1) 1967. S. 9 f.; 2) Wesenzüge der Griechischen Tyrannis // Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979.
S. 167 f.; Swoboda H. 1979. S. 25 ff.
66 Welwei K.-W. 1992. S. 224 f., 235 ff., 258 ff.; De Libero L. 1996. S. 79 f., 99 ff., 108 f.
67 Welwei K.-W. 1992. S. 242 ff.; De Libero L. 1996. S. 133 f. Есть еще концепция Φ. Фадингера, который трактует тиранию как монархию восточного образца (Fadinger V. 1993. S. 293 f., 311), но ее автор остается в одиночестве.
319

торию о том, как Писистрат разоружил афинян. Он, якобы собрал народ у подножия Акрополя и начал говорить тихо, а когда присутствующие сказали, что не слышат его, он попросил их подойти поближе. Когда они сложили оружие и подошли ближе, люди Писистрата за их спинами незаметно подобрали оружие и заперли его в близлежащем храме. Затем, когда люди обнаружили пропажу, Писистрат успокоил их, призвав заняться своими делами, и они послушно разошлись по домам (Ath. Pol., 15, 4). Уже сам способ проведения операции делает эту историю невероятной: невозможно представить, чтобы так незаметно можно было собрать тяжелое звенящее оружие за спинами большой массы людей. Удивляет также необычная покорность народа, у которого так ловко отобрали его основное достояние. В общем, эта история выглядит явно фантастически и больше похожа на анекдот, чем на факт. К тому же Аристотелю противоречат другие источники. Геродот — самый древний источник — вообще ничего не знает о разоружении народа, что удивительно, ведь, будучи большим охотником до подобных историй, он непременно рассказал бы и этот анекдот, если бы он был ему известен. Фукидид же утверждает, что таким образом народ разоружил не Писистрат, а его сын Гиппий (Thuc., VI, 58). Похоже, что Фукидид и Аристотель поддались общему в их время негативному стереотипу тирании и перенесли на Афины один из типичных рассказов о поздних тиранах греческого Запада68. В конечном счете, большинство ученых сегодня признает эту историю недостоверной69. Действительно, нельзя себе представить, чтобы в обществе, в котором самосознание и гражданский статус мужчины определялись наличием у него оружия, народ позволил бы себя разоружить70. Это было невозможно с точки зрения психологии

68 См. об этом: Endt I. Die Quellen des Aristoteles in der Beschreibung der Tyrannen // Wiener Studien. Bd. 24. 1902. S. 41 ff. Зависимость Аристотеля от данного стереотипа видна из того, что в «Политике» он утверждал, что тираны, для того чтобы упрочить свою власть, непременно должны разоружать народ (Pol., 1311 а 5, 13—15). Однако это он относил к тиранам, правящим насильно, но в его же собственном изображении Писистрат не был таким тираном — он правил мирно и пользовался поддержкой народа.
69 Chambers Μ. 1990. S. 206; Welwei K.-W. 1992. S. 230 f.; De Libero L. 1996. S. 64 f.
70 Даже в IV в. до н. э. Аристотель признавал гражданами только тех, кто имел тяжелое вооружение (Pol., 1265 b 35; 1279 b 1).
320

людей той эпохи, а насильно сделать что-то подобное никому не было по плечу. Писистрат пользовался поддержкой народа и ему не надо было его разоружать. В качестве своей охраны он имел при себе наемников (Hdt., I, 64), а если бы ему вдруг захотелось большей безопасности, то и в этом случае не надо было бы отнимать у народа оружие. Достаточно было бы запретить публично носить оружие и являться с ним в народное собрание, как это уже сделал когда-то Харонд в Катане (Diod., XIII, 19). В конце концов не исключено, что именно так Писистрат и поступил. Тогда в памяти следующих поколений мог остаться факт, что при тиранах граждане нигде не носили с собой оружия и, чтобы объяснить это, была выдумана история о разоружении.
Все наши источники единодушны в том, что Писистрат оставил в силе все действующие законы и ничего в них не менял (Hdt., I, 53; Thuc., VI, 54, 6; Arist. Ath. Pol., 16, 8)71. Геродот пишет, что он «управлял городом по существующим законоустановлениям, руководя государственными делами справедливо и дельно» (Hdt., I, 59). Ему вторит Аристотель (Ath. Pol., 14, 3). Следовательно, если в действии осталась конституция Солона, естественно возникает вопрос: какое тогда политическое основание имела власть Писистрата и в чем она выражалась? Исследователи справедливо отмечают, что его власть была фактическим господством, юридически никак не оформленным, и что тиран не занимал никакой должности72. Геродот сообщает, что он опирался на своих наемников и денежные сборы как из самих Афин, так и из основанных им во Фракии золотых приисков (Hdt., I, 64). Понятно, что все эти средства были достаточны лишь в случае признания его со стороны народа. Они давали Писистрату возможность победить всех своих политических противников, но не держать в подчинении целый народ. Свое «фактическое господство» он мог осуществлять только как признанный харизматический лидер. Идеологической основой для его харизматического лидерства служили, с одной стороны, религия, а с другой стороны, модель древней царской власти. На этих двух основаниях и строилась легитимация его статуса, которая в глазах рядовых афинян делала его законным царем. Поэтому точно так же, как и власть гомеровских басилеев, его власть опиралась не на юридические нормы, а на личную харизму, верных

71 Вообще, это было типично для политики тиранов архаической эпохи. См.: Swoboda Η. 1979. S. 28 f.
72 Доватур А. И. 1957. С. 45; Welwei K.-W. 1992. S. 240 ff.
321

сторонников, влияние и авторитет. Отсюда следует, что и свою политическую деятельность Писистрат должен был осуществлять, сообразуясь с моделью царской власти. Политическое мышление греков принимало только такой вид единоличной власти, и не случайно Аристотель писал, что спасительное средство для тирании состоит в том, чтобы сделать ее похожей на царскую власть (Pol., 1314 а 35). По его мнению, для долговечности своего правления тиран должен стараться хорошо исполнять роль царя и казаться для государства домоправителем и опекуном (Pol., 1314 а 40; 1315 а 41). Нам остается только рассмотреть, как Писистрат справлялся с этой задачей. Как мы помним, гомеровские басилеи выполняли три основные функции: военное руководство, судейство и культ. Поскольку Писистрат правил в мирное время, на первый план для него как для царя выдвигалась культовая сфера. Тот же Аристотель писал, что хороший тиран, чтобы заслужить уважение и доверие сограждан, должен показывать особое рвение в делах культа и казаться богобоязненным (Pol., 1314 b 39 sqq.). Это тоже соответствовало древним политическим стереотипам греков. Поэтому начнем наш обзор именно с религиозной деятельности Писистрата.
Естественно, что первым делом тиран должен был позаботиться о культе главной богини города, ведь это она «собственноручно» привела его к власти. Поэтому культу Афины он уделял особое внимание. В Афинах уже существовал праздник Великих Панафиней в честь богини, и Писистрат постарался придать ему как можно больше блеска и пышности. В числе прочего он учредил и спортивные состязания в честь Афины, что сделало этот праздник заметным явлением в жизни всей Греции73. Благодарный тиран этим не ограничился и построил своей богине-покровительнице храм на Акрополе, а также сделал целый ряд других культовых посвящений в ее честь74. Тем самым он возвеличил культ Афины

73 Подробнее см.: Kolb F. 1977. S. 113 f.; Stahl Μ. 1987. S. 247 ff.; Smith J. 1989. P. 57 f.; Shapiro H. Art and Cult under the Tyrants in Athens. Mainz/Rhein, 1989. P. 18-47; Parker R. 1996. P. 76 f.
74 Колобова К. Μ. Древний город Афины и его памятники. Л., 1961. С. 55 сл.; Kolb F. 1977. S. 109; Stahl Μ. 1987. S. 247 ff. Археологическая датировка этих построек весьма приблизительна и поэтому скептически настроенные ученые отрицают их связь с тираном: Welwei K.-W. 1992. S. 237 f.; Parker R. 1996. P. 69 f.; De Libero L. 1996. S. 95 f. В этом, впрочем, сказывается обычная тенденция многих исследователей умалять заслуги тиранов. При ненадежности всех датировок нам остается только
322

и придал ему общегосударственный характер. Теперь этот культ имел два символических аспекта: с одной стороны, богиня олицетворяла собой весь полис и покровительствовала ему (эта идея была ясно сформулирована уже Солоном — fr. 3, 1—4 Diehl3); а с другой стороны, эта же самая богиня лично опекала Писистрата и сделала его своим избранником. Следовательно, тиран воплощал в своей персоне саму афинскую государственность, а также легитимную, определенную божественным промыслом власть. Поэтому в своей официальной пропаганде Писистрат должен был всячески подчеркивать покровительство ему со стороны богини, и он старательно делал это. Тут он использовал очень выгодные мифологические аналогии с Гераклом и с Одиссем, которым в свое время также активно помогала Афина. Очевидно, Писистрату особенно импонировал образ древнего и очень популярного у всех греков героя — Геракла. Кажется, он сознательно акцентировал свою ассоциативную связь с этим героем и поэтому образ Геракла стал необычайно популярен в аттическом искусстве того времени, особенно в вазовой живописи. Нигде и никогда изображения Геракла не были так популярны, как в Афинах и именно в это время75.
Сегодня в научной литературе широко обсуждается вопрос о том, какая связь существовала между афинской тиранией и многочисленными изображениями Геракла в искусстве того времени. Одни исследователи утверждают, что искусство отражало религиозную пропаганду Писистрата, а другие отрицают здесь всякую связь и говорят просто о случайном совпадении76. Понятно, что скептиков

выбирать наиболее вероятный вариант. Здравая логика подсказывает, что данные постройки с большей вероятностью следует приписать Писистрату, т. к. это отвечает всему духу его политики и способу его религиозной легитимации (см. ниже по тексту). В конце концов, он должен был отблагодарить Афину за то, что она привела его к власти.
75 Shapiro Η. 1989. Р. 135 ff., 158; Huttner U. Die politische Rolle der Heraklesgestalt im griechischen Herrschertum. Stuttgart, 1997. S. 24.
76 Тезис о связи искусства с религиозной пропагандой Писистрата выдвинул Бордмэн: Boardman J. Herakles, Peisistratos and Sons // RA. 1972. P. 57 — 72; критика: Cook R. M. Pots and Peisistratan Propaganda // JHS. V. 107. 1987. P. 167-169; ответ автора: Boardman J. Herakles, Peisistratos and the Unconvinced // JHS. V. 109. 1989. P. 158 f. Дальнейшая критика единодушно отрицает эту связь: Parker R. 1996. Р. 84 f.; De Libero L. 1996. S. 145; Huttner U. 1997. S. 41. Впрочем, возражения критиков также тенденциозны, как и все другие попытки принизить достижения тирании. Связь данных изображений с религиозной легитимацией Писистрата на-
323

большинство и, не видя никаких материальных доказательств, которые можно было бы потрогать руками, они ничего не хотят и слышать о какой-либо политической ориентации аттического искусства в эпоху тирании. Их аргументы, однако, не отличаются убедительностью и большей частью напоминают известный принцип: «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». В этом видна явная предвзятость историков. К тому же, с точки зрения формальной логики, связь между тиранией и сюжетами вазового искусства гораздо легче доказать, чем отрицать. В самом деле, как можно допустить, что аттическое искусство, отличающееся своей чуткостью к общественным реалиям, вдруг никак не прореагировало на целую эпоху тирании? Из истории хорошо известно, что искусство максимально идеологизируется именно во время авторитарного правления или диктатуры, когда власти нужна усиленная легитимация. Конечно, нельзя доказать, что мастера работали по прямому заказу Писистрата, но, как известно, желание угодить монарху является достаточно эффективным стимулом для многих художников во все времена и у всех народов. Образ Геракла был очень выгоден Писистрату, мифологические аналогии напрашивались сами собой и этого было уже более чем достаточно, чтобы Писистрат воспользовался подходящими ассоциациями, а художники их растиражировали.
Не углубляясь в детальный анализ всех имеющихся изображений, выделим только несколько самых важных примеров. Наиболее очевидную связь с легитимацией Писистрата имеет цикл изображений, на которых представлен сюжет введения Геракла на Олимп. По легенде, Геракл после смерти получил бессмертие и был причислен к сонму богов. На аттических вазах этого времени показаны

столько очевидна, что гораздо труднее ее отрицать, чем доказать. Это вынуждены признать даже скептики: Welwei K.-W. 1992. S. 239, Anm. 261. Наиболее осторожные из скептиков не исключают возможность политического значения некоторых сюжетов с Гераклом, но почему-то считают это очень маловероятным: Huttner U. 1997. S. 41. Вообще, вопрос стоит принципиально: было ли искусство связано с историческими реалиями своего времени или нет. Мы убеждены, что было, и к тому же очень тесно. Мы полностью разделяем мнение Б. Книттлмейер о том, что греческое искусство эпохи архаики и ранней классики можно интерпретировать только в контексте исторических условий того времени и что выбор тематики художников тогда напрямую зависел от политической ситуации данного момента. См.: Knittlmeyer В. Die Attische Aristokratie und ihre Helden: Untersuchungen zu Darstellungen des trojanischen Sagenkreises im 6. und fruehen 5. Jahrhundert v. Chr. Heidelberg, 1997. S. 109 f.
324

Афина вводит Геракла на Олимп

Рис. 17 а и б. Афина вводит Геракла на Олимп. Середина — вторая половина VI в. до н. э.

различные моменты вхождения Геракла на Олимп (рис. 17 а—б). Замечательной особенностью этих изображений является то, что, в отличие от мифа, Геракла на Олимп здесь сопровождает богиня Афина, и она же представляет его перед богами. Здесь просто не могла не возникнуть ассоциация с Писистратом! Особенно явно эта ассоциация видна на тех рисунках, где Геракл въезжает на Олимп

325

Рождение Афины из головы Зевса

Рис. 18. Рождение Афины из головы Зевса. Вторая половина VI в. до н. э.

на колеснице вместе с Афиной (рис. 17 б). Тут уже каждому была очевидна аналогия с Писистратом и Фией, которые въехали на Акрополь на колеснице точно так же, как Геракл с Афиной на Олимп. В руке Геракла художник изобразил дубину, напоминавшую об отряде дубинщиков, с которыми Писистрат первый раз захватил Акрополь77. Понятно, что уподобление Писистрата Гераклу служило возвеличиванию тирана и придавало ему особый сакральный статус. Тиран приравнивался герою-богу и через это сам становился полубогом, получеловеком, на порядок выше обычных людей. Пусть только на уровне ассоциаций, но и это имело свой эффект.
Афинские художники в то время разрабатывали еще одну линию мифологических ассоциаций, на сей раз чисто визуальных, которая была связана непосредственно с Афиной и Зевсом. В это время получил особое распространение уже и ранее опробованный сюжет рождения Афины. Согласно мифу, Афина, богиня мудрости, родилась «в готовом виде», во всеоружии, прямо из головы Зевса. Сейчас эта тема вдруг стала популярна в Аттике (рис. 18) и художники принялись за ее обработку. Показательно, что в центре этих композиций всегда крупным планом дается фигура сидящего на троне Зевса в царственной позе, в то время как выходящая из его головы маленькая фигурка Афины едва заметна и с трудом помещается в поле рисунка. Получается, что главный предмет, к которому приковывается внимание зрителя, это Зевс, а не Афина, хотя

77 Кроме того, дубина имела еще и символическое значение: она символизировала власть и справедливость: McGlew I. F. Tyranny and Political Culture in Ancient Greece. London, 1993. P. 76 ff.
326

«Бородатый господин в окружении свиты» или Писистрат вершит суд

Рис. 19. «Бородатый господин в окружении свиты» или Писистрат вершит суд. Ок. 540 г. до н. э.

сюжет относится больше к Афине, чем к Зевсу. Следовательно, внимание зрителей сознательно обращается на царя богов, а отсюда сама собой напрашивается ассоциация с реальным царем, т. е. Писистратом. В том, что это не случайность, нас убеждает одно весьма интересное изображение. На одной вазе из коллекции базельского музея изображен сидящий на троне бородатый мужчина в окружении воинов (рис. 19). Его лицо, фигура и положение рук почти буквально повторяют фигуру Зевса на другой вазе (рис. 18). Только отсутствие перуна в руках мужчины говорит о том, что это не Зевс, а какой-то земной господин. Его свита также не имеет никаких божественных атрибутов — это обычные земные люди, вооруженные копьями мужчины. В этом случае уже просто нельзя найти более подходящую ассоциацию, чем Писистрат. Он восседает в царственной позе, как и положено царю, а вокруг него люди с копьями, что тоже пристало царю-тирану. Труднее понять, что означает вся эта сцена. Первое, что приходит на ум, это то, что здесь изображен Писистрат в окружении своих телохранителей-копьеносцев. Из литературных источников мы знаем, что при дворе афинских тиранов действительно служили воины-копьеносцы (Thuc., VI, 56, 2; Arist. Ath. Pol., 18, 4). Есть и другая, более подходящая интерпретация этого изображения, но ее мы предложим немного ниже, а пока ограничимся сказанным.
Заслуживает внимания еще одно изображение: на одной вазе мы видим опять Геракла-Писистрата, но уже на Олимпе, сидящим на троне возле Зевса и рядом с Афиной (рис. 20). Здесь следует отметить, что, во-первых, Геракл-Писистрат удостоился чести восседать рядом с Зевсом, а во-вторых, его лицо, фигура и поза опять-таки почти буквально повторяют фигуру Зевса. Кроме того, существует еще целый ряд аттических изображений, на которых

327

Геракл на Олимпе. Геракл сидит между Зевсом и Герой

Рис. 20. Геракл на Олимпе. Геракл сидит между Зевсом и Герой. Вторая половина VI в. до н. э.

представлен либо Зевс на троне, либо как две капли воды похожий на него земной господин. Все это позволяет утверждать, что аттические художники сознательно проводили ассоциативную параллель между Писистратом и Зевсом. Эта параллель была закономерной и даже необходимой. Мы помним, что у Гомера царская власть строилась по модели власти небесного царя (и наоборот); что басилеи получали скипетр (символ власти) и знание законов непосредственно от самого Зевса; наконец, мы знаем, что Гомер называл своих царей «богом рожденными» и «богом вскормленными» (см. гл. 1, 3 а, 3 в). Мы видели, что и Гесиод выводил происхождение царей от Зевса. Следовательно, Писистрат, чтобы достойно исполнять роль «богом вскормленного» царя, должен был приблизить себя к Зевсу. Целенаправленное сближение визуальных образов сидящих на троне Зевса и Писистрата имело глубокий смысл: таким способом оформлялась пропагандистская идея о том, что как Зевс является воплощением власти на небе, так Писистрат воплощает ее на земле. Так тиран становится олицетворением власти, земной проекцией небесного царя. Следовательно, разработка этих образов задавалась самой моделью царской власти и ее идеологией, служившей основой для легитимации власти Писистрата. По указанию тирана или по собственной инициативе афинские художники «оживили» эту модель и представили ее в картинках. Таким образом, даже беглый обзор сюжетов вазового искусства эпохи Писистрата показывает, что искусство вольно или невольно служило религиозной пропаганде тирана и его легитимации, т. к. оно несло в массы идею религиозной харизмы Писистрата и внедряло в сознание людей убеждение в том, что он реализовал модель древней царской власти. Искусство стало своеобразным инструментом религиозной политики тирана.

328

Но вернемся непосредственно к религиозной политике Писистрата. Его деятельность в этой сфере была направлена не только на почитание Афины. Большие почести он оказал также и Дионису — ему было посвящено святилище на склоне Акрополя и учрежден праздник городских, или великих, Дионисий, на котором тогда впервые появилась драма, положившая начало греческому театру78. На это Писистрат имел особый резон: Дионис был давним покровителем его рода и согласно мифу именно он помог Меланфу победить в поединке беотийского царя и стать царем в Афинах. Естественно, что Дионис не мог стоять в стороне и когда потомок Меланфа, т. е. Писистрат, отвоевывал себе царскую власть в Афинах. За это тиран его и отблагодарил теперь79. К тому же при Писистрате дионисийские сюжеты стали постоянной темой в вазовой живописи Аттики. Причем изображения посвящались как «цивилизованному» Дионису театра, так и дикому Дионису сельских оргий (прил. 18—19). В этой связи особый интерес представляет свидетельство Афинея, передаваемое им со слов других авторов, о том, что изображения Диониса в Афинах того времени были похожи на Писистрата (Athen., XII, 533 с). Вот еще одно свидетельство против скептиков и аргумент в пользу версии о тесной связи искусства и политики при тирании. Действительно, если присмотреться к изображениям Диониса на афинских вазах того времени, становится заметно, что Дионис похож как на I еракла, так и на Зевса, т. е. на самом деле, на Писистрата, который был прообразом для всех этих персонажей.
Почтил тиран также олимпийского бога Аполлона, построив ему святилище и произведя религиозное очищение посвященного ему острова Делос (Hdt., I, 64)80. Особый интерес Писистрат проявил к Элевсину: там он начал строить монументальное культовое сооружение, учредил торжественные процессии и сделал элевсинский культ уже совершенно афинским81. Примечательно, что афинские художники не обошли вниманием и этот факт: на аттических вазах появи-

78 Подробно см.: Kolb F. 1977. S. 124 f.; Parker R. 1996. P. 32 ff.; De Libero L. 1996. S. 99 f.
79 Kolb F. 1977. S. 125 f.; Fadmgcr V. 1993. S. 301 f. О популярности Диониса в аттическом искусстве эпохи Писистрата см. особо: Shapim Η. 1989. Р. 84-99.
80 Kolb F. 1977. S. 107; Stahl M. 1987. S. 238 f.
81 Boardman J. Herakles, Peisistratos and Eleusis // JHS. V. 95. 1975.
P. 5; Kolb F. 1977. S. 107; Stahl M. 1987. S. 238 f.
329

Геракл укрощает Кербера

Рис. 21. Геракл укрощает Кербера. Вторая половина VI в. до н. э.

лась целая серия изображений, иллюстрирующих миф о том, как Геракл сошел в Аид, чтобы забрать оттуда страшного двухголового пса Кербера (рис. 21). С Элевсином этот сюжет может быть связан постольку, поскольку тайный смысл элевсинских мистерий состоял как раз в прохождении души через подземное царство и возрождение к новой блаженной жизни82. Кроме того, Геракл имел и прямое отношение к Элевсину — там он был очищен от крови убитого им кентавра Несса и посвящен в мистерии (Apoll., II, 5, 12 sqq.). На рисунке он изображен как раз спустившимся в подземный мир, в момент совладания с чудовищным Кербером. Если учесть, что образ Геракла уже достаточно прочно ассоциировался с Писистратом, то можно сделать вывод, что эта группа изображений указывает на тесную связь тирана с Элевсинскими мистериями83. В пользу этого предположения говорит и то обстоятельство, что на всех рисунках Геракла, в том числе и в Аиде, всегда сопровождает Афина, — постоянная покровительница самого Писистрата. С другой стороны, укрощение Кербера могло символизировать победу Писистрата над хаосом социальной смуты в Афинах. С Элевсином тирана связывал еще один мифологический сюжет — это образ местного героя Триптолема. Художники изображали тирана иногда в виде Триптолема, но это имело отношение скорее к социальной политике Писистрата, чем к его деятельности в Элевсине (см. ниже).

82 Латышев В. В. 1899. С. 208 слл.; Мень А. Дионис, Логос, Судьба. Брюссель, 1992. С. 46 слл.
83 Boardman J. 1975. Р. 6 ff.
330

Таким образом, культовая деятельность Писистрата показывает, что в религиозной сфере он просто блестяще проявил себя в качестве харизматического богобоязненного царя. Он всеми способами демонстрировал свое благочестие и близость к покровительствующим ему богам и от этого его харизма становилась еще больше. Свою сакральную власть он оформлял по модели власти небесного владыки, и это должно было убедить всех, что, подобно гомеровским царям, он получил ее от самого Зевса. Чтобы внушить гражданам идею исключительности своей персоны и божественности его власти, были задействованы различные мифологические сюжеты и темы. Мифы нельзя было фальсифицировать — их все знали, — но их можно было по-новому интерпретировать и наполнять новым смыслом84. С этой задачей прекрасно справлялось вазовое искусство того времени: созданные им ассоциативные образы выражали различные религиозно-политические идеи, направленные на освящение власти правителя. При этом Писистрат целенаправленно делал акцент на своей «богоизбранности». Возможно, что именно тогда родилась легенда о чудесном знамении в Олимпии. Не случайно, что Писистрат в качестве мифологической модели для себя избрал не Одиссея, аналогия с которым больше подходила его случаю, а гораздо более достойного героя-бога, кровного сына Зевса — Геракла. Это должно было подчеркнуть сверхъестественную сущность тиранической власти.
Престиж Писистрата укрепляла также широкая строительная деятельность, украсившая город не только культовыми, но и величественными общественными постройками (см. ниже) 85. На Востоке строительство уже с незапамятных времен входило в саму модель царской власти, оно было обязательной функцией царей, т. к. символизировало преодоление ими хаоса и устройство кос-

84 Spahn Р. Der Missionar Demeters. Mythen, Mysterien und Politik im Athens Getreide // Journal für Geschichte. Bd. 5. 1980. S. 21.
85 Подробно см.: Kolb F. 1977. S. 103—112. С другой стороны, целый ряд ученых отрицает большую часть строительных заслуг тирана из-за размытой датировки находок (De Libero L. 1996. S. 94—107). Однако, похоже, что и это отрицание продиктовано стремлением во что бы то ни стало принизить и очернить образ Писистрата по принципу: «любой монарх должен быть плохим». Нам этот подход неприемлем и мы считаем, что культовая и строительная деятельность как нельзя лучше соответствовала характеру власти Писистрата и его стремлению легитимировать свою власть через религию.
331

Геракл играет на лире перед Афиной

Рис. 22. Геракл играет на лире перед Афиной. Вторая половина VI в. до н. э.

моса 86. Возможно, что в этом Писистрат сознательно ориентировался на восточные образцы, но его идеологическую основу составляло все же греческое прошлое и прежде всего эпические идеалы. Поэтому он произвел кодификацию гомеровских поэм и установил порядок их рецитации на празднествах87. В результате в искусстве тут же появились изображения Геракла, исполняющего песню с лирой в руках перед Афиной (см. рис. 22) 88. Идеалами Писистрата были гомеровские идеалы и он заботился об их пропаганде. В целом же все приведенные нами примеры показывают, что религия служила постоянным способом легитимации власти тирана.
Итак, если власть Писистрата официально основывалась на религиозной харизме, то, естественно, существовала угроза, что в Афинах мог появиться и другой харизматический лидер с претен-

86 Вейнберг И. Рождение истории. Историческая мысль на Ближнем Востоке середины I тысячелетия до н. э. М., 1993. С. 93, 244.
87 Об этом говорят только поздние источники: Cic. De orat., III, 137; Ant. Pal., XI, 442, 3 sq.; Paus., VII, 25, 13; Ael. Var. Hist., XIII, 13. Поэтому одни ученые признают этот факт (Лосев А. Ф. Гомер. М., 1996. С. 84— 90; Kolb F. 1977. S. 133; Stahl Μ. 1987. S. 30, Anm.39), а другие не признают (De Libero L. 1996. S. 115 f.). Нам кажется, что в контексте политики Писистрата данный факт выглядит очень правдоподобным. В пользу этого говорят и соответствующие изображения на вазах (см. рис. 22).
88 Boardman J. 1975. Р. 11; Shapiro Η. 1989. Р. 43-47, 159.
332

зиями на высший статус. И такие лидеры действительно появлялись. Одним из них и самым сильным был Мильтиад, человек знатный, богатый и, как пишет Геродот, тяготившийся режимом тирании (Hdt., VI, 35). Он стал победителем в Олимпии, а значит, автоматически получил право претендовать на царскую власть (см. гл. 3, 2 б)89. Писистрат же, понятно, не собирался ему уступать свое место и это, видимо, больше всего тяготило Мильтиада. Выход из положения был найден очень удачно и явился «со стороны»: в тот момент фракийское племя долонков искало помощи в Афинах против воинственных соседей и обратилось за поддержкой как раз к Мильтиаду, на которого им указал дельфийский оракул. Мильтиад оказал им нужную помощь, а потом возглавил отряд афинских добровольцев и отправился основывать колонию на Херсонес Фракийский. Там он стал тираном и вел успешные войны с соседями (Hdt., VI, 36—37)90. Это был такой же способ реализации царской харизмы олимпийского победителя, какой мы уже видели на примере Фринона, основавшего Сигей в конце VII в. до н. э. (см. гл. 3, 3). В результате Мильтиад стал царем, а Писистрат остался на своем месте — каждый получил причитавшийся ему почет. Показательно, что легитимация Мильтиада опиралась не только на олимпийскую победу, но и на оракул, т. е. на волю божества. Как настоящий царь, он имел достойную царя харизму.
Другой случай произошел, когда в Олимпии одержал победу еще один афинский аристократ — Кимон, брат Мильтиада. В это время он находился в изгнании, но т. к. он отказался от своей победы и провозгласил победителем Писистрата, то получил от тирана разрешение вернуться в Афины (Hdt., VI, 103)91. Это была его вторая победа в Олимпии и, видимо, потому он и находился в изгнании, что за ним уже числилось одно такое достижение. Теперь он отдал свою царскую харизму тирану и тем самым подтвер-

89 Лурье С. Я. 1940. С. 47 слл.; Зельин К. Олимпионики и тираны // ВДИ. 1962. С. 28 слл. Примечательно, что идея о праве олимпийских победителей на царскую власть намного пережила архаическую эпоху. Так, например, еще Диоген Лаэртский писал об этом так: «Гимнастические же борцы и в учении недешевы, и в успехе небезопасны, и венцы принимают за победу не столько над неприятелем, сколько над отечеством» (Diog. L., I, 56).
90 Подробно об этой истории см.: Smith J. 1989. Р. 43 ff.; Stahl Μ. 1987. S. 106-115; Welwei K.-W. 1992. S. 245 f.
91 Stahl M. 1987. S. 116-121.
333

дил его право на власть, а сам отказался от претензий на особый статус. Такое «джентельменское соглашение» было выгодно обоим: оно увеличивало почет тирану и вернуло Кимона в родной город92. Оба примера — с Кимоном и с Мильтиадом — показывают, как «работала» модель царской власти. Она была одна и та же как для них, так и для тирана. Обе истории свидетельствуют, что идея харизматической власти была не просто теорией, но и реальной политической силой, на которую опирался Писистрат.
Теперь обратимся к следующей царской функции, которую должен был выполнять Писистрат, — к судейству. Из-за лаконичности наших источников нам очень мало что известно об этом. Только Аристотель сообщает, что Писистрат учредил судей по демам, т. е. установил областные суды, и сам ездил по стране, наблюдая за ходом дел и примиряя тяжущихся (Ath. Pol., 16, 5)93. Однако делал он это вовсе не для того, чтобы, как думают некоторые исследователи, специально лишить аристократию влияния на местах 94, а для того, чтобы наладить поместную администрацию и сделать себя гарантом правосудия в государстве. Граждане должны были видеть в нем источник справедливости и связывать правосудие с его персоной. Писистрат должен был казаться справедливым, «добрым царем», наподобие тех хороших басилеев, которых воспевали Гомер и Гесиод. Этого требовала сама модель царской власти, ведь царь в мирное время — прежде всего судья. В этом контексте следует вернуться к тому рисунку на вазе, на котором изображен Писистрат в окружении копейщиков (рис. 19). Выше было высказано предположение, что люди, окружающие тирана, были его телохранителями. Сейчас нам следует откорректировать эту версию. Дело в том, что при ближайшем рассмотрении изображения, некоторые характерные детали открывают его смысл в другом свете.

92 В правление Писистрата Кимон одержал еще одну, третью победу в Олимпии, но затем был убит сыновьями Писистрата (Hdt., VI, 103).
93 Историчность учреждения судей по демам признается большинством ученых: Hignett С. 1958. Р. 115; Kienast D. Die innenpolitische Entwicklung Athens im 6. Jh. und die Reformen von 508 // HZ. Bd. 200. 1965. S. 269; Berve H. 1967. S. 55 f.; Rhodes P. J. 1981. P. 215; Stahl M. 1987. S. 185 f.; Stein-Hölkeskamp E. Adelskultur und Polisgesellschaft. Stuttgart, 1989. S. 146; Welwei K.-W. 1992. S. 233 f.
94 Hignett C. 1958. P. 115; Kienast D. 1965. S. 269; Berve H. 1967. S. 55. Критику этого положения см.: Stahl Μ. 1987. S. 185 f., Anm. 119; Welwei K.-W. 1992. S. 234.
334

Прежде всего, это расположение людей и их позы: люди разделены на две группы, по два человека в каждой, и обращены друг против друга. Композиция напоминает типичную для искусства того времени сцену состязаний: двое состязаются, а двое сопровождающих стоят позади них. Это не поединок, а именно состязание: действующие лица не имеют никаких доспехов, а только держат копья в руках. Возбужденная жестикуляция центральных фигур позволяет думать, что они спорят между собой, причем один спорщик одет богато — это явно аристократ, а другой имеет только простую накидку на плечах. За спиной аристократа стоит обнаженный юноша с копьем в руках, а за спиной просто одетого мужчины стоит безоружный юноша. Таким образом, спорят богатый и бедный, представитель простого народа и представитель аристократии. Писистрат восседает в царственной спокойной позе прямо посередине между спорящими сторонами. Он вершит суд. На другой стороне той же вазы изображена аналогичная сцена: там спорят два воина-гоплита — один одет богато, а другой бедно, причем настолько бедно, что он не имеет даже шлема на голове. Их спор судит Афина. Итак, кажется очевидным, что художник изобразил на этой амфоре Писистрата в качестве судьи. На одной стороне тяжбу улаживает Афина, а на другой стороне суд вершит ее ставленник — афинский тиран. Быть может, художник хотел сказать, что суд Писистрата есть суд самой богини? Этого мы не знаем, но совершенно ясно, что главной целью художника было показать благородного и мудрого тирана-судью. Этот тиран здесь — справедливый царь, улаживающий распри своих подданных, в его лице соединились мудрость, власть и закон. Он здесь похож на Зевса в момент вершения правосудия. Это политический идеал Писистрата, его рекламный образ для подчиненных. Он судит тяжбу простого человека с аристократом, он прекращает распрю между народом и знатью, он несет мир государству. Это идеальный царь.
Согласно модели царской власти, настоящий царь, подобно древним героям, должен был проявить себя и на войне. Об этой стороне деятельности Писистрата у нас очень мало данных, но есть основания полагать, что тиран и здесь старался проявить себя достойным образом. Известно, что он предпринял военную экспедицию на Наксос, завоевал его и отдал во владение своему другу Лигдамиду (Hdt., I, 64). Так Писистрат отблагодарил Лигдамида за то, что он со своим отрядом и деньгами помог ему прийти к власти (Hdt., I, 61)95. Дру-

95 Welwei K.-W. 1992. S. 243.
335

Боевой корабль

Рис. 23. Боевой корабль. Последняя четверть VI в. до н. э.

гим военным предприятием тирана был поход через море и отвоевание утраченного ранее Сигея у Митилены. Писистрат лично возглавил поход, одержал победу и поставил в Сигее тираном своего сына Гегесистрата (Hdt., V, 94). Это был большой успех, принесший Писистрату новую славу. Исследователи отмечают, что такую экспедицию он мог организовать только как предприятие общегосударственного масштаба96. Тем самым он приобрел имидж гомеровского басилея, ведущего свой народ на войну. Это событие тут же отразилось в искусстве: на афинских вазах появились многочисленные изображения боевых кораблей (см. рис. 23).
Конечно, деятельность Писистрата не могла ограничиться только вышеназванными тремя функциями. Тиран пришел к власти на волне социальных противоречий и поэтому в центре его политики должна была находиться социальная сфера. Поэтому есть смысл посмотреть, как он проявил себя в этой области. Как уже сказано, Писистрат правил на основании существующих законов и демонстрировал этим, с одной стороны, свое благочестие, т. к. не смел поднять руку на «боговдохновенные» установления Солона, а с другой стороны, свой миролюбивый характер. Это должно было успокоить граждан и убедить их в том, что в государстве не будет личного произвола и насилия. И действительно, во время правления тирана ничего подобного не происходило. Тем не менее, несмотря на

96 Stahl Μ. 1987. S. 225; Welwei K.-W. 1992. S. 245.
336

соблюдение законов и мирный характер правления, не имеющая политической основы харизматическая власть могла существовать только при поддержке тех или иных социальных слоев. Эта поддержка достигалась двумя способами: религиозной легитимацией власти и социальной политикой тирана. В борьбе за власть Писистрат сделал ставку на широкие народные слои, которые состояли из различных категорий бедного и небогатого населения. Чтобы удержаться у власти, он должен был хотя бы частично оправдать их ожидания — в противном случае никакие наемники не помогли бы ему против народного ополчения. Основную массу населения составляли мелкие и средние крестьяне, батраки и городская беднота. С ними-то тиран должен был считаться прежде всего.
Аристотель пишет, что Писистрат давал беднякам ссуды, чтобы они могли прокормить себя, занимаясь земледелием (Ath. Pol., 16, 2)97. По его словам, это делалось для того, чтобы они не находились в городе и занятые своими работами, не имели ни времени, ни желания заниматься общественными делами (Ibid., 16, З)98.

97 Этот факт признается большинством ученых: Berve Η. 1967. S. 55; Rhodes Р. J. 1981. Р. 214; Chambers Μ. 1990. S. 208 f.; Link S. Landverteilung und sozialer Frieden im archaischen Griechenland. Stuttgart, 1991. S. 36 f.; De Libero L. 1996. S. 79.
98 Давно замечено, что данное объяснение Аристотеля вытекает из его собственной концепции о том, как должны править тираны (Pol., 1311 а 5, 13-15; 1313 b 20). См.: Rhodes Р. J. 1981. Р. 214; De Libero L. 1996. S. 79. Тем не менее это еще не значит, что он не прав. Писистрат и в самом деле мог иметь такую мотивацию, т. к. это был реальный способ упрочить его власть и он мог понимать это не хуже Аристотеля. В позднейших источниках встречается еще анекдотический рассказ о том, что тиран, чтобы отбить у крестьян охоту появляться в городе, запретил им носить какую-либо иную одежру, кроме грубой, сшитой из овечьих шкур, которой они должны были стыдиться (Theop., FGH 115 F 115; F 311; Aristoph. Lys., 1150—1156). Некоторые историки видят в этом проявление деспотизма тирана и дискриминацию сельского населения (Андреев Ю. В. 1) Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976. С. 40—47; 2) Историческая специфика греческой урбанизации // Город и государство в античном мире. Л., 1987. С. 23—25; Berve Η. 1967. S. 56). Однако анализ источников выявляет недостоверность этого рассказа, который, по всей видимости, был продуктом позднейшего негативного отношения к тирании. Отмечается, что такой запрет на одежду практически не мог быть осуществлен и противоречил всей политике тирана (De Libero L. 1996. S. 81, Anm. 225). Писистрат опирался на крестьянство и проводил благожелательную политику к нему и поэтому ничего подобного при нем
337

Аристотель видит в этом весь смысл внутренней политики тирана; он рассказывает также, что, придя к власти, Писистрат распустил народное собрание и закончил свое выступление призывом разойтись всем по домам, заняться своими делами и предоставить ему самому позаботиться об общественных делах (Ath. Pol., 15, 4). Нечто похожее нам уже встречалось у Геродота в его рассказе о Палленской «битве» — там сыновья Писистрата скакали вслед бегущим афинянам и убеждали их разойтись по домам. Похоже, что мы имеем здесь дело с двумя искаженными версиями одного и того же устного предания. Смысл его сводится к тому, что либо сам Писистрат, либо его сыновья убеждали афинских граждан разойтись и заняться своими делами. Не исключено, что могло быть созвано и народное собрание, в котором тиран выступил с «программным» заявлением. По мнению Аристотеля, Писистрат стремился отвлечь народ от политики и, таким образом, обеспечить себе безопасность. Поэтому он давал ссуды крестьянам и для этой же цели ввел суды по демам, чтобы крестьяне не отвлекались от сельских работ и не ездили в город из-за своих мелких тяжб (Ath. Pol., 16, 5). Действительно, такая мотивировка была бы очень логична для тирана, ведь, поддерживая крестьянство, он создавал себе прочную социальную базу99, а отвлекая народ от политики, укреплял свою власть. При всем этом здесь есть еще один очень важный аспект. Точно так же, как и вся вообще деятельность Писистрата, так и его политика по отношению к крестьянству, должна была иметь свое идеологическое обоснование. П. Шпан обратил внимание на то, что призыв Писистрата разойтись и заняться своими делами почти буквально повторяет слова, которыми у Гомера завершилось народное собрание на Итаке: «Вы ж разойдитеся, люди, и каждый займися домашним делом» (Od., II, 252) . В случае если Писистрат действительно закончил народное собрание так, как говорит Аристотель, совпадение можно было бы считать символическим. Как бы то ни было, сходство здесь не случайное — оно

не могло иметь места. Это или поздний анекдот, или недоразумение. Единственное, что из этой истории можно извлечь, так только то, что Писистрат стремился обеспечить занятость сельского населения и избавить город от бедноты.
99 Berve Η. 1967. S. 55.
100 Spahn Р. Individualisierung und politisches Bewußtsein im archaischen Griechenland // Anfänge politischen Denkens in der Antike / Hrsg. K. Raaflaub. München, 1993. S. 362.
338

лишний раз доказывает верность Писистрата гомеровским идеалам. Для него не было лучшего образца общественной жизни, чем модель Итаки, где все были заняты своими заботами по хозяйству и двадцать лет не было нужды собираться на собрание и решать политические дела.
С другой стороны, политика покровительства крестьянству имела в основе древний идеал земледельческого труда. Устойчивость этого идеала иллюстрируют многочисленные примеры, но здесь будет достаточно напомнить только некоторые из них. В гомеровскую эпоху Одиссей гордился своими навыками в сельских работах (см. гл. 1, 3 в), а Гесиод советовал своему непутевому брату заняться прежде всего земледелием, т. к. считал этот труд наиболее достойным. Позднее свою дань должного внимания земледелию отдало и греческое законодательство: Солон учредил свой ценз в расчете на земельных собственников, а в некоторых городах гражданам запрещалось заниматься другим трудом, кроме земледелия (Xen. Oec., IV, 3; Arist. Ath. Pol., 1278 а 6 sq.; 1316 b 4 sq.). В результате в Греции сложился классический идеал гражданина, который должен быть воином и земледельцем одновременно101. Примечательно, что в классическую эпоху высокая оценка земледельческого труда по старой гомеровской традиции имела прежде всего моральное обоснование. Считалось, что земледелие не только кормит человека, но и воспитывает его, учит справедливости, взаимопомощи, закаляет его и делает хорошим защитником отечества (Xen. Oec., V, 1—20)102. К тому же земледелие дает человеку только необходимое и ничего лишнего, оно удовлетворяет насущные потребности человека, но не может служить источником наживы и приучает к гармоничному образу жизни103. Поэтому многие греческие писатели отдавали должное земледелию и воспевали благородство крестьянского труда104. Но, как сказано, этот классический стереотип земледельческого труда имел довольно глубокие корни, теряющиеся где-

101 Подробно об этом идеале с указанием литературы см.: Кошеленко Г. А. Древнегреческий полис // Античная Греция. Ч. 1. М., 1983. С. 17-20, 27 сл.
102 Там же. С. 27.
103 С этих же позиций оценивалось ремесло и результат получался прямо противоположный. Так, например, Сократ у Ксенофонта отвергает ремесла «потому что они, по общему мнению, и телу вредят, и душу расслабляют» (Xen. Oec., VI, 5).
104 Там же. С. 18, 27.
339

то в толще «темных веков», а то и глубже. Во всяком случае, во времена Писистрата такое особо почетное отношение к земледелию было составным элементом традиционного мировоззрения. Поэтому, проявляя заботу о крестьянах, Писистрат тем самым демонстрировал свою приверженность традиционным ценностям и обычаям предков.
Аттика исконно считалась страной земледельцев и естественно, что этому существовало мифологическое объяснение. Это был миф о споре между Афиной и Посейдоном. Оба божества спорили о том, кому будет посвящена Аттика и кто будет покровителем этой страны. В конце концов было решено прекратить спор посредническим судом и отдать Аттику тому, чей дар этой земле будет признан более полезным. Посейдон ударом трезубца о скалу произвел родник чистой воды, а Афина посадила маслину. Дар Афины был признан более ценным, страна была отдана ей, а с посаженной ею маслины в Аттике началось земледелие. Плутарх писал, что этот миф выдумали древние афинские цари, т. к. на самом деле это они приучили афинян к земледелию (Plut. Them., 19). Отсюда можно заключить, что мифология возводила начало земледелия в Аттике к Афине, а историческое предание — к древним царям. Следовательно, Писистрат, поддерживая крестьянство, не просто следовал традиции, но и служил своей покровительнице Афине, которая желала видеть свою страну земледельческой. Возможно, что с целью донести эту идею до народа Писистрат как-то актуализировал миф о споре Афины с Посейдоном. Так или иначе, но искусство отреагировало на эту актуальность, и в вазовой живописи тотчас появился сюжет, изображающий кульминационный момент спора двух богов (см. прил. 20). С другой стороны, Писистрат, покровительствуя земледелию, продолжал дело древних афинских царей, прямым потомком которых он являлся.
Но и это еще не все. В то самое время в искусстве популяризируется и миф о Триптолеме. Это был элевсинский герой, почитавшийся за то, что он получил от Деметры первые хлебные злаки и научил людей земледелию. Теперь он вдруг сделался аттическим героем и стал изображаться на вазах как податель зерна, несущий людям благо земледелия. У него сложился свой иконографический образ: обычно он изображается как бородатый мужчина в расцвете сил, который сидит на передвижном троне на колесах (!) и держит в руке колосья зерна (см. рис. 24 б—в). Трон был символом власти, а сидящий на нем мужчина был не кто иной, как сам

340

Изображения Триптолема Изображения Триптолема Изображения Триптолема

Рис. 24 а—в. Изображения Триптолема в середине — второй половине VI в. до н. э.

Писистрат105. Только он один во всей Аттике мог восседать на царском троне, а черты лица Триптолема поразительно похожи на черты лица Геракла и Зевса с других ваз. Если сравнить все рассмотренные нами изображения (см. рис. 1724), то нетрудно увидеть, что в каком бы обличий художники не представляли Писистрата — в качестве Зевса, Диониса, Геракла или его самого, — это всегда одно и то же лицо. Это один и тот же тип бородатого мужчины в расцвете лет. Он всегда узнаваем, как бы его ни нарядили. Следовательно, во всех этих случаях художники действитель-

105 Эту концепцию подробно развивает П. Шпан — см.: Spahn Р. 1980. S. 20 ff. Мы полностью разделяем его точку зрения и излагаем ее здесь в нашей интерпретации.
341

но имели в виду одного и того же человека, т. е. Писистрата. Теперь наконец-то он предстал и как Триптолем. Этот образ был для него очень важен и имел непосредственное отношение к его политике. Триптолем был миссионером Деметры: он нес людям хлебные злаки. Изображение Писистрата в образе Триптолема должно было символизировать благородную миссию тирана в Аттике — он заботился о крестьянах, давал им ссуды и совершал инспекционные поездки по стране (Arist. Ath. Pol., 16, 5); он был просто благодетелем крестьянства. Афинские художники нашли прекрасный способ наглядно представить благотворительность тирана: он щедр и поэтому держит в руках колосья, как податель хлеба; он много ездит по стране и поэтому у него трон на колесах. Образ Триптолема — подателя хлеба давал просто идеальную возможность для прославления щедрого и вездесущего царя-благодетеля, и художники не преминули ею воспользоваться.
Таким образом, крестьянская политика Писистрата имела серьезное идеологическое обоснование религией и традицией. Она была хорошо обставлена пропагандистски и служила ко благу как самого тирана, так и его подданных. Этим опровергается тезис некоторых современных ученых о том, что тиран не проводил никакой сознательной аграрной политики106. За этим тезисом легко просматривается тенденциозность его авторов и их нежелание признавать за тиранией какое-либо позитивное значение. На самом деле тот факт, что мы очень мало знаем о деятельности Писистрата, еще не означает, что он не проводил вообще никакой социальной политики, ведь даже простейшая логика показывает, что без нее он просто не мог бы удержать власть. Имеющиеся в нашем распоряжении скудные данные свидетельствуют о том, что такая политика у него не только была, но и проводилась им вполне целенаправленно и планомерно.
Аристотель, описывая политику тирана, как-то вскользь замечает, что Писистрат взимал десятину со всех доходов в стране (Ath. Pol., 16, 4). Это сообщение в научном мире толкуется по-разному. Только незначительная часть историков принимает этот факт как он есть107, а в основном ученые либо отрицают его, либо понимают под десятиной различные виды денежных или натуральных поборов и

106 Welwei K.-W. 1992. S. 236 f.; De Libero L. 1996. S. 79. Можно сказать, что и здесь вся аргументация сводится к одному принципу: «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Никаких серьезных доводов не приводится, т. к. их просто нет.
107 Berve Η. 1967. S. 53; Rhodes Р. J. 1981. Р. 215.
342

притом в меньшем объеме108. Скепсис вызван неясностью технической стороны дела, так как нам ничего не известно о том, в каком виде и как взимался данный налог. Впрочем, как иногда отмечается, эти сложности вполне преодолимы109. Мы же полагаем, что налог в виде десятины можно рассматривать как вполне исторический факт, поскольку он соответствовал религиозному мышлению тех людей. У многих древних народов десятина была священной жертвой, отдаваемой в знак благодарности за полученные блага либо божеству, даровавшему доход, либо замещавшему его царю. Так и греки после каждого выгодного предприятия десятую часть дохода жертвовали в храм, все равно, касалось ли это торговой прибыли или военной добычи (Hdt., IV, 152; IX, 81)110. Это было продиктовано нормами благочестия и боязнью прогневить божество. Миф о калидонской охоте учил всех греков, что забвение благодарственной жертвы влечет за собой месть обиженного божества. Таким образом, благодарственная жертва была обязанностью человека, а десятина была одним из видов такой жертвы. Царь имел право на десятину потому, что замещал божество и нес расходы на общественный культ и государственные нужды (ср.: 1 Цар., 8, 15, 17). Писистрат как царь был официальным представителем Афины и взимаемая им «священная доля» была замещением пожертвований для самой богини. Этот налог он использовал во славу Афины: строил святилища, украшал город, организовывал жертвоприношения и празднества в честь нее и других богов. Возможно, из тех же средств выплачивались субсидии бедным крестьянам и, в таком случае, получалось, что, платя десятину Писистрату — Триптолему, крестьяне благодарили саму Деметру за посылаемые ею дары земли111. Для религиозного мышления людей той эпохи это был естественный образ мыслей. Тем более естественна десятина была для Писистрата как «богоизбранного» царя, стоявшего «на службе» у главного божества страны.
Помимо крестьян политика Писистрата благоприятно сказывалась и для других слоев простого народа. Широкая строительная деятельность тирана дала работу и заработок городской бедно-

108 Schachermeyr F. 1979. S. 111 f.; Stahl Μ. 1987. S. 252 ff.; Chambers M. 1990. S. 209; Welwei K.-W. 1992. S. 235 f.; De Libero L. 1996. S. 85 f.
109 De Libero L. 1996. S. 85.
110 В Риме же вообще всякое жертвоприношение формально принимало вид десятины (Fest., р. 636).
111 Spahn Р. 1980. S. 22.
343

те112, а чеканка им собственной монеты с изображением Афины113 стимулировала товарно-денежное обращение в стране. Развитие же денежной системы благотворно влияло на создание внутреннего рынка и было выгодно для торговцев и ремесленников. Источники ничего не говорят об отношении Писистрата к этим группам населения, но есть основания полагать, что он проводил по отношению к ним протекционистскую политику. Об этом свидетельствует расцвет экономики в его правление — при нем Аттика стала крупным экспортером оливкового масла и ремесленных изделий114. Особенно впечатляет подъем керамического производства: аттические сосуды со знаменитой чернофигурной росписью вытеснили коринфских конкурентов и завоевали рынки по всему Средиземноморью115. Современные скептики, конечно же, отрицают какую-либо заслугу в этом Писистрата и говорят, что экономика и искусство достигли успехов сами по себе и что их развитие никак не связано с тиранией116. В данном утверждении тоже видна тенденциозность, в то время как даже простое историческое наблюдение и здравая логика показывают, что успехи экономики и культуры во многом зависят от политики властей. Всем известно, что политика может стимулировать, а может и тормозить экономику. Взаимосвязь политики и экономики одинаково очевидна как сегодня, так и во времена Писистрата. Особенно это ощущается при авторитарных режимах. Поэтому расцвет экономики в Афинах обязан Писистрату уже тем, что он создал упорядоченную денежную систему и дал всем отраслям спокойно развиваться, не удушая их запретами, непомерными налогами и прочими бесчисленными поборами. Культура же частично работала по социальному заказу тирана, обслуживая его строительную деятельность и идеологию, а частично самостоятельно развивалась, пользуясь благоприятной экономической ситуацией.

112 Berve Н. 1967. S. 56.
113 Это так называемые «гербовые монеты», — «Wappenmünzen» (Berve Η. 1967. S. 98; Stein-Hölkeskamp Ε. 1989. S. 150; Smith J. 1989. Р. 64 f.; De Libero L. 1996. S. 85 f.).
114 Berve H. 1967. S. 56; Schachermeyr F. 1979. S. 126 f.; Nilsson M. 1979. S. 87; Ure P. N. 1979. P. 16; Welwei K.-W. 1992. S. 236 f.; De Libero L. 1996.
115 Beazley I. D. The Development of Attic Black-Figure. Cambrige, 1951. P. 72-87; Kalb F. 1977. S. 134.
116 Kolb F. 1977. S. 136; Welwei K.-W. 1992. S. 237; De Libero L. 1996. S. 87.
344

Чтобы упрочить власть, тиран должен был считаться с интересами не только народа и «новых людей», но и аристократии. Именно со стороны последней существовала постоянная угроза его положению117. Группировки знатных противников дважды изгоняли Писистрата из Афин, и ему пришлось прибегнуть к военной силе, чтобы одолеть их. Теперь, имея под рукой наемников, он был сильнее своих конкурентов и мог заставить их подчиняться. Однако, как показывает пример с Мильтиадом, это не давало полной гарантии, и в его правление могли появиться и появлялись харизматические лидеры, тяготившиеся своим второсортным положением в обществе. Для Мильтиада был очень удачно найден способ реализации его харизмы, но Писистрату следовало обезопасить себя и на случай других возможных претендентов, т. е. нужна была определенная политика в отношении аристократии. Геродот пишет, что после Паллены у Писистрата не оставалось больше политических противников: одни пали в борьбе, а другие бежали из Аттики вместе с Алкмеонидами (Hdt., I, 64). С оставшимися в стране аристократами тиран стал проводить политику сотрудничества118. Возможно, он действительно взял в заложники детей из некоторых знатных семей (Hdt., I, 64)119, но не это было главным. Решающее значение имело то, что он не только не притеснял аристократию, хотя и ограничил ее права120, но даже предоставил ей возможность в прежнем порядке занимать высшие государственные должности. Гордящиеся знатностью аристократы могли удовлетворить свое честолюбие, занимая должность архонта. Писистрату оставалось только следить за тем, чтобы избирались лояльные к нему кандидаты, его родственники и сторонники (Thuc., VI, 54, б)121. Сохранилась одна сильно поврежденная надпись, содержащая список архонтов времени правления Писистрата, на которой частично читаются, частично восстанавливаются имена нескольких афинских аристократов

117 Stein-Hölkeskamp Ε. 1989. S. 145.
118 Подробнее об этой политике см.: Хвостов М. 1912. С. 3—7; Berve Η. 1967. S. 54; Stahl Μ. 1987. S. 133-136; Stein-Hölkeskamp Ε. 1989. S. 145-149; Welwei K.-W. 1992. S. 231 f.; De Libero L. 1996. S. 67-74.
119 Вопрос о заложниках неясен и об их дальнейшей судьбе ничего не известно. См.: Welwei K.-W. 1992. S. 233; De Libero L. 1996. S. 67 f.
120 Права и возможности аристократии ограничивала уже сама власть Писистрата, а также введение им унитарной монетной системы и судей по демам. См.: Schachermeyr F. 1979. S. 105.
121 Stein-Hölkeskamp Ε. 1989 S. 147; De Libero L. 1996. S. 73 f.
345

(ML, 6 b)122. Значит, оставшаяся в Аттике аристократия сотрудничала с тираном. Писистрат, со своей стороны, стремился упрочить это сотрудничество и скреплял его брачными альянсами своих сыновей с невестами из знатных семей123. В конце концов, положение аристократии при Писистрате было совсем уж неплохим, если не сказать хорошим, коль скоро Кимон стремился вернуться в Афины и для этого готов был даже пожертвовать своей честью, отдав тирану свою олимпийскую победу. Самые беспокойные и честолюбивые аристократы, чтобы реализовать себя, могли отправиться вместе с Мильтиадом завоевывать Херсонес Фракийский.
Итак, исторический материал наглядно показывает, что Писистрат проводил разумную политику, удовлетворявшую интересам различных сословий. Аристотель два раза подчеркивает, что Писистрат правил «скорее в духе гражданского равноправия, чем тиранически» (Ath. Pol., 15, 3; 16, 2). Самым важным в правлении тирана Аристотель считает то, что он по характеру был демократичным и обходительным человеком и руководил делами по законам, не допуская для себя никакого преимущества (Ath. Pol., 16, 8). В качестве примера философ приводит известный в античности рассказ о том, как однажды Писистрат лично явился в суд Ареопага, чтобы защищаться против обвинения в убийстве, но сам обвинитель побоялся и оставил дело (Ath. Pol., 16, 8; также: Arist. Pol., 1315 b 21; Plut. Sol., 31). Аристотель утверждает, что благодаря такой политике тиран пользовался широкой поддержкой населения и поэтому, будучи изгнан, всегда легко возвращал себе власть. Аристотель подчеркивает, что Писистрата поддерживало большинство как среди знати, так и среди народа; он отличался таким характером, что умел ладить и с теми, и с другими (Ath. Pol., 16, 9). Конечно, дело тут не столько в характере тирана, сколько в его мудрой социальной политике. Он помогал материально крестьянам, обеспечивал заработок городской бедноте, дал простор деятельности торговцам и ремесленникам и наладил хорошие отношения с аристократией, найдя выход для ее честолюбия в рамках своей власти. Естественно, что все эти социальные группы могли быть ему благодарны и имели все основания поддерживать его власть. При нем они получили возможность удовлетворить свои основные интересы. Поистине, Писистрату удалось сделать так, чтобы и овцы были целы и волки сыты!

122 ML. Р. 9 ff.
123 Berve Η. 1967. S. 49; De Libero L. 1996. S. 72.
346

Аристотель говорит, что тиран старался всегда поддерживать мир и спокойствие (Ath. Pol., 16, 7). В самом деле, Писистрат установил наконец-то социальный мир в обществе, заставив всех подчиняться одному закону и одной власти. Ему наконец-то удалось осуществить в жизни солоновский идеал «золотой середины». Солон провозгласил новый политический принцип и сформулировал новый гражданский идеал; он поставил выше всего в обществе власть закона, который, по его замыслу, должен был создать новый порядок. Однако одного закона было мало, нужна была власть, которая привела бы закон в действие и реализовала бы заложенный в нем потенциал. Такой властью и стала тирания Писистрата. Он смог наконец добиться того, к чему стремился Солон, — он достиг меры, «золотой середины» в отношениях между сословиями и не дал ни одной стороне победить другую. Только если миротворство Солона вызвало недовольство со всех сторон, то Писистрата поддержало большинство тех и других. Одним словом, Писистрату удалось реализовать программу Солона и, быть может, поэтому позднее появилось предание о том, что Солон сотрудничал с Писистратом в начале его правления (Plut. Sol., 31). Кроме того, тиран продолжил начатое при Солоне устройство афинской агоры — места, где собирались народные собрания и исполняли свои полномочия должностные лица. Писистрат построил там, по меньшей мере, два внушительных общественных здания и, возможно, еще храм Аполлона Отчего 124. 1 ем самым он продолжил дело Солона и завершил создание политического центра города, места секулярной власти, в котором воплощалась государственность Афин125. Это было настоящее «среднее» место, общее светское пространство, открытое для всех граждан126.
Перечисленные факты никак не вяжутся с современным образом Писистрата как злодея, поправшего интересы коллектива ради своекорыстных целей. Как раз наоборот, все говорит о том, что он заботился не только о своей выгоде, но и об общественной пользе. Эта забота принесла ему популярность и служила средством упрочения его власти. Именно благодаря такой его политике античные источники сохранили хорошую память о нем. О Писистрате хорошо

124 Колобова К. М. 1961. С. 50 сл.; Stahl Μ. 1987. S. 233-243. Так называемое здание «F» на агоре иногда интерпретируют как резиденцию тиранов, но эта точка зрения слабо аргументируется и легко опровергается (см.: De Libero L. 1996. S. 100 f.).
125 Stahl M. 1987. S. 242 f.
126 Верная Ж.-П. 1988. С. 192 сл.
347

отозвался даже такой поборник демократии и враг тиранов, как Геродот. Для него афинская тирания была лишь третьестепенным сюжетом, и поэтому его свидетельство особенно ценно. Он дал лаконичную, но очень выразительную характеристику тирану: он заявил, что Писистрат правил «прекрасно и хорошо» (καλώς τε και ευ — Hdt., I, 59). Аристотель более подробен, чем Геродот, и не жалеет слов, чтобы подчеркнуть человеколюбие, кротость, снисходительность и миролюбие тирана (Ath. Pol., 16, 2, 7 sq.). В поздних источниках встречается еще целая серия рассказов, иллюстрирующих доброту и мудрость Писистрата (Diod., IX, 37, 1; Plut. Mor., 189, 1, и др.)127. Аристотель передает только два самых известных из них: о том, как Писистрат явился в суд Ареопага, и о его встрече с одним крестьянином на Гиметте. Эта история повествует, как однажды, совершая обычную инспекционную поездку по стране, Писистрат увидел, что какой-то человек трудится на участке земли, густо усеянном камнями. Когда он спросил его, сколько дохода получается с этого участка, тот, не зная в лицо тирана, ответил: «Какие только есть муки и горе; да и от этих мук и горя десятину должен получить Писистрат». Тиран был восхищен откровенностью ответа и трудолюбием этого человека и освободил его от всех повинностей (Ath. Pol., 16, 6). Научый анализ показывает, что подобные истории могли появиться в народной среде либо во время правления Писистрата, либо немного позже128. Они отражают позитивное отношение к тирану и их характерной особенностью является то, что они подчеркивают миролюбие, великодушие и доброту Писистрата129.
В итоге античное предание создало позитивный образ Писистрата, изображая его как справедливого и доброго правителя. Такой имидж прекрасно подходил для роли царя, которую тиран брал на себя. В то же время он мог сложиться только как результат эффективной социальной политики тирана, обеспечившей ему признание современников. Очевидно, что особой популярностью Писистрат пользовался у простого народа, лучше всего ощущавшего его благотворную политику. Поэтому, по словам Аристотеля, уже тогда часто можно было слышать выражение, что «тирания Писистрата — это жизнь при Кроносе» (Ath. Pol., 16, 7). Как известно, в греческой мифологии время, когда миром правил Кронос, означало «золотой век», царство изобилия, справедливости и блаженной жизни. Сле-

127 Подробно см.: Скржинская М. В. 1969. С. 93 сл.
128 Там же. С. 94.
129 Там же. С. 94.
348

довательно, сравнение правления Писистрата с веком Кроноса выражало идею о том, что при нем в государстве было достигнуто некое идеальное, гармоничное состояние благоденствия, идентичное счастливому времени в начале всех времен. Это выражение не только свидетельствует о популярности Писистрата среди современников130, но и выражает важную особенность их восприятия. Данный мифологический образ содержит в себе целую модель идеального общественного состояния, и, поскольку она приписывается Писистрату, представляется целесообразным расшифровать этот образ.
Попробуем выяснить, что включает в себя понятие «века Кроноса». Самое древнее описание его мы находим у Гесиода. Вот как он описывает состояние людей в те времена:

Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою,
Горя не зная, не зная трудов...
В пирах они жизнь проводили...
Сколько хотелось, трудились, спокойно сбирая богатства, —
Стад обладатели многих, любезные сердцу блаженных.
(Erga, 112-120)

Отсюда видно, что основными компонентами «века Кроноса» являются мир, всеобщее благоденствие, изобилие и беззаботное существование без трудов и болезней (Erga, 106—127). Это сказочный идеал благополучия, не имеющий ничего общего с реальной жизнью. Так люди хотели бы жить, подобно гомеровским богам. Совсем иное звучание миф о «золотом веке» приобретает в последующие времена. Он наполняется вдруг социальным содержанием и начинает отражать представления греков о социальной справедливости. Это заметно в одном месте из биографии Кимона Младшего у Плутарха. Речь идет о том самом Кимоне, который в интересах политической карьеры угощал сограждан у себя дома и сделал свой очаг общим пританеем (см. гл. 4, 2 в). Плутарх рассказывает, что, желая приобрести еще большую популярность в народе, Кимон не только кормил и одевал бедных и не только сделал свой дом общим для всех, но даже разрешил всем афинским гражданам беспрепят-
130 Современные скептики, конечно же, не могут признать за тиранией такой позитивной оценки со стороны современников, и либо полностью отрицают ее (Welwei K.-W. 1992. S. 259 f.), либо вовсе «не замечают» (De Libero L. 1996. S. 41 — 134). Тенденциозность такого подхода очевидна и поэтому мы не берем его в расчет и пытаемся выяснить, что скрывается за выражением «век Кроноса».

349

ственно входить в его владения и пользоваться имеющимися там плодами (Plut. Gm., 10; Plut. Per., 9). Этот факт стал широко известен в античности и о нем сообщают также другие греческие авторы (Theop., FGH 115 F 89; Epit. Her., 6; Arist. Ath. Pol., 27, 3)131. Плутарх, комментируя столь необычную благотворительность, отмечает, что Кимон таким образом «как бы снова ввел в жизнь ту сказочную общность владения, которая была во времена Кроноса» (την έττΐ Κρόνον μυθολογουμένην κοινονίαν eις τον βίον αυθις κατήγεν — Plut. Cim., 10, 7). Теперь оказывается, что в счастливые времена Кроноса существовала еще и общность владения. Очевидно, это дополнение к идеалу «золотого века» произошло уже после Гесиода и было вызвано усилением неравенства и социальной несправедливости. Очень вероятно, что это произошло еще до реформ Солона, когда возникло требование передела земли (см. гл. 4, 1 в). Тогда разоряющиеся и попавшие в кабалу крестьяне желали вернуться к тому справедливому порядку, который существовал когда-то в прошлом. Люди желали восстановить утраченную древнюю социальную справедливость, которую они связывали с равными земельными наделами и периодическими переделами земли. Вполне естественно, что такой идеал всеобщего равенства в сознании людей наложился на мифический образ «века Кроноса» и стал непременным атрибутом тех легендарных времен, когда все было идеально. Так «век Кроноса» стал ассоциироваться не только с изобилием благ, но и с равенством «по количеству», воплощенном в «общности владения» (κοινωνία). Кимон сделал свое имущество общим достоянием и поэтому он восстановил «золотой век».
Однако можно спросить, какое все это имеет отношение к Писистрату? Видимо, самое прямое. Расшифровав социальный смысл понятия «века Кроноса», приложим теперь эту модель к правлению тирана. Первая, «гесиодовская» часть этого идеала была налицо: Писистрат установил в обществе мир и способствовал росту общественного благосостояния, при нем заметно улучшилось положение крестьянства и других слоев простого народа, и город достиг экономического процветания. Оставалась еще вторая часть «программы», т. е. достижение равенства и общности владения. Равенство Писистрат действительно установил, но только не буквальное, «по количеству», а политическое, в виде равенства всех перед законом. Аристотель пишет, что тиран не делал здесь исключения

131 Благодаря обилию источников, этот факт признается достоверным: Rhodes Р. J. 1981. Р. 399; Chambers Μ. 1990. S. 267 ff.
350

даже для себя и поэтому явился в суд по обвинению (Ath. Pol., 16, 8). Что касается материального равенства, то, хотя Писистрат и не произвел передела земли или всеобщего имущественного уравнения, у афинян тем не менее были основания считать, что Писистрат восстановил древнюю «общность владения», пусть только в масштабах своей личной собственности. Феопомп сообщает, что Писистрат снял охрану со своих полей и садов, чтобы каждый желающий мог свободно войти и пользоваться его плодами (FGH 115 F 135). Историк отмечает, что именно этот поступок повторил потом Кимон Младший (Ibid.). Это уже два известных нам случая такого рода благотворительности, которая создает иллюзию «общности владения». Совершенно очевидно, что это не случайность132. Оба примера явно восходят к одному образцу, вернее, к одной и той же идеологической модели. Оба политика стремились к популярности среди простого народа и поэтому имитировали восстановление древнего равенства. По сути, они эксплуатировали одну и ту же идею. Надо полагать, что были и другие случаи символической благотворительности, память о которых не сохранилась. Источники по архаике слишком скудны, из-за чего имена не столь знаменитых благотворителей навсегда канули в Лету. Тем не менее одно свидетельство у нас все же есть. Плутарх мимоходом отмечает, что отец Солона уменьшил свое состояние какой-то благотворительностью (φιλανθρωπίας τιυας — Plut. Sol., 2). Можно думать, что это было нечто подобное, т. е. очередная раздача имущества. Следовательно, мы определенно имеем дело с целым явлением, с некоей общей тенденцией, а не только с отдельными случаями. Поскольку описанная выше благотворительность воспринималась людьми как восстановление древней «общности владения», напрашивается вывод, что речь идет о какой-то древней традиции. Осталось только выяснить, что это за традиция.

132 Совершенно безосновательно утверждение, будто такая благотворительность Писистрата есть лишь литературный дубликат позднейшей благотоврительности Кимона (De Libero L. 1996. S. 79). Почему именно так, а не наоборот? Здесь нет другого объяснения, кроме как стремления историков отнять у Писистрата его заслуги и представить его в дурном свете, хотя это и очень трудно сделать на основании источников. Поэтому «неудобные» показания источников без всяких доказательств объявляются фальшивыми. Мы считаем, что благотоврительность Писистрата и Кимона опиралась на одну и ту же идеологическую модель (см. ниже). Оба политика желали показать свою заботу о согражданах и вполне естественно использовали для этой цели древний стереотип социальной справедливости, имитируя иллюзорное восстановление легендарной «общности владения».
351

Обычно непредвзятые исследователи видят в такой благотворительности пережиток каких-то очень древних аграрных отношений в общине, правда, никто не берется определить, каких именно133. Нам кажется, что истоки этого явления следует искать действительно в доисторической древности, а конкретно в некоторых идеологических особенностях первобытно-общинной организации. Специалисты отмечают, что на стадии разложения первобытной общины, в связи с экономическим прогрессом, ростом благосостояния и появлением материального неравенства, возникает универсальный конфликт между индивидуалистическими частнособственническими тенденциями и коллективистскими психологическими установками134. Эти установки оказываются настолько сильны, что благодаря им в обществе долгое время сохраняется система уравнительного распределения, причем даже и в изменившихся условиях. Иногда этот принцип осуществляется даже в виде принудительного распределения135. Наиболее распространенной формой разрешения конфликта между зарождающейся частной собственностью и уравнительным коллективным распределением служит потлач, или т. н. потлачевидные обычаи. Эти обычаи определяются как «ритуалы с имитацией коллективного потребления в форме празднеств или пиршеств, с публичной демонстрацией и раздачей имущества»136. Потлач функционирует в двух плоскостях: с одной стороны, он становится обязанностью состоятельных общинников, а с другой стороны, он служит средством повышения социального престижа человека, который его устраивает137.
Какие-то рудиментарные формы потлача можно обнаружить и в греческом мире. Отдельные пережиточные элементы потлача встречаются в гомеровском эпосе, в описаниях щедрых пиров и подарков (Il., II, 420 sqq.; IX, 205 sqq.; Od., IV, 589 sqq. и др.). Герои стараются превзойти друг друга в щедрости даров и Гомер подробно перечисляет кто, что, кому подарил. Хорошо видно, что

133 Лурье С. Я. 1939. С. 80 сл.; Андреев В. Н. Аграрные отношения в Аттике в V-IV вв. до н. э. // Античная Греция. Ч. 1. 1983. С. 297; Шишова И. А. Раннегреческое законодательство и становление рабства в античности. Л., 1991. С. 57.
134 История первобытного общества. Эпоха классообразования. М., 1988. С. 151 (далее: ИПО).
135 Там же. С. 151.
136 Попов В. А. Этносоциальная история аканов в 16—19 веках. Μ , 1990. С. 180.
137 Там же.
352

статус героя проявляется в том, что он отдает, — чем более ценны дары, тем выше престиж дающего. Аристократы архаической эпохи старались не отстать от эпических героев и тоже стремились повысить свой престиж за счет дорогих подарков, угощений и т. д. Это было типичным явлением во всей Греции, которое в науке получило название демонстративного потребления138. В данный контекст прекрасно вписывается и благотворительность знатных аристократов. Если дарение было средством повышения социального престижа, то естественно, что лидеры, стремящиеся к популярности, должны были использовать этот инструмент. Принципиальное значение имело то, на какие социальные круги делался расчет. Если кто-то хотел повысить свой статус в среде аристократии, ему достаточно было устраивать щедрые пиры и богато одаривать других аристократов. Именно так вел себя Клисфен Сикионский, устроив беспрецедентную свадьбу своей дочери. Но если кто искал популярности в народе, то он должен был устраивать самый настоящий потлач и щедро делиться с народом. Вот тут-то на первый план выступала идея справедливого всеобщего равенства «по количеству». Это были те самые «коллективистские психологические установки», которые произвели потлач и которые греки унаследовали от первобытности. Благотворители как бы восстанавливали «общность владения», т. е. символически разрушали социальную несправедливость и возвращали всеобщее равенство. Следовательно, сама модель народного равенства «по количеству» есть рудимент первобытного мышления в греческом мире, а благотворительность, проявленная отцом Солона, Писистратом и Кимоном, была не чем иным, как первобытным потлачем, только уже в цивилизованном обществе. Отсюда же произошла и классическая греческая литургия. Кстати, мысль о том, что литургия была продолжением практики первобытного потлача в условиях полиса, уже высказывалась в научной литературе 139.
Таким образом, Писистрат, открыв гражданам доступ в свои владения, сознательно использовал идеал народного равенства. Он искал поддержки у народа, стремился к популярности и потому задействовал древнюю сказку о «золотом веке». Неудивительно, что народ стал называть его правление «веком Кроноса». С другой стороны, не исключено, что его благотворительность имеет

138 Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции в VII— V вв. до н. э. Л., 1985. С. 91 сл.
139 См. также: Кошеленко Г. А. 1983. С. 28.
353

отношение еще к какой-то универсальной архетипной модели, связанной с образом идеального правителя. Дело в том, что модель идеального монарха уже сама по себе предусматривала возвращение «золотого века», изобилие, процветание и равенство граждан. Во всяком случае, только так можно объяснить тот факт, что египетский фараон Рамсес III поступил подобно Писистрату: в одной своей надписи среди прочих своих заслуг он особенно похвалялся тем, что устроил в стране множество садов и открыл в них доступ простому народу140.
То, что Писистрат хотел быть идеальным царем, уже совершенно ясно. Для создания такого образа ему очень помогала еще одна мифологическая ассоциация. Он пришел к власти, когда страну раздирали внутренние распри, царила смута и недовольство. Тут он явился во всем своем великолепии, победил противников, стал царем, прекратил раздоры, установил мир и благополучие. Это, пожалуй, самый классический архетипный образ древности. Как известно, мифологическое мышление оперирует набором устоявшихся первообразов-архетипов, или т. н. «матриц». С помощью этих образов древний человек воспринимает явления окружающего мира как повторение каких-то первоначальных событий, бывших в начале мира 141. Согласно этой логике, приход к власти и правление Писистрата накладывались на «матрицу» бога — устроителя мира. Этот бог побеждает восставшие силы хаоса и затем творит или благоустраивает космос, владыкой которого он является. Хрестоматийным примером такого бога считается вавилонский Мардук, победивший воплощение хаоса, чудовище Тиамат. У греков таким богом был Зевс, который сокрушил мощь восставших титанов, тоже воплощавших силы хаоса, и после этого учредил в мире благозаконие, порядок и справедливость (Hes. Theog., 665 sqq.; 853—930). Этот образ как нельзя лучше подходил Писистрату — он тоже победил силы хаоса и установил мир и благоденствие. Писистрат был просто копией Зевса! Он полностью попал на «матрицу» Зевса, а мифологическое мышление, как мы уже видели (эпизод с Фией), охотно отождествляет образ и его подобие. Может быть, именно поэтому афинские художники изображали тирана так похожим на Зевса (см. рис. 1820, 24).

140 Текст надписи см.: Хрестоматия по истории древнего Востока. Ч. 1. М., 1980. С. 112-114.
141 Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. С. 50 слл.; Veinbergs J. 1988. S. 153 ff.
354

Наконец, то же самое мифологическое мышление могло представлять Писистрата и как нового основателя Афин и уподоблять его Эрихтонию — легендарному афинскому герою, древнему царю и любимцу богини Афины 142.
Нас не должно удивлять такое обилие мифологических ассоциаций, связанных с персоной афинского тирана: все они соответствовали религиозному мировосприятию людей той эпохи и выражали различные аспекты деятельности Писистрата. Нет оснований и сомневаться в историчности всех этих мифологических моделей, — они служили реальной легитимацией власти тирана. Хорошо известно, что и много позже римский император Август официальной пропагандой преподносился то как Юпитер, то как новый Ромул — основатель Рима, а его правление тоже получило обозначение «золотого века». В обоих случаях действовали одинаковые религиозные «матрицы» античных людей. Если они «срабатывали» даже в эпоху выродившейся античной религии (тогда они были уже больше политическими символами, чем продуктом живой веры), то в эпоху Писистрата, когда традиционная религия еще определяла сознание основной массы населения, эти мифологические образы были выражением веры того времени.
Итак, Писистрат благополучно процарствовал в Афинах до самой своей смерти, оставив о себе хорошую память, которая жила в его делах, построенных им зданиях и в многочисленных устных рассказах, иллюстрирующих его мудрость, доброту, обходительность и щедрость. Его правление, преломившись сквозь призму мифологического сознания, сложилось в образ «золотого века». Умер Писистрат в 528/7 г. до н. э.143, передав власть двум своим сыновьям — Гиппию и Гиппарху.

б) Правление Писистратидов

Всего у Писистрата было несколько сыновей от разных жен и их генеалогические линии, равно как и судьба, прослеживаются весьма неясно144. Достоверно известно, что власть в Афинах унаследовали двое — Гиппарх и Гиппий, а их брат Гегесистрат был тираном в Сигее (Hdt., V, 94; Thuc., I, 55, 1; Arist. Ath. Pol., 17, 3).

142 Stahl M. 1987. S. 252.
143 Датировку см.: Rhodes Р. J. 1981. Р. 198; Chambers Μ. 1990. S. 204.
144 Davies J. K. 1971. P. 444-460; Rhodes P. J. 1981. P. 225 f.; Chambers M. 1990. S. 212 f.
355

Реально делами управлял Гиппий, в то время как Гиппарх, по словам Аристотеля, был человеком легкомысленным, влюбчивым и большим поклонником Муз (Ath. Pol., 18, 1). Однако Фукидид описывает правление братьев как совместное (Thuc., I, 54, 5—7).
О правлении Писистратидов нам известно очень мало: античные авторы обходят этот вопрос стороной и концентрируют внимание на истории убийства Гиппарха. Только Фукидид в нескольких фразах дает скупое описание их власти. Из его слов видно, что тираны продолжали политику своего отца и ничего не меняли в государственном устройстве. Он пишет, что они правили мирно, без применения насилия, старались избегать недовольства и проявить «больше всего доблести и благоразумия» (άρετήν και ξύνεσιν — VI, 54, 5)145. Фукидид особо отмечает, что власть тиранов не была непопулярной или в тягость народу (Thuc., VI, 54, 5). В качестве примера он приводит такой факт, что Писистратиды взимали уже не десятину, а пятипроцентный налог с афинян (Thuc., VI, 54, 5)146, что, безусловно, должно было поднять их популярность в народе. Далее Фукидид говорит, что при тиранах по-прежнему оставались в силе все прежние законы и что тираны заботились только о том, чтобы кто-то из их семьи всегда занимал должность архонта (VI, 54, 6). Это сообщение подтверждается эпиграфическим материалом: до нас дошел обломок одной надписи, содержащей список архонтов того времени147. В нем читаются имена тиранов Гиппия и его сына Писистрата, названного так в честь знаменитого деда, а также ряд имен видных аристократов, в числе которых значится и Алкмеонид Клисфен — будущий афинский реформатор (ML, 6 с). Это значит, что Писистратиды продолжали дружественную политику отца по отношению к аристократии и даже превзошли его в этом, коль скоро при них даже Алкмеониды смогли вернуться из изгнания148. Об экономической политике тиранов мы ничего не знаем —

145 Континуитет политики при Писистратидах отмечают все исследователи: Berve Η. 1967. S. 64 f.; Welwei K.-W. 1992. S. 247 f.; De Libero L. 1996. S. 118.
146 Очевидно, что снижение налога произошло именно при Писистратидах: Berve Η. 1967. S. 53, 65 f.; Rhodes Р. J. 1981. Р. 215.
147 ML. Р. 9-12.
148 Andrewes Α. 1956. Р. 109 f.; Berve Η. 1967. S. 65; Stein-Hölkeskamp Ε. 1989. S. 147 f.; Welwei K.-W. 1992. S. 248 f.; De Libero L. 1996. S. 124 f. Неясной остается история с Кимоном Старшим, который при Писистратидах одержал третью олимпийскую победу и был убит, как
356

Мистические глаза. Художник Эксекий

Рис. 25. Мистические глаза. Художник Эксекий. Ок. 530 г. до н. э. (для сравнения — глаза Диониса на вазе, прил. 18)

ясно только то, что при них благосостояние населения продолжало расти. Беднота по-прежнему имела стабильный заработок благодаря продолжающейся строительной деятельности в Афинах149. Достоверно известно также, что Писистратиды выпустили новую монету с изображением Афины и ее символа — совы 150. Следовательно, товарно-денежные отношения в Аттике продолжали успешно развиваться. Во внешней политике тираны поддерживали дружественные отношения с союзниками 151. Вот и все, что можно сказать о политике Писистратидов.
Зато довольно неплохое представление мы имеем об их культурной политике. Аристотель говорит, что из-за своей склонности к Музам Гиппарх приглашал в Афины поэтов, и среди них были такие знаменитости, как Симонид и Анакреонт (Ath. Pol., 18, 1). Это повышало престиж тиранов, которые играли роль покровителей искусств 152. При их дворе находился также известный поэт-мистик, собиратель орфической теологии — Ономакрит (Hdt., VII, 6). Как раз в это время в Афинах расцвела орфическая секта 153. Сами
говорит Геродот, по инициативе тиранов (Hdt., VI, 103). Это сообщение Геродота иногда признается фальшивым: De Libero L. 1996. S. 119 f. Во всяком случае, сын Кимона Мильтиад спокойно оставался в Афинах, пока Писистратиды не отправили его перенять власть в Херсонесе Фракийском вместо его погибшего брата. Тираны даже снарядили для него целый боевой корабль (Hdt., I, 39).

149 Это признают даже скептики: Welwei K.-W. 1992. S. 253 f.
150 Berve Η. 1967. S. 66; Stahl Μ. 1987. S. 254.
151 Berve Η. 1967. S. 67; De Libero L. 1996. S. 127 f.
152 Berve H. 1967; Kolb F. 1977. S. 134; De Libero L. 1996. S. 128 f.
153 Kolb F. 1977. S. 115; Parker R. 1996. S. 100.
357

Писистратиды увлекались изречениями оракулов и при них имелись целые сборники пророчеств (Hdt., V, 90, 93; VII, 6). Они поддерживали и элевсинский культ, завершив начатое там при их отце строительство внушительного зала для посвящений 154. В искусстве опять встречается сюжет схождения Геракла в Аид (см. прил. 21). Композиция изображения почти та же, что и при Писистрате: за спиной Геракла стоит Афина, только сам Геракл заметно помолодел — это уже не почтенный муж в возрасте, а молодой мужчина (ср. рис. 1724 и прил. 21). Очевидно, что художники подразумевали теперь уже не Писистрата, а его молодых сыновей. Возможно, что именно Гиппий вслед за отцом представлял себя в виде любимого богиней Геракла. Но ни он, ни его брат не имели каких-то особых личных отношений с Афиной, как их отец. Они пришли к власти не как харизматические, богоизбранные вожди, а как наследники, и поэтому у них не было ни особой харизмы, ни особой религиозной пропаганды. Возможно, поэтому они делали акцент на индивидуализирующие мистические культы: орфизм и элевсинские мистерии. Не был забыт и дионисийский оргиастический культ, сцены из которого все чаще стали появляться на афинских вазах (см. прил. 22). Вообще, увлечение орфизмом и всякого рода мистицизмом нашло широкое отражение в искусстве: в это время распространяются изображения мистических глаз всевидящего и при всем присутствующего божества (см. рис. 25). Эти глаза напоминают об орфической концепции пантеистического Зевса, который присутствует всегда, везде и во всем.
Писистратиды продолжали вести активную строительную деятельность: они достроили или перестроили храм Афины на Акрополе, завершили строительство в Элевсине, возвели алтарь двенадцати богам на агоре, и там же построили знаменитый колодец, — упоминаемый Фукидидом «Эннеакрунос» («Девятиструйный» — Thuc., II, 15, 4 sq.). Они провели водопровод, посвятили еще один алтарь Аполлону и начали сооружение громадного храма Зевса Олимпийского 155. Эти мероприятия дали работу многим афинянам и способствовали развитию ремесла, о чем свидетельствует большое количество найденных на Акрополе посвящений ремесленников156. В платоновском (или псевдоплатоновском) диалоге «Гиппарх» упо-

154 Kolb F. 1977. S. III; Parker R. 1996. S. 97.
155 Подробно см.: Колобова Κ. Μ. 1961. С. 59-64; Kolb F. 1977. S. 109 ff.; Stahl M. 1987. S. 233-243; Camp J. Die Αγορα von Athen. Mainz, 1989. S. 46-55; De Libero L. 1996. S. 103-107.
156 Колобова Κ. Μ. 1961. С. 59; De Libero L. 1996. S. 123.
358

минается, что Гиппарх расставил на дорогах Аттики множество герм, на которых были записаны короткие нравоучительные выражения и обязательно сообщалось, кем данный памятник поставлен (Plat. Hipp., 228 d — 229 d). Эти надписи всякий раз напоминали афинянам о благодетельном тиране и о его мудрости, т. к. содержащиеся в них изречения были очень похожи на сентенции «семи мудрецов». Эти изречения советовали быть справедливым, не обманывать друга и т. д. (Ibid.)157. Возможно, что Гиппарх таким образом хотел завоевать себе славу мудреца. Кажется, ему это в некоторой степени удалось и в том же самом платоновском диалоге ему приписывается заслуга его отца, а именно установление правильного порядка рецитации гомеровских поэм на праздниках (Ibid., 228 b) 158.
При Писистратидах наивысшего расцвета достигло искусство чернофигурной росписи и появился новый вид вазовой живописи — краснофигурная роспись (см. прил. 21—22, 24). Развивалась не только техника живописи, но и ее смысловое содержание. Если при Писистрате доминировали мифологические и аллегорические сюжеты, то при его сыновьях появились уже совершенно профанные изображения, иллюстрирующие окружающую жизнь, а не миф. Еще знаменитый художник Эксекий, пик творчества которого пришелся на правление Писистрата, изобразив отдых двух воинов-аристократов, представил их как гомеровских героев (см. прил. 23)159. Но уже почти в то же время другие художники начали изображать обычных современных им аристократов без какой-либо мифологической подоплеки (см. прил. 24). Появляются и чисто бытовые сюжеты, например женщины, набирающие воду у колодца, возмож-

157 Археологами найдена одна такая герма, датируемая временем правления Гиппарха, но на ней нет ничего, кроме указания места, где она должна стоять. См.: De Libero L. 1996. S. 130. Тем не менее это еще не значит, что не было герм с изречениями, — просто они еще не найдены.
158 Вообще, поздние античные авторы не знали точно, кому принадлежит эта заслуга и приписывали ее авторство даже Солону (FGH 485 F 6; Ael. Var. Hist., VIII, 2). См.: De Libero L. 1996. S. 129, Anm. 504. Нам кажется более вероятным, что это мог сделать Писистрат (см. выше) За это говорит и большинство источников.
159 Примечательно, что эти герои (Ахилл и Аякс) изображены за игрой в кости (прил. 23), в то время как у Гомера такого эпизода просто нет. Здесь явно изображены современные художнику аристократы. К тому же этот сюжет напрашивается на параллель с той игрой в кости, которой развлекались афинские аристократы перед битвой при Паллене (см. гл. 6, 2 б).
359

но, у того самого «Эннеакрунос», построенного Писистратидами (прил. 25). Мастерство художников заметно совершенствуется и утончается, все больше внимания уделяется разработке деталей, все меньше чувствуется влияние условностей и канонов, возрастает натурализм изображения (ср., например, прил. 20—24). Подобные процессы происходят, хотя и медленнее, в скульптуре (ср. прил. 17 и 26—27). Все эти явления означают, что искусство стремительно секуляризируется, отделяется от религии и приобретает самоценный характер «искусства ради искусства». Это означает, что в области эстетики религия начала быстро и ощутимо сдавать свои позиции. В целом же в искусстве, как и вообще в культуре Аттики последней четверти VI в. до н. э., наблюдается мощный подъем. Все факты говорят о том, что достигнутое при Писистрате процветание Афин продолжалось и при его детях.
Как всегда, беда нагрянула внезапно. Причиной тому была порочная наклонность и необузданность одного из братьев-тиранов. Согласно древнейшей версии, Гиппарх160 воспылал гомосексуальной страстью к юноше Гармодию, а когда его притязания были отвергнуты, он отомстил непокорному юноше, нанеся обиду его сестре (Thuc., VI, 54—56). У Гармодия уже был свой любовник по имени Аристогитон. Они оба сочли себя оскорбленными и решили в отместку убить обоих тиранов. С этой целью был составлен заговор, в который были вовлечены их некоторые друзья. Свой замысел они должны были осуществить во время праздника Великих Панафиней, когда в Афинах особенно много народа и можно легко затеряться в толпе. Но, как это часто бывает в подобных ситуациях, вмешался случай и расстроил их планы. Во время праздничной процессии Гармодий с Аристогитоном вдруг увидели, что один из участников заговора любезно беседует с Гиппием. Они подумали, что он их выдает и решили действовать без промедления, пока их не арестовали. С кинжалами в руках они внезапно напали на стоявшего отдельно Гиппарха и убили его. Подбежавшие телохранители тут же на месте расправились с Гармодием, а Аристогитону удалось скрыться в толпе. Вскоре он был пойман, подвергнут пыткам и

160 Фукидид говорит, что это был Гиппарх, а Аристотель считает, что это был третий, самый младший брат, по имени Фессал или Гегесистрат (Ath. Pol., 18, 2 sq.). См. об этом: Rhodes Р. J. 1981. Р. 229 f.; Chambers Μ. 1990. S. 215. Скорее всего, речь идет все-таки о Гиппархе, т. к. Гегесистрат должен был находиться в Сигее, а в Афинах правили два тирана, а не три.
360

казнен (Thuc., VI, 56-57; Arist. Ath. Pol., 18, 2-6). Такова вкратце эта история. В некоторых деталях наши источники расходятся161, но суть ясна: заговор против тиранов был составлен не по политическим, а по сугубо личным мотивам162; в нем участвовал узкий круг друзей-единомышленников, которым удалось убить только Гиппарха, а непосредственные исполнители этого убийства сами погибли. Произошло это в 514 г. до н. э.163
После убийства брата Гиппий правил в Афинах еще четыре года. Трагическое происшествие вызвало коренной перелом в его правлении: опасаясь новых заговоров, он стал подозрительным, начались акты мести, аресты и казни (Hdt., I, 62; Thuc., VI, 59, 2; Arist. Ath. Pol., 19, 1). Афинская тирания вступила в последнюю стадию своего существования. Теперь она из символической царской власти превратилась в тиранию в негативном значении этого слова, т. е. именно в таком значении, в каком его употребляли позднее, в эпоху демократии. Теперь это была власть, основанная на насилии. Почва стала уходить из-под ног Гиппия. Чувствуя скорый конец, он стал строить укрепление в местечке Мунихии, возле Афин (Arist. Ath. Pol., 19, 2). Одновременно он начал готовить для себя пути к отступлению и выдал свою дочь замуж за Гиппокла, дружественного персидскому царю тирана малоазийского города Лампсака (Thuc., VI, 59, 3—4). Этим он надеялся обеспечить себе дополнительное убежище и поддержку на случай вынужденного бегства из Афин164. Примерно в 513/12 г. до н. э. золотые рудники во Фракии были захвачены персами и, возможно, это побудило его ввести новые налоги на афинян (Ps.-Arist. Oec., II, 1347 а 4 sqq.)165. В результате власть тирана оказалась непопулярной, а средством ее укрепления служила уже не религиозная харизма, а террор.

161 Rhodes Р. J. 1981. Р. 230 ff.; Chambers Μ. 1990. S. 215 f.; De Libero L. 1996. S. 131 f.
162 В «Политике» Аристотель особо подчеркивает, что причиной этого убийства было личное оскорбление (1311 а 35 sq.).
163 Rhodes Р. J. 1981. Р. 198; Chambers Μ. 1990. S. 204.
164 Berve Η. 1967. S. 69 f.; Welwei K.-W. 1992. S. 256.
165 Псевдо-Аристотель в «Экономике» говорит, что Гиппий обложил налогом балконы, лестницы, барьеры и двери, открывающиеся наружу, а также обесценил монету и ввел налог на рождение и смерть (II, 1347 а 4—7). Это сообщение выглядит слишком шаблонно, даже анекдотически, и скорее всего, было сочинено уже в IV в. до н. э. (De Libero L. 1996. S. 126 f., Anm. 486). Тем не менее, вполне вероятно, что уменьшение доходов тира-
361

в) Падение тирании

Положение Гиппия становилось все более шатким и благодаря угрозам извне. Могущественный род Алкмеонидов так и не смог прижиться при тиранах и отправился в повторное изгнание либо еще до убийства Гиппарха, либо сразу после166. За границей Алкмеониды собрали вооруженный отряд и вскоре вторглись в Аттику, пытаясь захватить власть в Афинах, но потерпели сокрушительное поражение на поле боя (Hdt., I, 64; Arist. Ath. Pol., 19, 3). Тем не менее, они не оставили своих попыток и через некоторое время снова появились в Аттике с оружием в руках и укрепились в местечке Лепсидрии в гористом районе на севере Аттики. Но и на этот раз им не повезло: они были выбиты оттуда войсками Гиппия и понесли тяжелые потери, о которых потом была сложена скорбная застольная песня, воспевающая храбрость павших аристократов (Arist. Ath. Pol., 19, 4).
Убедившись, что собственными силами они справиться не могут, Алкмеониды изменили тактику: пользуясь своим давним влиянием в Дельфах, они взяли у амфиктионии подряд на восстановление недавно сгоревшего храма Апполона. Располагая большими денежными ресурсами, они вложили в постройку немало собственных средств и отстроили храм гораздо красивее, чем это предполагалось по замыслу. При этом они не только увеличили свой престиж, но и подкупили Пифию, которая теперь каждый раз, как к ней обращались спартанцы, на любой их вопрос отвечала, что божество велит им освободить Афины. В конце концов спартанцы, несмотря на свои дружеские отношения с тиранами, были вынуждены подчиниться «воле божества» и послали в Афины военный отряд на кораблях. Этот отряд был встречен пришедшей на помощь Гиппию фессалийской конницей, которая стремительно атаковала спартанцев, разбила их и обратила в бегство. Спустя некоторое время спартанцы отправили в Аттику по суше многочисленное войско во главе с царем Клеоменом. Это была уже настоящая фаланга, которой без труда удалось обратить в бегство фессалийскую конницу. Затем Клеомен вместе с афинянами, т. е. с Алкмеонидами и их сторонниками, принялся осаждать Гиппия на Акрополе. Гиппий был хорошо подготовлен к обороне и имел у себя достаточно провианта, чтобы выдержать долгую осаду. Спартанцы же не имели достаточно

166 Различные версии см.: Berve Η. 1967. S. 68; Rhodes Р. J. 1981. Р. 234; Chambers Μ. 1990. S. 217; Welwei K.-W. 1992. S. 249.
362

средств для осады и ушли бы в скором времени, ничего не добившись, если бы не случайность. В их руки попали дети Гиппия, которых отец хотел тайно переправить в безопасное место. Это вынудило Гиппия сдаться, в обмен за что он получил возможность беспрепятственно покинуть Афины вместе с детьми и имуществом. Изгнанники отправились в Сигей, где правил брат Гиппия Гегесистрат. Так наши источники описывают падение тирании в Афинах, случившееся в 511/10 г. до н. э. (Hdt., I, 62—65; Arist. Ath. Pol., 19)167. Несмотря на отдельные неясности и сомнительные моменты, эта история со всей очевидностью показывает, что тирания была свергнута не народным восстанием, а вторжением извне, и что главную здесь роль сыграло не народное возмущение, а соперничество конкурирующих кланов168. Таким образом, тирания в Афинах погибла так же, как и возникла, в ходе конкурентной борьбы за власть среди аристократии. Народ отнесся к происходящему совершенно безучастно.

167 Комментарии к источникам и подробности см.: Rhodes Р. J. 1981 Р. 234-240; Ch ambers Μ. 1990. S. 217 ff. Особо о политике Алкмеонидов в изгнании и их роли в свержении тирании см.: Stahl Μ. 1987. S. 120-133.
168 Stahl Μ. 1987. S. 129-136.

Подготовлено по изданию:

Туманс X.
T83 Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII—V вв. до н. э.) / Вступ. ст., науч. и лит. ред. Э. Д. Фролова. — СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2002. — 544 с, илл.
ISBN 5-93762-010-0
© Туманс X., 2002
© Издательский Центр«Гуманитарная Академия», 2002



Rambler's Top100