145

ГЛАВА IV

Народный эпос

Миф и религия до VII века почти исключительно занимали мысль греческого народа, поскольку она не была поглощена борьбой за существование; из них преимущественно и черпает свое содержание поэзия. С другой стороны, и поэзия имела глубокое влияние на развитие не только мифов, но и религиозных представлений; лишь эпос выработал те индивидуальные черты каждого бога в отдельности, с которыми он сохранился в сознании следующих поколений. Народная религия греков не знала священных книг. Но их до известной степени заменяли эпопеи.
Начало греческой поэзии, несомненно, относится к эпохе до разделения племен, потому что эстетические потребности, которым обязаны своим возникновением поэзия и родственные ей искусства — музыка и оркестрика, в такой же степени присущи человеческому духу, как стремление познать причину окружающих нас явлений; поэтому мы находим песнь и танцы у всех народов, которые вышли из глубочайшего варварства. Итак, при той степени культурного развития, которой индогерманское племя достигло уже перед своим разделением на отдельные ветви, мы должны предположить у него знакомство с этими искусствами, хотя бы и в самой грубой их форме. Вместе с языком видоизменялась, конечно, и поэзия, как у немцев за староверхненемецкой поэзией следовала средневерхненемецкая, а за последней нововерхненемецкая, или как в романских странах латинскую поэзию сменила простонародная. При полном отсутствии письменности песни, форма которых устарела, должны были в короткое время бесследно исчезать, как это случилось и со староверхненемецким героическим эпосом.
Мы уже видели, как рано поэзия стала служить культу. И естественно было, чтобы песни, которые пелись для удовольствия какого-нибудь бога, имели своим содержанием прежде всего прославление его подвигов. О таких гимнах упоминается у Гомера и Гесиода. Но со времени Архилоха и

146

Терпандра эти произведения народной религиозной поэзии все более и более вытеснялись из культа искусственной религиозной поэзией и, наконец, почти совершенно исчезли. Дошедшие до нас так называемые "гомеровские гимны" служили совершенно иной цели: это — прелюдии, которыми рапсоды начинали пение больших отрывков эпических произведений; в них прославлялось то божество, которому было посвящено данное празднество. Таким образом, эти гимны уже всецело находятся под влиянием эпической техники; впрочем, даже древнейшие из них относятся к тому времени, когда эпическая поэзия уже клонилась к упадку.
Из гимна в честь божества развилась затем героическая песнь, вследствие низведения многих местных божеств на степень героев. Борьба, которая первоначально велась на небе, теперь перенесена была на землю; при этом историческая правда легко могла слиться с мифом, как в "Песне о Нибелунгах" рядом с валькирией Брунгильдой и героем солнечного цикла Зигфридом стоят король гуннов Аттила и остгот Теодорих. Из отдельных героических сказаний с течением времени составлялись более значительные циклы. Желание возбудить интерес в слушателе новизной сюжета побуждало затем поэтов вводить все новых героев в излюбленные сказания. Так, из героев нашей "Илиады" Нестор и его сыновья, троянец Эней, ликийцы Сарпедон и Главк и много второстепенных действующих лиц совершенно чужды древнейшей редакции поэмы; Одиссей и Диомед также, по крайней мере первоначально, не принадлежат к троянскому циклу сказаний. Позднее, как известно, введен был в сказание о битвах под Троей еще целый ряд других героических личностей, как амазонка Пенфесилия, Мемнон, Телеф, Неоптолем и многие другие. Таким же образом составлялись и остальные циклы сказаний — о походе аргонавтов, калидонской охоте, походе "семи против Фив" и др.
Зачатки греческой героической песни должны быть отнесены к эпохе, далеко предшествовавшей возникновению даже самых древних частей дошедших до нас эпических произведений, потому что уже автор первой книги "Илиады" предполагает в своих слушателях подробное знакомство со

147

сказанием о Троянской войне и рассчитывает на то, что Ахилл, Атриды, Одиссей, Аякс, Гектор уже знакомы им1 Эпическая техника уже достигла высокого совершенства; многие выражения и эпитеты сделались постоянными, выработался художественный эпический стих, гекзаметр, которым пользуются с большим умением. Без сомнения, древнейшей формой этого рода поэзии была отдельная песнь, в которой подвиг героя прославлялся таким же образом, как гимн воспевал деяния какого-нибудь бога. Гомеровский "Рассказ о Долоне" или, еще лучше, Гесиодов "Щит Геракла" могут дать нам понятие об этом роде эпической поэзии, хотя оба эти произведения относятся уже к довольно позднему времени. Мало-помалу стали воспевать в более длинных поэмах целый ряд находящихся между собой в связи деяний одного героя, постепенно переходя все к более сложным подвигам.
Но уже в классический период древности не существовал ни один из этих зачатков греческой героической песни; "Илиада" затмила все подобные былины и этим способствовала их забвению. Таким образом, это эпическое произведение стоит во главе греческой, да и вообще европейской литературы. Но "Илиада" также не представляет собою произведения одного только поэта или даже одного лишь века. Древнее, сравнительно не очень большое ядро, постепенно окружалось позднейшими наслоениями, причем в эпос вставлялись и такие сказания, которые первоначально были чужды "Илиаде"
Указанное древнейшее ядро "Илиады" начинается повествованием о споре царей в греческом лагере под Троей. Агамемнон отнимает у Ахилла его возлюбленную, Брисеи-ду, после чего последний удаляется от участия в войне и молит Зевса о даровании победы троянцам. Зевс внимает его мольбе; происходит сражение, и ахейцы оттесняются с большим уроном к своему лагерю, где неприятели окружают их. Когда опасность достигает высшей степени, в сражении принимает участие друг Ахилла Патрокл, который падает

1 Совершенно иначе вводятся в рассказ Калхас и Нестор: поэт считает нужным предварительно познакомить своих слушателей с ними.

148

здесь от руки Гектора. Теперь, наконец, Ахилл забывает свой гнев, бросается в битву и убивает Гектора "у кораблей, в давке ужасной вкруг мертвого тела Патрокла"
До нас дошло от этой поэмы лишь очень немногое, вероятно, только вступление, ссора царей, т.е. первая половина первой книги нашей "Илиады" Все остальное заменено песнями позднейшего происхождения или, во всяком случае, загромождено ими до неузнаваемости. Ближайший толчок к этому дан был стремлением увеличить и превзойти эффект первоначальной поэмы. Так, молитва Ахилла к Зевсу заменена была мольбой Фетиды, — отрывок, высокое поэтическое достоинство которого заставляет нас забыть о недостойной роли, какую играет Ахилл, когда он, точно ребенок, призывает мать на помощь. Такие же побуждения заставили заменить простую осаду греческого лагеря битвой на стенах и у кораблей. Далее, поражение ахейцев, хотя бы оно предопределено было Зевсом только ради Ахилла, служило камнем преткновения для патриотического чувства поэтов. В самом факте, конечно, ничего нельзя было изменить: постарались, по крайней мере, ослабить впечатление поражения тем, что приписали ахейцам множество героических подвигов. Этому стремлению обязаны своим возникновением VIII и XI книги нашей "Илиады"; и так как обе они вошли в состав эпоса, то ахейцы теперь подвергаются поражению дважды, вместо одного раза, как было первоначально. Вступление Патрокла в битву также казалось недостаточно мотивированным в первоначальной поэме. Поэтому дело представили так, будто Агамемнон пытается умилостивить разгневанного героя обещанием возвратить ему Брисеиду и предложением богатых подарков; Ахилл, связанный торжественной клятвой, не может сам оказать содействия, но, по крайней мере, посылает на помощь ахейцам Патрокла. В нашей "Илиаде" эта связь уничтожена вставкой битвы на стенах и на кораблях, к которой непосредственно примыкает вступление в битву Патрокла. Поэтому посольство, отправленное Агамемноном к Ахиллу, должно было предшествовать этим битвам и, следовательно, осталось без результата. Истинный мотив посылки Ахиллом Патрокла, конечно, мифологиче-

149

ский, как мифологически обосновано и предание, по которому Патрокл носит оружие Ахилла вместо своего. Переход этого оружия в руки Гектора дает поэту случай придумать рассказ о том, как Гефест взамен погибшего вооружения выковал для Ахилла новое. И здесь опять лежит в основании мифологический мотив. По народному преданию, Ахилл, как и другие солнечные герои, например, Зигфрид, мог быть ранен только в одно место; наша "Илиада" с тонким тактом опускает эту черту и заменяет кожу, которую Фетида сделала непроницаемой в огненной бане, непроницаемым золотым вооружением, которое по просьбе Фетиды выковал бог огня.
С внесением этого эпизода стало невозможным вступление Ахилла в битву тотчас после смерти Патрокла, и осталось время для формального примирения с Агамемноном, как оно изображено в XIX книге — одном из наиболее слабых и бесцветных отрывков всего эпоса. Возвращение Ахилла на поле брани украшено участием богов в битве; последнее в своей теперешней форме также представляет отрывок новейшего происхождения, обработанный, впрочем, по древним мифологическим мотивам. Место смерти Гектора, которое первоначально, как мы видели, находилось около кораблей, теперь переносится к Скейским воротам, где гордость Трои погибает на глазах отца и матери. Сделать и жену свидетельницей сражения не решился даже этот гоняющийся за эффектами поэт; она приходит, когда уже все кончено. Наконец, к концу всей поэмы, в сравнительно позднее время, были прибавлены рассказы о торжественном погребении Патрокла и о возвращении трупа Гектора, между тем как по первоначальной редакции убитые герои делались добычей собак и птиц.
Однако, наряду с этими органическими прибавлениями, в нашу "Илиаду" вошли и такие отрывки, которые первоначально не имели ничего общего с песнью о гневе Ахилла. Сюда относятся прежде всего две отдельные песни: песнь о Долоне (X книга) и песнь о смерти Патрокла (XVI книга). О "Долонии" еще александрийские ученые знали, что первоначально она составляла самостоятельную поэму. Хотя она и

150

предполагает такое положение дел, какое образовалось после поражения ахейцев, однако на своем теперешнем месте, после неудачного посольства к Ахиллу, она совсем некстати, а в каком-нибудь другом месте дошедшего до нас эпоса — и того менее. Напротив, она была бы очень уместна в первоначальной "Илиаде", где, как мы видели, "Патроклии" предшествовало продолжительное заключение ахейцев в их лагере. Но "Долония" не так стара; напротив, все согласны, что это одна из новейших частей "Илиады", может быть, новейшая из всех, если не считать коротких эпизодов. Точно так же и "Патроклия" в ее теперешней форме чужда нашей "Илиаде"; в самом деле, во вступлении к ней повторяется рассказ о споре между Ахиллом и Агамемноном, т.е. в слушателе не предполагается знакомства именно с тем событием, вокруг которого сосредоточена вся "Илиада" Смерть Патрокла, несомненно, должна была быть описана и в первоначальной "Илиаде"; но и в этом случае безыскусственный рассказ вытеснен был более ярким. Позднейшую прибавку к нашей "Патроклии" составляет рассказ о борьбе из-за трупа героя в XVII книге.
Если эти отрывки имеют связь с нашей, или хотя бы с похожей на дошедшую до нас "Илиадой", то, напротив, содержание книг II—VII находится в полном противоречии с планом песни о гневе Ахилла. Решение Зевса — ради Ахилла доставить победу троянцам — совершенно забыто; несмотря на то, что Ахилл держится в стороне, ахейцы сражаются с блестящим успехом, и героем этого дня является Диомед. С другой стороны, кроме некоторых новейших отрывков или вставленных мест, нигде нет указания на рассказанные здесь события, хотя поводов к этому можно было найти немало. А между тем эти книги — не продукт позднейшего творчества, а принадлежат к наиболее ценным в художественном отношении частям эпоса. Таким образом, необходимо прийти к заключению, что мы имеем здесь дело с песнями, которые были сочинены без всякого отношения к песне о гневе Ахилла и вставлены в нее впоследствии, когда уже остальная "Илиада" приняла в общем свой теперешний вид.

151

Ядром этой вставки служит замкнутый цикл (II— VI книги), отрывок эпической поэмы, изображавшей падение Илиона. Агамемнон, безуспешно осаждавший город в течение десяти лет, теряет надежду на успех своего предприятия и призывает войско к возвращению. Одиссей убеждает ахейцев остаться, и составляется план решительного нападения на Трою. Когда войска сходятся, троянцы предлагают посредством поединка между Менелаем и Парисом решить, кому должна принадлежать Елена. Их предложение принимается, и Менелай побеждает. Теперь боги обсуждают участь города; Зевс хотел бы его спасти, но Гера и Афина настаивают на гибели Трои. Наконец, Зевс уступает, и троянцы, по наущению Афины, нарушают договор; они изменнически ранят Менелая и не выдают Елену. Начинается сражение, в котором на ахейской стороне передовым бойцом выступает Диомед. Троянцы в большой опасности; тщетно знатные женщины города обращают свои молитвы к Афине. Гектор, пришедший в город, чтобы устроить это молебствие как последнее средство спасения, прощается со своей женой Андромахой. Этим кончается дошедший до нас отрывок.
Этот эпизод вдвигается в поэму о гневе Ахилла совершенно внешним образом. За рассказом о том, как Зевс, чтобы исполнить данное Фетиде обещание, побудил Агамемнона обманчивым сном к нападению на Трою, непосредственно следует сцена военного совета, на котором царь призывает свою армию к возвращению на родину, — пробел настолько глубокий, что он бросается в глаза даже невнимательному читателю. Так же неожиданно в другом месте вставки внезапно прекращается победоносная деятельность Диомеда; ахейцы, включая и самого Диомеда, вдруг начинают бояться Гектора, и лишь один Аякс решается на борьбу с ним, которая затем описывается совершенно по образцу поединка между Менелаем и Парисом. Поединок не приводит ни к какому результату, так как он прерывается наступлением ночи. Затем следует перемирие для погребения павших — отрывок очень позднего происхождения — и, наконец, первое поражение ахейцев, которое относится уже к числу эпизодов, вставленных в сказание об Ахилле.

152

Конечно, и эта часть "Илиады" заключает в себе множество более поздних вставок. Они имеют целью, преимущественно, познакомить слушателя с героями ахейского войска. Такова "Тейхоскопия", в которой Елена показывает своему тестю Приаму некоторых из неприятельских военачальников; далее смотр, сделанный войскам Агамемноном, и особенно "Список кораблей", к которому позже был прибавлен еще "Список троянцев" Кроме того, здесь, как и повсюду в "Илиаде", есть много поправок, которые, к сожалению, вытеснили не один старый отрывок. Дело в том, что поэт, вставивший отрывок из поэмы о падении Илиона в песнь о гневе Ахилла, должен был, разумеется, позаботиться о том, чтобы уничтожить все противоречия между вставкой и "Ахиллеидой" И в отдельных местах это отлично удалось ему; но он не мог, конечно, устранить противоречия во всем плане обеих поэм.
Другое великое произведение народного эпоса, сохранившееся до нашего времени, "Одиссея"1, в общем моложе "Илиады", т.е. относится к эпохе, когда эпическая техника достигла уже большого развития. По этой причине уже ядро "Одиссеи" имеет гораздо больший объем, чем древнейшая "Илиада", и менее затронуто позднейшими переделками. Ядро это обнимало собою скитания Одиссея и умерщвление женихов. Как известно, в нашей теперешней "Одиссее" сам герой рассказывает у феакийцев о своих приключениях. Это указывает уже на высокую степень поэтического творчества; и действительно, можно доказать, что эта форма ни в каком случае не была первоначальною, потому что часть рассказа совершенно механически переделана с третьего лица на первое, т.е. поэт некогда сам рассказывал то, что теперь вложено в уста Одиссея. Что при этом рассказ все больше украшался, что постоянно придумывались новые приключения, — это совершенно в характере развития всякой эпической

1 Основными работами являются труд А.Кирхгофа (Kirchhoff A. Die homerische Odyssee 2. Auf. Berlin, 1879), дополненный и исправленный в некоторых пунктах У.Виламовицем-Мёллендорфом (Homerische Unter-suchungen. Berlin, 1884). Я придерживался результатов этих исследований, поскольку считаю их доказанными.

153

народной поэзии. Так, например, эпизод о Калипсо является позднейшею прибавкой, имеющей целью довести продолжительность скитаний Одиссея до десяти лет. Первоначально герой лишь раз терпел кораблекрушение и тотчас попадал к феакийцам на Схерию. В особенности "Некия", которая в своей основе, эпизоде о Тиресии, принадлежит далекой древности, так как сошествие в подземное царство составляет самую главную составную часть всего мифа об Одиссее, — украшена очень обширными приставками, сделанными отчасти уже в довольно позднее время1 Умерщвлению женихов предшествовала в древнейшей поэме встреча Одиссея с Пенелопой; последняя устраивает по приказанию мужа состязание в стрельбе луком Одиссея и обещает победителю свою руку; но никто не в состоянии натянуть лук, кроме самого Одиссея, который и направляет свои выстрелы в женихов.
К этому ядру "Одиссеи" впоследствии, как и в "Илиаде", примкнули многочисленные прибавки, материал для которых давали отчасти другие обработки легенды об Одиссее. Мы уже видели, как разукрашен был рассказ о странствованиях. Пребывание у феакийцев дало повод к подробному описанию устроенных там в честь героя празднеств. Поведение женихов на Итаке описывается чрезвычайно обстоятельно, и поэты находят удовольствие в том, чтобы до отвращения подробно нарисовать роль нищего, которую Одиссей принужден играть в собственном доме. Сцена встречи с Пенелопой переносится, ради усиления эффекта, к концу поэмы и помещается после умерщвления женихов. Но главное — в образе Одиссеева сына Телемаха в эпос вводится новое выдающееся действующее лицо. Правда, рядом с Одиссеем ему нет места для какого-нибудь решительного вмешательства в действие; его подвиги ограничиваются лишь совершенно бесцельною поездкой в Пилос и Спарту, где он пользуется гостеприимством Нестора и Менелая; кроме того, он, конечно, содействует отцу при умерщвлении женихов. Наконец, уже в довольно позднее время, для уст-

1 "Некия" — XI песня "Одиссеи" (Ред. 2008).

154

ранения возможных сомнений со стороны слушателей, один рапсод прибавил к "Одиссее" эпилог, в котором изображается свидание Одиссея с его престарелым отцом Лаэртом и примирение героя с родственниками убитых женихов.
К "Илиаде" и "Одиссее" примыкал еще целый ряд других эпопей, которые впоследствии объединялись под именем "эпического цикла" "Кипрские сказания" описывали события, предшествовавшие Троянской войне, до того момента, с которого начинается наша "Илиада"; "Эфиопида" и примыкающее к ней "Разрушение Илиона" составляли продолжение "Илиады" до взятия Трои. То же содержание имела и так называемая "Малая Илиада" "Возвращения" рассказывали о возвращении героев из-под Трои, а "Телегония" повествовала о конечной судьбе Одиссея.
Никакой другой цикл сказаний не вызвал такой обширной эпической литературы. Песни о путешествии аргонавтов, бывшие уже у всех на устах в то время, когда складывалась "Одиссея", рано были забыты. Той же участи подверглись и песни, прославлявшие подвиги Геракла; они были вытеснены искусственным эпосом, который особенно охотно обращался к этому сюжету. Дольше удержались эпические произведения фиванского цикла сказаний, повествовавшие об Эдипе и его трагической судьбе, о походе "семи против Фив" и о покорении города, которое, наконец, удалось сыновьям этих героев. Если эти поэмы и не могли соперничать с "Илиадой" и "Одиссеей", то они во всяком случае имели глубокое влияние на развитие пластических искусств и драматической поэзии.
Вся эта масса поэм распространялась анонимно, без имен авторов. Да и могло ли быть иначе в эпоху, когда еще не существовало письменной литературы? Эти песни пелись певцами под аккомпанемент арф: в зале, во время торжественного пиршества, — для князей, и под открытым небом, на рынке, — для народа. Часто певцом был сам поэт, как например, Фемий или Демодок у Гомера; а если он им и не был, разве кто-нибудь спрашивал об этом? Даже на высоте своего культурного развития греки очень мало уважали литературную собственность; что же могло помешать певцу в

155

то отдаленное время присвоить себе и публично петь песнь, имевшую успех? Жажда публики слышать каждый раз что-нибудь новое еще способствовала тому, что песни лишь редко оставались без изменения более или менее продолжительное время, по крайней мере до тех пор, пока еще бил ключом живой родник эпического творчества.
Когда впоследствии проснулось желание узнать, кто был автором упомянутых эпопей, то ответом на этот вопрос затруднялись так же мало, как и ответом на вопрос об основателе какого-нибудь города или об авторе древних законов. Поэмы троянского и фиванского цикла сказаний сочинил Гомер, герой-эпоним фамилии певцов Гомеридов, родиной которых был остров Хиос, откуда они, впрочем, рассеялись по другим ионийским городам, благодаря чему и последние считали себя родиной Гомера. Весьма вероятно, что эта фамилия играла особенно выдающуюся роль в развитии эпической героической песни и что "Илиада" и "Одиссея" обязаны ей своим возникновением и дальнейшею обработкой. В этом смысле и мы можем сказать, что обе великие эпопеи — и не только их ядро — принадлежат Гомеру.
С пробуждением науки, в V веке, стали возникать сомнения, действительно ли Гомер был автором всей массы эпопей, которые циркулировали под его именем и которые были так различны по форме и содержанию. Геродот старается доказать, что "Кипрские сказания" не могли быть сочинены Гомером, и выражает сомнение в подлинности "Эпигонов" В течение IV столетия этот взгляд стал всеобщим; отныне только "Илиада" и "Одиссея" считались произведениями Гомера, — для всех остальных эпических стихотворений его авторство отрицалось. Чтобы заполнить освободившееся место, найдены были другие имена: какой-то Ста-син был будто бы автором "Кипрских сказаний", Арктин сочинил "Эфиопиду", Лесх — "Малую Илиаду" и т.д. Характерно, что все эти поэты были лишь теперь открыты, между тем как Геродот по крайней мере о Стасине еще ничего не знает.
Во всяком случае не подлежит сомнению, что героический эпос получил свое развитие в Малой Азии. Возможно,

156

что о похищении Елены, о гневе Ахилла, о странствованиях Одиссея пели еще на родине, до переселения; но группировка всех этих мифов вокруг войны с Троей могла произойти лишь на азиатской почве. В этом выражается воспоминание о продолжительной борьбе, которую пришлось вести греческим поселенцам с коренными жителями страны из-за обладания берегом1 К тому же поэты отлично знакомы с Троа-дой. Они знают множество местных имен; они изображают Скамандр и орошаемую им равнину совершенно такими, какими мы видим их еще в настоящее время; они не забывают даже обратить внимание на многочисленные курганы, которые так характерны для этой местности. Картина прибрежья Геллеспонта, как оно изображено во введении к XIII песне, могла быть нарисована только очевидцем или по рассказу такового. А что в том месте, которое в продолжение всей древности было известно под именем Илиона, в доисторическое время действительно существовал выдающийся культурный центр, — это, как известно, неопровержимо доказано раскопками последних лет.
Далее, язык эпоса не оставляет ни малейшего сомнения в том, что последний в дошедшем до нас виде возник в Ионии, что, кроме того, подтверждается некоторыми намеками местного характера. Это не исключает возможности, что в сочинении позднейших частей "Одиссеи" и эпопей цикла принимали участие также поэты из других областей Греции, — как, с другой стороны, сказания, составляющие содержание "Илиады", может быть, отчасти были занесены к ионийцам с соседнего Лесбоса, который лежит так близко к Трое.
Точное определение времени возникновения эпопей так же мало возможно, как и вообще подобные определения в области древнейшей греческой истории; доисторическая эпоха допускает лишь относительную хронологию. "Илиада" в общем древнее "Одиссеи", которая заимствовала у нее множество формул и целых стихов, да и вообще в целом отражает более высокую степень культурного развития. Эпи-
Борьба велась, конечно, не исключительно и даже не главным образом из-за обладания Троей; напротив, завоевание этой области удалось, по-видимому, лишь в VIII и VII веках. Ср. ниже, гл. VI.

157

ческий цикл троянских сказаний также, как мы видели, уже предполагает существование нашей "Илиады" Поэты VII века, например, Архилох и Тиртей, были уже знакомы, по крайней мере, с большою частью "Илиады" и "Одиссеи"; следовательно, ядро обеих эпопей должно было возникнуть никак не позже VIII века. Но возможно, что оно восходит и к более раннему времени, и даже вероятно, что древнейшие песни "Илиады" принадлежат еще IX веку. С другой стороны, конец "Одиссеи" указывает уже на существование правильных торговых сношений с Сицилией, которые могли развиться лишь с началом греческой колонизации острова; следовательно, это произведение едва ли было закончено ранее VII века. А отдельные отрывки, как, например, орфий-ская интерполяция в "Некий", относятся, может быть, еще к более позднему времени. В VII столетии — во всяком случае, не позже конца его — был сочинен и "Список кораблей" в "Илиаде", потому что между фокейскими городами он упоминает "священную Крису", которая была разрушена около 590 г. Когда были впервые записаны эпические песни, мы не знаем; но так как до IV века они сохранялись главным образом путем устной передачи, то они не могли избежать многочисленных мелких изменений, которые затем попали отчасти и в писаные экземпляры. Только александрийские филологи восстановили текст в том виде, как мы в общем читаем его еще теперь.

Подготовлено по изданию:

Белох Ю.
Греческая история: в 2 т. / Юлиус Белох; пер с нем. М.О.Гершензона; Гос. публ. ист. б-ка России.
- 3-е изд. /под ред. и со вступ. ст. Ю.И.Семенова. -М., 2009.

ISBN 978-5-85209-214-4 (т.l)
ISBN 978-5-85209-213-7

© Государственная публичная историческая библиотека России, 2009
© Семенов Ю.И., вступительная статья, редакция, 2009