56

4. ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ПОЭМ

В. Г. Белинский в V статье о Пушкине дал исключительно тонкую характеристику поэзии Гомера: «Читая Гомера, вы видите возможную полноту художественного совершенства; но она не поглощает всего вашего внимания; не ей исключительно удивляетесь вы: вас более всего поражает и занимает разлитое в поэзии Гомера древне-эллинское миросозерцание и самый этот древнеэллинский мир. Вы на Олимпе среди богов, вы в битвах среди героев; вы очарованы этой благородною простотою, этою изящною патриархальностью героического века народа, некогда представлявшего в лице своем целое человечество ; но поэт остается у вас как бы в стороне, и его художество вам кажется чем-то уже необходимо принадлежащим к поэме, и потому вам как будто не приходит в голову остановиться на нем и подивиться ему»1. В. Г. Белинский показал удивительное богатство и разнообразие содержания поэм Гомера.
При более глубоком изучении обеих поэм можно заметить, что они построены по весьма искусному плану и художественная техника их очень далека от примитивной простоты, свойственной произведениям первобытного народного творчества. Содержание каждой поэмы сосредоточено не только вокруг одного героя, но и вокруг одного действия, что отмечал еще Аристотель, который в своей «Поэтике»

1 Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. 7, с. 318.

57

(8, р. 1451а 27 сл.) писал: «Он (Гомер. — С. Р.) сосредоточил рассказ „Одиссеи" вокруг одного, как мы говорим, действия, а точно так же и „Илиады"». И действительно, «Илиада» есть поэма о гневе Ахилла, и все внимание поэта сосредоточено на этом. С гневом Ахилла связаны все остальные события. При этом все действие занимает только пятьдесят дней из десятилетней осады Трои ахейцами и заканчивается трогательной сценой всенародного погребения Гектора. Однако для ясности изложения автор делает иногда отступления. Таковы, например, перечисление сил ахейцев и троянцев (II, 484—877), характеристика главных героев ахейского войска, которая вложена в уста Елены (III, 171—244), — несколько запоздалая на десятый год войны, рассказ о возведении стены вокруг ахейского лагеря — на десятый год войны (VII, 433—464). Некоторые эпизоды как будто не имеют органической связи с основной нитью рассказа. Таковы, например, подвиги Диомеда (V), свидание Гектора с Андромахой (VI, 369—503), ночная разведка Диомеда и Одиссея (X), описание щита Ахилла (XVIII, 478—616) и др.
Содержание «Одиссеи» также отличается цельностью. Основная тема ее — возвращение на родину хитроумного и многострадального героя. Все действие приурочено к последним сорока дням его странствий, а полное представление обо всех испытанных им раньше страданиях дается в виде рассказа самого Одиссея на пиру у царя Алкиноя (IX—XII). Этот художественный прием свидетельствует о высоком развитии древнегреческого поэтического мастерства. Несколько обособленной является начальная часть поэмы (I—IV), в которой только постоянно упоминается имя Одиссея, а главным действующим лицом оказывается его сын Телемах. Совершенство плана и цельность поэмы нарушаются в V песни, где рассказ о собрании богов в общем повторяет начальную сцену первой песни. В остальном содержании поэмы выделяются две части: 1) отплытие Одиссея с острова нимфы Калипсо, прибытие к феакийцам и пребывание у них (V—XII), 2) возвращение на остров Итаку и месть женихам (XIII—XXIII). Как бы дополнением выступает XXIV песнь, рассказывающая о свидании Одиссея с отцом и восстании родичей убитых женихов. Особенно разросся рассказ Одиссея о посещении им загробного мира (XI), а некоторые частности повторяются в начальном эпизоде XXIV песни о приходе в обитель Аида душ убитых женихов.
Таким образом, рассмотрение обеих поэм приводит к двойственному заключению: при несомненном единстве плана в каждом из этих произведений отдельные части представляют много разнообразия, некоторые же эпизоды уводят в сторону от основной нити рассказа. Это обстоятельство, как будет показано ниже (гл. III), вызывает различные соображения о происхождении поэм — принадлежат ли они все единому творцу или были внесены в поэму разными аэдами в различные времена?
«Творение Гомера есть превосходнейшая энциклопедия древности», — писал в своем «Предисловии» к переводу «Илиады» Н. И. Гнедич1. Характеризуя творческий метод Гомера, он метко

1 Гнедич Н. И. Стихотворения, с. 311.

58

определил его следующими словами: «Гомер не описывает предмета, но как бы ставит его перед глаза: вы его видите. Это волшебство производят простота и сила рассказа»1. Такое непосредственное восприятие мира не ограничивалось воспроизведением частного и единичного; оно позволяло открывать общее, типичное и в мифологических образах и, несмотря на гиперболичность и на внешнюю мотивировку действий героев вмешательством высших сил, показывать естественные чувства и страсти людей во всем своеобразии индивидуальности. Это — естественный, стихийный реализм.
Обе поэмы в ярких реалистических чертах воспроизводят явления действительной жизни и быт греческих племен, и это теперь, после новейших открытий археологии, стало совершенно очевидным. В «Илиаде» отразился по преимуществу быт военного времени, в «Одиссее» даны главным образом картины мирной жизни.
Война — основная стихия героев «Илиады», причем битва изображается чаще не в виде столкновения народных масс, а как выступление отдельных героев, отличающихся исключительной силой, искусством и храбростью. Такие герои легко побивают целые толпы простых воинов, а серьезная борьба происходит только между ними. Воители сначала мечут друг в друга копья, потом камни, затем сходятся врукопашную. Среди всех таких единоборств особенно важное значение имеет поединок Ахилла с Гектором (XXII). В «Илиаде» нередко изображаются выезды героев на колесницах. В позднейшую эпоху в Греции об этом сохранялись воспоминания. Но памятники крито-микенской эпохи неоднократно воспроизводят такие сцены.
Во многих местах «Илиады» описываются подвиги отдельных героев: Диомеда — в V песни, Агамемнона — в XI, Менелая — в XVI, когда он защищает труп Патрокла против троянцев. Но самым замечательным подвигом является победа Ахилла над Гектором. В лице Ахилла, таким образом, воплощен идеал военной доблести. Перед началом поединка между героями обычно происходит разговор, похвальба сильного перед слабым. Кроме того, воитель хочет знать, с кем он имеет дело. В VI песни (119—236) рассказывается, как, встретившись на поле битвы, Диомед и союзник троянцев Главк из разговора узнают, что между их родами были отношения гостеприимства, и ввиду этого они подают друг другу руки, обмениваются оружием и мирно расходятся. Иногда единоборство происходит при особых условиях: чтобы обеспечить свободу борцам и невмешательство посторонних, заключается перемирие, освящаемое клятвами и жертвоприношениями. Так начинается единоборство Париса с Менелаем (III). Бой Аякса с Гектором (VII), затянувшийся до темноты, прерывается глашатаями, и стороны обмениваются подарками (299—305). Однако чаще мы видим картины жестокого кровопролития и убийств. Победитель спешит снять с убитого доспехи и завладеть его трупом, чтобы получить с родственников богатый выкуп за тело убитого, так как, по представлениям древних, остаться после смерти без погребения было величайшим несчастьем. Только особая ненависть к врагу

1 Гнедич И. И. Стихотворения, с. 313.

59

может заставить победителя отказаться от соблюдения этого обычая, как хотел сначала сделать Ахилл по отношению к Гектору, мстя ему за убийство Патрокла.
Живя в обстановке войны и убийств, поэт с поразительным реализмом изображает сцены смерти и предсмертных конвульсий: умирающий, упав на землю, судорожно хватает ее зубами (II, 418; XI, 749; XVI, 345—350). Ослабление (буквально «развязывание») колен — это физиологический признак наступления смерти (XXIV, 498). Также ярко изображаются жестокость и насилие победителей. При взятии города Фив Плакийских (I, 366—369; VI, 414—424), при завоевании острова Лесбоса (IX, 128—131) все мужское население перебито, все женщины уведены в плен и обращены в рабство. Красивейшие женщины отданы вождям в качестве почетных даров. На эти ужасы войны указывает Феникс, уговаривая Ахилла смирить свой гнев (IX, 591—594). Потрясающую картину взятия города врагами рисует Приам, когда умоляет Гектора укрыться за стенами города от ярости Ахилла (XXII, 69—75).
В «Илиаде» поэт редко отвлекается от военных сцен и военных советов к картинам мирного быта. Тем более ярким контрастом является наполненная глубоко гуманным чувством сцена свидания Гектора с Андромахой в VI песни. Исключение составляют также описания пиров и жертвоприношений (например, I, 465—468; II, 428—430; VII, 313—320 и др.). Мирные сцены встречаются также в виде сравнений, которыми так богата поэма. Особняком надо поставить описание мирных сцен, изображенных Гефестом на щите Ахилла (XVIII, 490—607). Образ настоящего кузнеца-ремесленника представлен в лице самого Гефеста (XVIII). Эти сцены ясно выражают симпатии народа и самого поэта к мирной жизни.
«Одиссея», наоборот, переносит нас по преимуществу в обстановку мирного повседневного быта, хотя и эта мирная жизнь нередко прерывается кровавыми событиями. И тут весьма часто мы находим описание пиров — от широкого разгула женихов во дворце Одиссея и пира у царя Алкиноя до скромного угощения у свинопаса Эвмея. Праздничная сторона жизни, как видно, сильно привлекала поэта. Но при этом «Одиссея» дает и много подробностей хозяйственной жизни, как, например, описание сада Алкиноя (VII, 112—132), свиных хлевов Эвмея (XIV, 5—28) и др.; даже хозяйство киклопа Полифема описывается весьма реалистично (IX, 216—223). Много внимания уделено изображению домашней работы женщин. Этим занимаются и царицы — Пенелопа (I, 352—354; XIX, 514), Елена (IV, 130—135), Арета (VI, 53; 305—307), и их служанки, и нимфа Калипсо (V, 62), и волшебница Кирка (X, 222 сл.). А феакийская царевна Навсикая вместе с рабынями отправляется на берег моря стирать белье.
Мастерство поэта с особенной силой выступает в отдельных сценах, из которых слагается весь рассказ. Некоторые сцены с давних пор уже расцениваются как имеющие мировое значение по художественной силе. Так, В. Г. Белинский указал на глубочайший драматизм сцены, в которой представлено, как старец Приам целует руки убийцы

60

своих сыновей Ахилла в XXIV песни «Илиады»1. Подлинное горе отца встает перед нами в рассказе о Приаме, который, став свидетелем смерти сына и надругательства врага над его трупом, рвется в поле. Он просит окружающих пустить его к победителю, чтобы умолять о выдаче тела (XXII, 412—428). По силе не уступает этому и сцена свидания Гектора с Андромахой. А в «Одиссее» замечательными образцами самого тонкого психологического наблюдения можно считать такие сцены, как омовение ног и узнавание Эвриклеей Одиссея по шраму на ноге (XIX, 361—507), две встречи Одиссея с Пенелопой (в XIX и в XXIII песнях), которая в течение двадцати лет ждала его и, увидев его перед собой, не могла узнать, пока, наконец, он не назвал верных признаков. К числу блестящих мест «Одиссеи» надо отнести и замечательное описание бури в V песни (282—463). Хотя поэт и говорит, что бурю поднял Посейдон, участие бога остается невидимым и выражает только миропонимание древнего человека. Все тут протекает совершенно естественным образом, как действие подлинной природной стихии: надо было самому испытать страшную бурю, терпеть кораблекрушение, тонуть, захлебываться морской водой, хвататься за первое подвернувшееся бревно, чтобы создать такую реалистическую картину. Для греков, привыкших иметь дело с морем, это — хорошо знакомая и типичная сцена. В ней надо признать не только внешнюю точность описания, но и глубокий реализм, который, как мы уже видели, хорошо уживается с присущим эпосу гиперболизмом и фантастикой.
Во всех этих сценах и во всех подробностях описаний, несмотря на идеализацию далекого прошлого, которое хочет нам показать поэт, выступает правда жизни его времени. А на фоне их, как обобщение воспроизводимой жизни, выступают со своими типичными чертами люди той эпохи — ее герои.
В композиции и в проведении основной мысли поэм играет большую роль особая поэтическая ирония, выражающаяся в том, что герой, стремясь к какой-нибудь цели, не подозревает того, что по своему «неразумию» достигает совершенно обратного. Так, Агамемнон, думая своей речью поднять дух воинов, вызывает их бегство (II). Нередко воин, убив противника, спешит снять с него доспехи и ограбить; но тут его самого настигает смерть (IV, 457—472). Особенно важно это в отношении главных героев. Агамемнон был полон уверенности, что сумеет обойтись без помощи Ахилла. Но его постигает горькое разочарование, и он кается в своей ошибке, тщетно умоляя через послов о примирении (IX). Однако и сам Ахилл, предавшись необузданному гневу, высказывает полную непримиримость, но, потеряв вследствие этого лучшего друга, уже сам соглашается на примирение и принимает подарки от Агамемнона, проклиная свой гнев. Такая «ирония» становится ясной при сопоставлении этих удаленных одно от другого мест. Этим приемом поддерживается внутренняя связь между такими местами, а вместе с тем в этом обнаруживается единство поэтического замысла.

1 См.: Белинский В. Г. Сочинения А. Пушкина. — Полн. собр. соч., т. 7, с. 152.

Подготовлено по изданию:

Радциг С. И.
Р 15 История древнегреческой литературы: Учебник. — 5-е изд. — М.: Высш. школа, 1982, 487 с.
© Издательство «Высшая школа», 1977.
© Издательство «Высшая школа», 1982.