421

3. АТТИЦИЗМ И ВТОРАЯ СОФИСТИКА

Во II в. н. э. при императоре Адриане (117—138 гг. н. э.) после длительных волнений и борьбы разных претендентов за власть наступила временная стабилизация. Это открыло возможность для некоторого культурного подъема, в котором отдельные ученые усмотрели даже признаки «золотого века». Но этот подъем был лишь внешним. Строились и росли новые города, как, например, Адрианополь, Фессалоника (современные Салоники), Птолемаида и Тивериада (в Финикии), Пальмира (между Сирией и Месопотамией), Смирна (в Малой Азии) и особенно Антиохия, но зато многие города были разрушены или пришли в упадок, превратившись в захолустье, например Коринф, Мегары и др. (Плутарх, «Об упадке оракулов», 8, р. 413 F; Дион Хрисостом, VII, 34 и 42). Пелла, бывшая прежде столицей Македонии, представляла, по свидетельству Диона Хрисостома, груду кирпичей (XXXIII, 27). В Аттике истощились знаменитые Лаврийские серебряные рудники (Страбон, IX, 1, 23, р. 399). Афины сохраняли только память своей былой славы. Местное производство в греческих городах замерло, и населению приходилось пользоваться по преимуществу привозными продуктами, платя за них высокие цены, как видно из надписей, сохранивших распоряжения властей.
Население греческих областей вследствие постоянного общения между отдельными частями перемещалось, вбирая в себя разные этнические элементы, но общим культурным языком на всем востоке империи был греческий язык. Поэтому характерным явлением литературы этого времени было то, что она создавалась людьми самого разнообразного происхождения; тут мы встречаем сирийца Лукиана из Самосаты, Биона Борисфенского из Ольбии, Мелеагра из Гадары в Палестине, Афинея из Невкратиса в Египте, Диона Хрисостома из Прусы в Вифинии и т. д. В городах большинство населения составляли рабы. Но они уже становились бременем для своих хозяев, так как не окупалось их содержание. Свободное сельское население оказалось в полной зависимости от богатых землевладельцев. В 172 г. в Египте вспыхнуло крупное восстание так называемых «буколов» (пастухов). Обнищавшие свободные люди, рабы, вольноотпущенники и разно-

422

племенные «варвары» — все объединялись в общем протесте против условий жизни, а более смелые из них пополняли армию разбойников, которая пользовалась поддержкой мирного населения. Вот почему разбойникам отводится много места в романах этого времени, появляется даже тип благородного разбойника. Это — явный симптом надвигающегося крушения всей античной системы.
«Население, — читаем мы у Энгельса, — все больше и больше разделялось на три класса, представлявшие собой смесь самых разнообразных элементов и народностей: богачи, среди которых было не мало вольноотпущенных рабов (см. Петрония), крупных землевладельцев, ростовщиков, или тех и других вместе, вроде дяди христианства Сенеки; неимущие свободные — в Риме их кормило и увеселяло государство, в провинциях же им предоставлялось самим заботиться о себе; наконец, огромная масса рабов»1.
Чувствуя себя постоянно под угрозой взрыва гнева со стороны угнетенных низов, разбогатевшие магнаты искали поддержки у высшей власти и в то же время старались в глазах народа разыгрывать роль «благодетелей», оплачивая почетные титулы богатыми пожертвованиями, раздачами продуктов и роскошными постройками. В числе горячих поклонников греческой культуры был сам император Адриан, который щедро покровительствовал греческим художникам и писателям. Приближенные, естественно, старались подражать его примеру. Среди них особенную известность приобрел уроженец Аттики, крупный богач Герод (Ирод), получивший даже прозвище «Аттика». Он соорудил в Афинах грандиозный стадион, заново отстроил храм Зевса, начатый еще Писистратом, Одеон — театральную постройку, остатки которой в настоящее время снова приспособлены для представлений. Афины, как и многие другие города, были украшены памятниками и статуями таких «благодетелей» и надписями с почетными постановлениями в честь них, отчасти сохранившимися до сего времени.
Стремление оживить былую славу Афин продолжалось и при преемниках Адриана и отчасти даже в III в. н.э. Антониной Пием (138—161 гг. н. э.) в Афинах была учреждена школа риторики, а Марком Аврелием (161 —180 гг. н.э.) четыре кафедры философии — академической, перипатетической, стоической и эпикурейской. Однако покровительство богачей и высокопоставленных людей имело и обратную сторону, так как часто делало из философов параситов-прихлебателей. Это было едко осмеяно замечательным сатириком Лукианом, а затем дало основание Марксу говорить, что в то время философы в большинстве превратились в шутов и скоморохов на службе у богачей. В статье «Бруно Бауэр и первоначальное христианство» Энгельс писал: «Философы были или просто зарабатывающими на жизнь школьными учителями, или же шутами на жалованье у богатых кутил. Многие были даже рабами»2.
На таком покровительстве знатных и богатых людей держался

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 19, с. 310.
2 Там же, с. 311.

423

внешний блеск этой эпохи, и этим определяются основные черты литературы — по преимуществу показной ее характер.
Ко II в. н. э. относится деятельность нескольких крупных писателей. Характерным для них является стремление возвратиться к лучшим временам литературы, возродить мастерство знаменитых аттических ораторов. В противоположность напыщенности, высокопарности и манерности азиатского стиля уже теоретики конца I в. до н. э. Кекилий и Дионисий Галикарнасский поставили в образец простоту, выразительность и изящество знаменитых аттических ораторов, особенно Лисия и Демосфена. Однако у многих это течение ограничивалось лишь формальными изменениями и в общем было только преобразованием азиатского направления. Новые писатели пользовались аттическим диалектом, хотя и с примесью элементов современной речи. Этому направлению присвоено название «аттицизма». Вспоминая научный подъем V—IV вв. и возникновение ораторского искусства, деятели этого нового направления стали называть себя софистами, вследствие чего оно известно также под названием «второй софистики». Но оно возникло в такое время, когда живой ораторской речи в народных собраниях и в судах почти уже не было, и потому оно развивалось только в школах, не связанное с народными массами, как искусственно культивируемый цветок, как «искусство для искусства». Выступления ораторов превращались в своего рода концерты для избранной публики. Оторвавшись от живой действительности, это направление не создало почти ничего оригинального, жило перепевами старого и потому было в основе своей мертвым и реакционным. Лукиан едко высмеял его в пародийной речи «Похвальное слово мухе».
Руководящее значение в литературе II в. н. э. принадлежало риторике. Поэзия оказалась оттесненной на задний план, и многие поэты известны нам лишь по именам. Сохранилась поэма «Описание Вселенной» Дионисия Периегета (т. е. описателя) в 1187 стихах, которая переводилась на латинский язык и на много столетий сделалась основой для преподавания географии. Впрочем, она является только переложением данных из работ прежних ученых и ничего оригинального не содержит. Сохранились еще поэмы Оппиана (конец II в. н. э.) «О рыболовстве» и «Об охоте» — изложение специальных тем изящными стихами. К концу II в. относятся, по-видимому, и «Басни» Бабрия. Это главным образом стихотворные переработки так называемых басен Эсопа: «Больной лев», «Лисица и Олень», «Волк и Журавль» и т. п. (ср. гл; I, с. 31). Тут повторяются сюжеты, использованные отчасти и Федром(1 в.) в римской литературе. Но есть у Бабрия и басни на современные темы. В общем же его творчество не блещет особенной художественной силой. Басни эти написаны холиямбами по образцу Гиппонакта. В языке их впервые замечаются признаки перехода от метрического принципа стихосложения к тоническому — совпадение в окончании стиха ритмического ударения с естественным речевым ударением.
Серьезная драма явно уступила место мимам, т. е. мелким сценкам вроде фарса, по преимуществу сомнительного содержания, и панто-

424

мимам, т. е. балету, а искусство актеров почти всецело перешло к танцорам, которые должны были изощряться в мимическом воспроизведении самых драматических сюжетов — смерти Аякса, подвигов Гектора и т. п. Интересные сведения об этом сообщает Лукиан в сочинении «О пляске».
Одним из первых и характерных представителей второй софистики был упомянутый уже покровитель искусства Герод (Ирод) Аттик (101 177 гг. н. э.) из Марафона в Аттике. Ему принадлежало много речей — декламаций и писем. Сохранилась же только речь «О государственном устройстве», однако принадлежность ее Героду большинством критиков отвергается. Герода далеко превзошел Элий Аристид (прибл. 117—189 гг. н. э.) из области Мисии в Малой Азии. Он был сыном жреца Зевса, учился риторике в Пергаме, а потом в Афинах под руководством Герода Аттика, риторские выступления начал в Египте, а около 145 г. приехал в Рим. Он много рассказывает о своей продолжительной болезни, которая, однако, не остановила его усердных занятий. В 176 г. он обратился с письмом к императору Марку Аврелию, ходатайствуя о помощи городу Смирне, сильно пострадавшему от землетрясения, и эта просьба имела успех (XL I).
Под именем Аристида дошло 55 речей, из которых восемь, вероятно, не принадлежат ему. В большинстве это — торжественные речи, отчасти на исторические темы. Из них выделяется «Панафинейская речь», явное подражание Исократу — прославление Афин в торжественных выражениях с поминанием великих событий их истории (XIII). Особенно славится его «Похвальное слово Риму» (XIV), в котором автор отмечает благодеяния, оказанные Римом всем провинциальным городам, и прославляет его за установление мира, который несет людям радость и возможность наслаждаться праздничными играми. Среди напыщенных декламаций выделяется слово искренней скорби по поводу землетрясения в Смирне (XX) и живое описание землетрясения на острове Родосе в 155 г. (XLIII).
В числе речей Аристида есть две на тему о риторике (XLV и XLVI). Есть речи на вымышленные сюжеты — в защиту исторических деятелей прошлого: Мильтиада, Фемистокла, Кимона и Перикла (X L VI). Любопытны шесть «Священных речей» (XXIII—XX VIII), в которых Аристид рассказывает о своей болезни и о различных способах, которыми он лечил себя, включая чудесные указания бога Асклепия.
Речи Аристида блистают тщательнейшей отделкой, написаны на чистейшем аттическом наречии, не отличающемся от языка писателей V IV вв. до н. э., но в большинстве случаев они лишены подлинного чувства и являются простыми декламациями. Однако автор полон самомнения, считает себя выше всех в своей области, даже выше Демосфена (VI и LIII), и защищает риторику против Платона (XLV— X LVII).
Большой популярностью в позднейшие времена пользовался Максим Тирский (II в. н. э.), от которого сохранилась 41 речь на разные философские темы: «Демон Сократа», «Сократ и любовь», «Об удовольствии», «О том, как приобретать друзей», «О жизни киника» и т. п. Написанные правильным, но бесцветным языком, эти рассуж-

425

дения являются просто риторическими упражнениями на философские темы и лишены всякой оригинальности — явный показатель упадка мысли.
Теория ораторского искусства еще раз была подробно разработана Гермогеном (конец II и начало III в. н. э.) во многих дошедших до нас сочинениях, каковы, например: «О постановке основного вопроса», «Об изобретении», «Об идеях» и т. д. Автор отдает решительное предпочтение перед всеми ораторами Демосфену. Теории Гермогена дают окончательную формулировку системе античной риторики. С ним отчасти соперничал его современник Феон из Александрии, оставивший несколько сочинений по риторике, в том числе ценные с практической точки зрения «Прогимнасматы» (Упражнения).
В конце I и во II в. н. э. получила свое завершение стоическая философия, имевшая в это время трех выдающихся представителей: Эпиктета, Диона Хрисостома и Марка Аврелия Антонина.
Эпиктет (55—135 гг. н. э.) был привезен в Рим из Фригии в качестве раба к Эпафродиту, дворецкому Нерона, получил хорошее образование и, отпущенный затем на волю, сделался учеником Мусония. Впоследствии он сам стал руководителем стоической школы в Никополе в Эпире. Эпиктет ничего не писал, а учение его было записано учениками. Особенное значение имеют его «Беседы» и «Руководство», записанные Аррианом простым разговорным языком. Эпиктет главное внимание обращал на этику, учил о свободе духа, который выше всего ставит стремление к добру и к правде. Это учение оказало сильное влияние на христианскую догматику.
Интересное применение нашла стоическая философия у оратора Диона из Прусы в Вифинии, прозванного за его красноречие Хрисостомом, т. е. Златоустом (прибл. 40—120 гг. н. э.). Первоначально Дион был ритором и даже сочинял речи против философии, но потом его привлек к философии Мусоний Руф. В 82 г. Дион по каким-то причинам был изгнан из Рима императором Домицианом и в течение четырнадцати лет странствовал, причем побывал в северном Причерноморье в Ольбии, на берегах Дуная и в других местах. С воцарением Нервы он был возвращен, и с этих пор началась весьма энергичная деятельность его в качестве оратора.
Под именем Диона сохранилось 80 речей, коротких по объему, главным образом на моральные и художественные темы, в том числе переложение литературных произведений, например трех «Филоктетов» (LII) — Эсхила, Софокла и Эврипида (из этих трагедий сохранился только «филоктет» Софокла), рассуждение о выборе чтения из трудов греческих писателей, несколько обращений к городам, содержащих интересные сведения об их состоянии. Моральные речи — это своего рода философские проповеди. Дион выступал то с ходатайствами перед императором, то перед гражданами городов с разъяснением по поводу их распрей и недовольства — ив этом сказывается идеология богатого рабовладельца, поддерживающего существующий строй, — или, наконец, в частных собраниях с изложением принципов стоической или даже кинической морали. Он выступал и непосредственно перед императором Траяном на тему об обязанностях

426

правителя, причем прославлял царскую власть — с условием, однако, чтобы она была справедливой, а не тиранической (I — IV и VI). Случаем побега раба у одного приятеля он пользуется для наставления, что правильно пользоваться рабом можно только, хорошо познав самого себя (X). Утешая себя в изгнании, он рассказывает о местах, где ему пришлось побывать, говорит о ничтожестве богатства и неоднократно повторяет, подобно Сократу, что ничего не знает; характерно для него, что тщета человеческого знания открывается ему в мистериях (XII). Среди речей Диона для нас большой интерес представляет «Борисфенская речь» (XXXVI), где он рассказывает о посещении города Ольбии на Борисфене (Днепр) и описывает жизнь города, сыгравшего важную роль при зарождении русской культуры. Особенной известностью пользуется «Эвбейская речь, или Охотник» (VII), содержащая рассказ о жизни бедных пастухов и охотников на острове Эвбее. Среди полного запустения страны после конфискации большого владения эти люди живут вдалеке от города, сами приготовляют себе все необходимое. Их мирная и спокойная жизнь на лоне природы и по законам природы — наглядное осуществление того идеала естественной жизни, о котором мечтали философы. Однако, как резкий контраст, в их жизнь врывается жестокая действительность; является сборщик податей и тащит одного из них в город к ответу за пользование общественной землей, хотя Много земли остается необработанной, — характерная черта экономической жизни этого времени.
Речи Диона Хрисостома написаны на прекрасном аттическом наречии, изобилуют художественными образами, оживлены диалогическими сценками, но мало оригинальны, являясь перепевами старых ораторских и литературных мотивов. Особенно часто он ссылается на Гомера и цитирует его, будучи горячим его почитателем. Часто он пользуется примерами из жизни и деятельности Сократа и Диогена-киника.
Среди сочинений философов выделяется книга римского императора из династии Антонинов — Марка Аврелия (121 —180 гг. н. э., император с 161 г.) под названием «К самому себе», написанная на греческом языке. Это не ученое сочинение, излагающее философскую теорию, а размышления с самим собой. Рассказывая о своей юности, автор говорит, что, хотя окружающие старались увлечь его тонкостью софистической техники, он предпочел философское самоуглубление. С глубокой сердечностью он высказывает благодарность своим учителям и близким, которые наставляли его на путь добродетели. Впрочем, далеко не все эти близкие люди были так добродетельны, как ему казалось. «Будь, как скала, о которую постоянно ударяются волны: она стоит, и вокруг нее стихают вздувшиеся воды» (IV, 49) — так он определяет свой идеал мудреца согласно учению школы стоиков, в которой он нашел единственное верное прибежище; глубокой драмой для автора было то, что он, полный гуманных и мирных намерений, проповедовавший любовь к людям, почти все время своего правления был вынужден провести в походах то в Парфии, то на берегах Дуная, защищая границы империи от натиска «варваров». Книга его напи-

427

сана простым языком и свободна от всякого рода словесных украшений.
В литературном отношении Марк Аврелий создал совершенно новую форму личных признаний и оказал сильнейшее влияние на Юлиана и Августина («Исповедь»), а в новое время — на Ж. Ж. Руссо и Л. Н. Толстого.
Период аттицизма включает в себя большое число писателей — историков, каковы Арриан, Аппиан, Дион Кассий, Геродиан и др.
Арриан (прибл. 95—175 гг. н. э.) из Никомедии в Вифинии характеризуется как новый Ксенофонт. Он был учеником Эпиктета и записал его «Беседы» (см. с. 425), в которых представил его наподобие Сократа. Главное из его сочинений — «Анабасис (т. е. поход) Александра», названное по образцу известного сочинения Ксенофонта. Это добросовестная и хорошо написанная компиляция из записок Птолемея, Аристобула и Каллисфена об Александре. Ввиду утраты тех сочинений «Анабасис» Арриана является одним из главных наших источников по истории Александра.
Аппиан (прибл. 95—165 гг. н. э.) из Александрии, получивший римское гражданство и звание всадника и бывший при Антонине Пие прокуратором в Египте, написал «Римскую историю» в 24 книгах — с древнейших времен до правления Траяна, но из них сохранились лишь VI — VIII и XI—XVII книги. Они разделяются по содержанию на части: Пунические, Испанские, Сирийские, Митридатовские и гражданские войны. Автор использовал труды некоторых анналистов, Полибия, Саллюстия, Ливия и др. Особенный интерес представляет отдел гражданских войн — книги XIII—XVII: от Гракхов до битвы при Акции (31 г. до н. э.). Были у Аппиана и другие сочинения, но от них сохранились лишь отрывки.
К. Маркс высоко ценил Аппиана. В письме от 27 февраля 1861 г. он писал Ф. Энгельсу: «...По вечерам читал для отдыха Аппиана о гражданских войнах в Риме, в греческом оригинале. Очень ценная книга. Автор — родом из Египта. Шлоссер говорит, что у него «нет души», вероятно потому, что тот старается докопаться до материальной основы этих гражданских войн. Спартак в его изображении предстает самым великолепным парнем во всей античной истории»1.
Эту же особенность Аппиана подметил и Ф. Энгельс: «Из древних историков, которые описывали борьбу, происходившую в недрах Римской республики, только Аппиан говорит нам ясно и отчетливо, из-за чего она в конечном счете велась: из-за земельной собственности»2.
Наиболее замечательным из историков этого времени был Дион Кассий (прибл. 155—235 гг. н. э.) из Никеи в Вифинии, занимавший высокие должности при Северах. Он написал «Римскую историю» в 80 книгах, в которых излагал события от прибытия в Италию Энея до своего времени (229 г.). Из нее сохранились книги XXXVI—LIV, содержащие рассказ о событиях с 68 по 10 г. до н. э. и с некоторыми

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 30, с. 125—126.
2 Там же, т. 21, с. 312.

428

пропусками (LV—LX) о событиях с 9 г. до н. э. по 46 г. н. э., отрывки из XVII, LXXIX и LXXX книг, большинство остальных в пересказе византийских писателей, именно — первые тридцать главным образом у Зонары (XII в.) и LXI—LXXX у Ксифилина (XI в.). Это — один из лучших наших источников для истории конца республики и начала империи. Автор опирался на документальные данные, свидетельства современников. Его изложение отличается большой точностью и художественной силой. Так, в XLIV книге дается подробный рассказ о диктатуре Юлия Цезаря и его смерти; в L книге мы находим замечательное описание событий, связанных с битвой при Акции в 31 г. до н. э.; в LVI (18—22) очень драматично рассказано о битве в Тевтобургском лесу (9 г. н. э.); в отрывке из LXX (2) дается потрясающий рассказ об убийстве императором Каракаллой его собственного брата в объятиях матери. Монархическая тенденция Диона Кассия ярче всего обнаруживается в передаче продолжительной беседы между Октавианом, Агриппой и Меценатом, когда в ответ на предложение Агриппы восстановить республику Меценат обстоятельно доказывает необходимость власти императора, избираемого сенатом (LI I). В своем стиле Дион подражал Фукидиду и Демосфену, вводя в рассказ речи действующих лиц, иногда довольно длинные, выражающие понимание событий самим автором.
Геродиан (начало III в. н. э.) известен своим трудом «Истории римских императоров после Марка», в котором излагаются события от смерти Марка Аврелия (180 г.) до времени императора Гордиана III (238 г.). Занимательность изложения, а в некоторых случаях даже драматизм, как, например, в описании злодейств императора Коммода, привлекали интерес читателей, и эту историю много раз переводили на разные языки в XVI—XVIII вв. В России ее перевел В. И. Оболенский в 1829 г. Однако позднее она оказалась почти забытой.

Подготовлено по изданию:

Радциг С. И.
Р 15 История древнегреческой литературы: Учебник. — 5-е изд. — М.: Высш. школа, 1982, 487 с.
© Издательство «Высшая школа», 1977.
© Издательство «Высшая школа», 1982.